Первая мировая война. Катастрофа 1914 года - читать онлайн книгу. Автор: Макс Хейстингс cтр.№ 183

Эдуард Кердеве, прибыв вместе со своей частью на северо-восток Франции, никак не ожидал, что их загонят в глубокие траншеи. «Нам это в диковинку», – признавался он. Однако именно такое будущее их ожидало. Миллионы людей месяцами занимали почти неизменные позиции в непосредственной близости от противника. «На заре траншейной войны, – писал Фрэнк Ричардс, – обе стороны вели себя довольно безрассудно. Нередко можно было увидеть немца, выскакивающего из окопа и несущегося в деревню. Добежать удавалось не всегда. Постепенно воюющие стороны научились уважать меткость противника настолько, что никто даже палец высунуть не отваживался» {1074}. Корреспондент Эллис Эшмид-Бартлетт писал в Daily Telegraph: «На современной войне солдаты часто невидимы, поскольку, чтобы хоть как-то противостоять адским творениям Круппа, Шнайдер-Крезо и прочих, приходится зарываться в землю, вылезая лишь для того, чтобы подстрелить противника, если у того хватит дерзости показаться». Роберт Харкер отмечал в ноябре, что в его секторе позиции противников разделяли всего несколько метров, однако «на этой войне иногда можно день за днем сидеть в траншее, не видя ни одного немца» {1075}.

Колин Филлипс из Королевской конной гвардии досадовал в письме из-под Ипра: «Первое, что ты здесь усваиваешь, – забудь и думать о славе». Во время атак некоторые немецкие офицеры специально брали винтовки или ранцы, чтобы сойти за рядовых и не привлекать особого внимания вражеских стрелков. Солдаты откручивали пики со своих шлемов, чтобы те не выдавали их, торча над бруствером. Чтобы не подставить врагу ни одной части тела, требовалась жесткая дисциплина. Лайонел Теннисон из стрелковой бригады возмущался беспечностью своих соседей по батальону, Сифортских шотландских горцев: «Невозможные люди: если хотя бы минут 20 проходит без обстрела, они вылезают из траншей и разгуливают как по мирной улице. В результате многие погибают по глупости» {1076}.

У британцев сложился скучный до зубовного скрежета и бесконечно неудобный распорядок. Подъем до зари, завтрак в семь, обед в половине первого, чай в четыре, ужин в семь, отбой в половине десятого – для тех, кто не в наряде. Однако этот курортный режим днем и ночью нарушали тревоги, дозоры, утомительные наряды, поэтому большинство по несколько дней не раздевалось и даже не разувалось. Основной рацион составляли консервы, галеты, хлеб и варенье, разбавляемые маленькими гостинцами из дома. Почтовая служба наладила на удивление четкую систему доставки, благодаря которой миллионы людей в шаге от смерти получали почти свежие британские газеты (через день-два после выпуска), а вместе с ними разные приятные мелочи. Офицеры заказывали сигары, печенье и прочее из роскошных лондонских магазинов. Один гренадерский офицер оставил в Fortnum & Mason заказ на два фунта кофе в неделю, но до гибели успел выпить только месячную норму. К сестре Мейн в бельгийский госпиталь в Ферне куриные яйца, отправленные из Кукстауна в ирландском графстве Тирон в 4 часа вечера во вторник, прибыли в 5 вечера четверга {1077}.

Солдаты учились ценить позиции в непосредственной близости к немцам, спасавшие от артиллерийского огня. «Так они нас не поджарят», – с удовлетворением отмечал Франсуа Майер, используя французский жаргон {1078}. Если marmite – «подогревать на огне» – означало артиллерийский обстрел, то pruneau – черносливом – называли пулю. Гвардейский офицер лорд Каван писал в декабре: «В последнее время учились в основном трем вещам. Первое – самостоятельно изготавливать древесный уголь, перевозить его и использовать в отрытых траншеях. Второе – метать гранаты. Самое то для гренадеров. Третье – стрелять по аэропланам, но тут загвоздка в том, что птиц почти нет и от выстрела до выстрела заснуть можно» {1079}. На некоторых участках, например, на Шеман-де-Дам, обе стороны устанавливали прожекторы, чтобы ночные атаки не застигали врасплох. Заграждения из колючей проволоки ширились, хотя до фантастических размеров в последующие годы им было еще далеко. Некоторые британские офицеры не желали расставаться с убеждением, что война должна вестись в соответствии с кодексом чести, а немцы этот кодекс, по их мнению, нарушали. Роберт Харкер жаловался: «Подлостей у них в запасе не перечесть – то они нападают на нас переодетыми в хаки или даже в килты, то выкрикивают на английском: “Не стреляйте, мы из такого-то полка” – британского, разумеется. А еще дают команду “Прекратить стрельбу!” на английском и используют наши сигналы» {1080}.

Французский «пуалю» Луи Бартас попал на фронт вместе со своей частью в конце ноября, предшествующие месяцы занимаясь охраной пленных и сопутствующими задачами. Проехав через всю страну из Нарбонны, в Анкин на Па-де-Кале он прибыл темным зимним вечером. Рано поутру на окраине города его по-приятельски приветствовали три призрачные фигуры, перемазанные грязью с ног до головы и почти потерявшие человеческий облик. Это были его однополчане, покинувшие казарму всего пятью днями раньше. «Они рассказывали, как приходится часами копаться в грязи под открытым небом, под бесконечными дождями, да еще и впроголодь» {1081}. Вскоре Бартас с товарищами оказался в полузатопленной траншее. Когда стемнело, они долго не могли заснуть, терзаясь разными страхами, которые только усиливала беспорядочная перестрелка и вспышки.

Когда их наконец сморил сон, над ухом послышался лязг лопат и мотыг. «Что вы делаете?» – спросил Бартас у маячащих в полумраке силуэтов. «Хороним погибших в последней атаке», – буркнули в ответ. Однако немало серых комков бренной человеческой плоти оставались на ничейной полосе на поживу крысам и кружащим в небе воронам. Другой французский солдат рассказывал, как сраженная пулеметными очередями пехота еще месяц лежала перед его траншеей, «ровненько, как на маневрах. Их поливает дождь, и пули дробят выбеленные кости. Как-то вечером Жак, стоя в карауле, видел, как из-под вылинявших шинелей разбегались огромные крысы. Жирные, отъевшиеся на человечине. С бьющимся сердцем он подполз к мертвецу. Шлем скатился, обнажив голый оскаленный череп – мясо обглодано до кости, глаза выедены. Челюсть отвалилась на расползающийся в клочья мундир, и из раззявленного рта выскочила мерзкая хвостатая тварь» {1082}.

18 ноября в британской прессе было напечатано письмо безымянного офицера британских экспедиционных войск. «Читая здесь английские газеты, понимаешь, что Англия еще не избавилась от романтических представлений о войне, которые больше не имеют никакого отношения к действительности. У читателя по-прежнему создается впечатление, будто война – это доблестные боевые схватки. – Далее автор письма цитировал выдержки о действиях Лондонского шотландского полка при Ипре. – Ничего подобного. Вся доблесть наших солдат – а она не вызывает сомнений – состоит в том, чтобы дневать и ночевать в сырых траншеях под жуткий грохот и содрогание земли от рвущихся снарядов. <…> Я читал о Спортивном батальоне, целиком набранном из спортсменов [один из тех самых «приятельских» батальонов «по интересам», о которых шла речь в 3-й главе]. Отличная задумка – если бы на фронте требовались индивидуальные таланты. Но в них там нет нужды, там требуются обычные люди, много обычных людей – дисциплинированных и обученных стрелять – причем стрелять не когда попало, а в нужный момент, а не те, кто с грозным выкриком разрубает двух немцев одним ударом».