Вторая мировая война. Ад на земле - читать онлайн книгу. Автор: Макс Хейстингс cтр.№ 207

Капрал Гельмут Фромм, сражавшийся с русскими в Саксонии, записал в своем дневнике на Пасху: «Я сижу при свечах в своем НП (наблюдательном пункте) в 500 м от иванов. Ледяной ветер насквозь продувает брезент. Артобстрел продолжается всю ночь, перемежаясь пулеметным огнем и храпом моего соседа. Когда я шел по окопам час назад, кто-то из сержантов сказал мне, что американцы уже в Гейдельберге. Сейчас я отрезан от всех своих близких, и они, должно быть, беспокоятся обо мне. Интересно, где мой брат? Я уверен, что снова увижу их, потому что я верю в Бога. Сколько еще продлится это безумие? Да поможет нам Бог. Это был долгий военный поход, усыпанный трупами и политый слезами. Дай нам Пасху, за которой наступит искупление»37. Капралу Фромму было 16 лет.

Ги Сайер, служивший в дивизии Гроссдойчланд, писал: «Мы уже дрались не за Гитлера, не за национал-социализм, не за Третий рейх, мы дрались даже не за своих невест, не за матерей, не за семьи, оказавшиеся в западне опустошенных бомбежками городов. Мы дрались только из одного страха… Мы дрались за самих себя, дрались, чтобы не погибнуть в этих окопах, полных грязи и снега, дрались, как крысы»38. Немецкий лейтенант устало разъяснял своей невесте: «Быть офицером значит всегда качаться туда-сюда, как маятник, между рыцарским крестом, березовым крестом и военным трибуналом»39. Жительница Берлина писала: «В эти дни я постоянно замечаю, как мое отношение к мужчинам… меняется. Я чувствую к ним жалость, они кажутся такими жалкими и бессильными. Слабый пол. Глубоко в душе мы, женщины, испытываем своего рода коллективное разочарование. Нацистский мир, которым правили мужчины, который прославлял сильного мужчину, начинает рушиться, а с ним и миф о “мужчине”»40.

Русский солдат 19 апреля писал своей жене из Восточной Пруссии:

«Здравствуй, моя любимая! Последние две недели мы наступали почти каждый день, ночуя в бункерах, палатках или просто под открытым небом. Однако со вчерашнего дня нас расквартировали в доме, и мы спали в кроватях… Наше подразделение заслужило это тем, что мы сделали свое дело под Кенигсбергом, и, конечно, он был взят. Наши самолеты бомбили город три дня подряд. Земля тряслась при артобстреле, город окутался облаками дыма. Сначала фашисты отчаянно сопротивлялись, но они не смогли выдержать этот ад. Кажется, у них не хватало боеприпасов, а еще не было поддержки с воздуха… Огромное их количество было взято в плен. По радио объявили: “Передовые отряды союзников перешли границу Чехословакии!” Все должно скоро закончиться! Возможно, еще не все будет позади: остается Япония, будь она проклята… Но мне кажется, что, как только война в Европе закончится, союзники постараются быстро покончить и с ней»41.

По мере того как разваливалась система снабжения Германии, начиная с конца марта гражданское население столкнулось с серьезным голодом даже в зонах, которые по-прежнему удерживал вермахт. И все понимали, что дальше будет хуже. Подросток из Берлина Дитер Борковски 14 апреля ехал на городской электричке, набитой пассажирами, которые вслух громко выражали свой гнев и отчаяние. И вдруг солдат с медалями, которые казались нелепыми на его невзрачной, грязной фигуре, крикнул: «Тихо! Я хочу вам кое-что сказать. Даже если вы не хотите слушать! Мы должны выиграть эту войну. Мы не должны терять мужества. Если победит противник и сделает с нами хоть часть того, что мы делали на оккупированных территориях, через неделю в живых не останется ни одного немца». Борковский писал: «В поезде стало так тихо, что было бы слышно, как упала шпилька»42.

Когда русские дошли до Люббенау, находящегося почти в 100 км к югу от Берлина, жена офицера СС Хильдегард Трутц надеялась, что двое маленьких детей, которых она сжимала в объятьях, спасут ее от изнасилования. «Господи! Когда появился первый, я устроила целый спектакль! Когда это сейчас вспоминаю, я не могу удержаться от смеха. Я держала Эльке на руках, а Норфрида вытолкнула перед собой, надеясь, что это разжалобит русского. Но он просто оттолкнул Норфрида в сторону и повалил меня на землю. Я кричала и цеплялась за Эльке, но русский не останавливался, пока мне не пришлось отпустить ее. Он сделал все довольно быстро, ему на все потребовалось не больше пяти минут… Я скоро поняла, что гораздо лучше совсем не сопротивляться, потому что, если не сопротивляться, все заканчивается гораздо скорее»43.

Фредерика Гренсеманн, вернувшись домой с работы, увидела, что ее отец, получивший повестку, собирается в фольксштурм. Он вручил ей свой пистолет и сказал: «Все кончено, дитя мое. Обещай мне, что, когда придут русские, ты застрелишься»44. Затем он поцеловал ее и ушел, чтобы погибнуть в бою. Очень немногие немцы относились к мобилизации самообороны добросовестнее, чем господин Гренсеманн. Сделалась популярна пародия на песню «Вахта на Рейне»: «Дорогая Родина, будь спокойна, фюрер призвал в армию дедушек»45. Жители Берлина раскупили все продукты, какие еще оставались в магазинах, затем спрятались в подвалах, которые стали их убежищами на несколько следующих дней. В темноте, во время паузы между воздушными налетами русских, Руфь-Андреас Фридрих отважилась на короткую вылазку. Она увидела красное небо на востоке, «как будто по нему была разлита кровь», и услышала артиллерийскую канонаду, которая теперь вообще не прекращалась и «рокотала как отдаленный гром. Это не были бомбежки, это была… артиллерия… Перед нами простирался бесконечный город, черный в черноте ночи, скрюченный, словно он желал закопаться в землю. И нам было страшно»46.

Датский корреспондент Якоб Кроника писал, что многие жители Берлина в эти дни страстно желали смерти своему вождю. «Много лет назад они кричали: “Хайль!” Теперь они ненавидят человека, который зовется их фюрером. Они ненавидят его, они боятся его; из-за него они переносят трудности и принимают смерть. Но у них нет ни сил, ни смелости, чтобы освободиться от его дьявольской власти. В пассивном отчаянии они ждут заключительного акта этой драмы»47.

В своем тылу нацисты проводили заключительную вакханалию убийств: опустошались тюрьмы, узников расстреливали; почти все выжившие противники режима, содержавшиеся в концентрационных лагерях, были казнены, да и виновных в меньших преступлениях с ужасающей легкостью зверски убивали. 31 марта на станции Кассель-Вильгельмсхоэ солдатами были окружены и расстреляны 78 итальянских рабочих, которых заподозрили в краже из грузового эшелона вермахта. К западу от Ганновера гестапо уничтожило 82 узника, среди которых были остарбайтеры и военнопленные. 6 апреля в тюрьме в Ладе были убиты 154 советских заключенных, а еще 200 – в Киле. В последние дни нацизма, пока у нацистов еще сохранялась власть над жизнью и смертью, обреченные злобные существа, верные Гитлеру, стремились лишить радости освобождения всех, до кого могли дотянуться.

Сотни тысяч заключенных гнали на запад, чтобы они не достались русским, и для многих это был буквально «марш смерти». Еврей Хьюго Грин описал то, что ему пришлось пережить в колонне истощенных от голода рабов по пути в Заксенхаузен: «Когда мы вышли из Либерозе, отошли на некоторое расстояние и остановились, то услышали сильную стрельбу, и затем [пошел] дым. Они убили и сожгли всех, кто не мог идти. Этот марш был просто пыткой. Снег, грязь. Когда наступили сумерки, нам велели свернуть налево или направо, выйти на ближайшее поле и лечь. Утром все встали, кроме тех, кто не смог встать, затем мы пошли вперед, немного подождали, пока сзади слышалась стрельба, затем пошли дальше»48. Почти половина из 714 211 заключенных рейха, которые содержались в концентрационных лагерях в январе 1945 г., к маю были уничтожены, а с ними – множество военнопленных. 12 апреля симфонический оркестр Германии дал последний концерт, организованный Альбертом Шпеером. Исполнялись концерт Бетховена для скрипки с оркестром, затем Восьмая симфония Брукнера. И прозвучал финал «Гибели богов» Вагнера.