Батальон смерти - читать онлайн книгу. Автор: Мария Бочкарева cтр.№ 34

Мы все, пятьсот человек, набросились на своих конвоиров и, разоружив многих из них, завязали жестокую рукопашную схватку. Как раз в это время наши солдаты прорвались через проволочные заграждения в немецкие окопы. Противник пришел в неописуемое замешательство, расправа была безжалостной. Я схватила пяток лежавших рядом со мной ручных гранат и швырнула в группу германцев. Человек десять, похоже, убила. В это время вся наша первая цепь пересекла реку. Передовая позиция германцев была взята, и теперь оба берега Стыри контролировали русские войска.

Вот так и закончилось мое пленение. Я пробыла в руках у германцев всего восемь часов, но полностью расквиталась с ними за это. В течение нескольких последующих дней в наших рядах наблюдалась повышенная активность. Мы укрепляли вновь занятые позиции и готовились к новой атаке на противника. Два дня спустя был получен приказ о наступлении. Но наша артиллерия опять-таки не сумела разрушить германские проволочные заграждения. Несколько продвинувшись вперед под уничтожающим огнем неприятеля, мы вынуждены были отступить, неся тяжелые потери, оставив многих товарищей ранеными и умирающими на поле боя.

Наш командир собрал группу из двадцати добровольцев по сбору раненых. Я откликнулась одной из первых. Прикрепив большие знаки Красного Креста так, чтобы их хорошо было видно, и оставив в окопах свои винтовки, мы вышли на открытую местность средь бела дня, чтобы спасти раненых. Немцы подпустили меня почти к самому заграждению из колючей проволоки. Но когда я наклонилась над раненым, у которого была перебита нога, то услыхала щелчок отводимого затвора и тут же распласталась на земле. Пять пуль просвистели над моей головой одна за другой, и большинство их угодило в раненого солдата. Я продолжала лежать без движения, и германский снайпер перестал стрелять, по-видимому решив, что меня он тоже убил. Я оставалась там дотемна и только тогда приползла назад в свою траншею.

Из двадцати добровольцев, действовавших под флагом Красного Креста, в живых осталось пятеро.

На следующий день командир в приказе объявил благодарность всем солдатам, которые, оказавшись в плену, проявили инициативу при своем освобождении, вступив в схватку с неприятелем. Моя фамилия значилась там первой. Отмечены были в приказе и те, кто отказался дать германцам какие-либо сведения. А одного солдата, выдавшего противнику много важных сведений, расстреляли. Меня представили к кресту 2-й степени, но поскольку я женщина, то получила только медаль 3-й степени.

Новый, 1917 год мы встретили, находясь на отдыхе в трех верстах от линии фронта. На постое в те дни было много шуток и веселья. Хотя дисциплина оставалась по-прежнему строгой, отношения между офицерами и солдатами за три с половиной года войны целиком и полностью изменились.

Пожилые офицеры, прошедшие подготовку еще в довоенное время, выбыли из строя – они либо погибли в боях, либо получили увечья и стали инвалидами. Пришедшие им на смену молодые офицеры, как правило, прежде были студентами или школьными учителями. Они отличались либеральными взглядами и гуманным обращением с солдатами, свободно общались с рядовыми и позволяли многое такое, что раньше не допускалось. На празднике Нового года танцевали все вместе. Но эти взаимоотношения нельзя было полностью объяснить новыми веяниями, идущими сверху. В известной мере они порождались нарастающими настроениями тревоги и беспокойства в солдатских массах, пока еще не осознанными и скрытыми.

По возвращении на передовую командир 5-го корпуса генерал Валуев устроил нам смотр. Я была представлена ему нашим командиром. Генерал тепло пожал мне руку, заметив, что слышал обо мне много похвального.

Наши позиции теперь располагались на холме, неподалеку от селения Зеленая Колония, а неприятель находился под нами, в долине. Траншеи, которые мы занимали, еще совсем недавно принадлежали германцам.

Был конец января, когда я во главе патруля из пятнадцати человек совершила вылазку на ничейную полосу. Мы проползли по канаве, которая когда-то служила у немцев ходом сообщения. Она пролегала по открытой местности, поэтому мы соблюдали величайшую осторожность. Когда мы приблизились к линии неприятельских траншей, мне показалось, что я слышу немецкую речь. Оставив на месте десять человек с приказом быть начеку и в случае возникновения стычки прийти на помощь, мы впятером поползли, как змеи, совершенно бесшумно. Голоса германцев слышались все отчетливее.

Наконец показался германский передовой пост подслушивания. Четверо немцев сидели к нам спиной и грели руки над костерком. Их винтовки лежали разбросанные на земле. Двое из моих солдат, дотянувшись до немецких винтовок, утащили их. Эта была напряженнейшая операция, и казалось, она проводилась так долго, что прошла целая вечность. Германцы болтали себе как ни в чем не бывало. Когда я осторожно потянулась за третьей винтовкой, двое немцев, видимо услышав какой-то звук, начали оборачиваться.

В мгновение ока мои солдаты набросились на них и закололи штыками, прежде чем я успела что-то понять, у меня было намерение привести всех четверых немцев к нам на позицию. Но двух из них мы все же взяли живыми.

За все время несения патрульной службы – а я участвовала по крайней мере в сотне таких вылазок на ничейную полосу – это был первый случай устранения германского аванпоста подобным образом. Мы с триумфом вернулись со своей добычей к себе.

Один из пленников был высокий, рыжеволосый; другой – в пенсне, по всей вероятности, образованный человек. Мы доставили их в штаб полка. По пути нас поздравляли и даже аплодировали. Командир осведомился о подробностях захвата немецких солдат, и мы рассказали обо всем. Он поздравил меня, крепко пожав руку. То же самое сделали и другие офицеры, заверив, что мое имя будет занесено навечно в историю Полоцкого полка. Я была представлена к золотому кресту 1-й степени и получила двухдневный отпуск для отдыха в деревне.

К концу второго дня из резерва прибыла наша рота. Между тем в нашей среде начали происходить странные вещи: солдаты шепотом передавали друг другу недобрые слухи о смерти Распутина и его связях с царским двором и Германией. В солдатских массах пробуждался дух неповиновения. Правда, он все еще не был явным, но люди уже устали, смертельно устали от войны.

– Сколько же нам еще сражаться? За что воюем?

Эти вопросы задавал себе каждый. Шла уже четвертая зима, а войне все еще не было конца. Наши ребята по-настоящему мучились в поисках ответа на трудную загадку, какой стала для них война. Разве не подтверждался вновь и вновь факт предательства штабных офицеров? Разве не доходили бесчисленные слухи о том, что царский двор настроен прогермански? Разве не слыхали они, что военный министр арестован по обвинению в измене? И не ясно ли теперь, что и правительство, и высшее начальство заодно с неприятелем? Тогда зачем же продолжать бесконечно эту кровавую бойню? Если правительство в сговоре с Германией, что мешает ему заключить с ней мир? А может быть, просто хотят истребить еще несколько миллионов человек?

Эта загадка бередила крестьянские умы солдат. Положение осложнялось тем, что сотни других предположений разными путями проникали на фронт. И русский солдат в феврале 1917 года был духовно подавлен, разочарован и угрюм.