Вторая мировая война. Ад на земле - читать онлайн книгу. Автор: Макс Хейстингс cтр.№ 132

12 июля Жуков нанес контрудар: началась операция «Кутузов», направленная против северного выступа возле Орла. Немецкий офицер-танкист писал: «Нас предупредили, что мы наткнемся на огонь PaK [противотанковых орудий], неподвижно стоящих на своих позициях танков… а вместо этого на нас обрушилось казавшееся бесконечным море вражеской бронетехники. Никогда до того дня я не ощущал с такой полнотой мощь и многочисленность русских. Облака пыли мешали люфтваффе прийти нам на помощь, и вскоре большое число Т-34 прорвали наш заслон и крысами понеслись по полю»23. В этом вихре железа танки противников сталкивались и так и замирали грудой покореженной стали; многие стреляли друг в друга в упор. Сотни километров черной пыли и дымящихся машин: две крупнейшие танковые армии в истории схватились друг с другом, сметая и уничтожая все на своем пути. Поединок танков был смертоносен, выживал тот, кто успевал выстрелить первым. К ночи 12 июля пошел дождь, и под покровом тьмы с обеих сторон принялись эвакуировать подбитые танки и раненых, подвозить топливо и боеприпасы.

Со стратегической точки зрения ясно было одно: немцы уже не могли возместить свои потери. Наступление Манштейна захлебнулось. Если на каких-то участках русские не продвинулись, по крайней мере они не отступили. В тот самый день за 3500 км американские и британские части, высадившиеся на Сицилии, начали поход вглубь острова. У Гитлера сдали нервы. 13 июля он заявил своим генералам, что придется перебросить две панцирные дивизии СС, самое мощное боевое соединение на Восточном фронте, на защиту Италии. Операция Citadel тем самым отменялась. Жуков инспектировал поле боя вместе с танковым генералом Ротмистровым. Ротмистров писал: «То было ужасное зрелище: разбитые и сгоревшие танки, покореженные пушки, валявшиеся повсюду бронемашины и грузовики, осколки ядер и обрывки гусениц»24. Немцы еще несколько дней продолжали атаковать в надежде вырвать для Берлина некое подобие победы, но вскоре вынуждены были остановиться. Среди прочих потерь под Курском погиб и миф о непобедимости Манштейна, хотя Манштейн так и не взял на себя ответственность за эту неудачу.

А в тылу врага партизаны яростно атаковали немецкую систему коммуникаций: только за 20–21 июля было совершенно 430 нападений на железные дороги. Экипажи паровозов – несчастных русских, насильно мобилизованных оккупантами, – партизаны без долгих разбирательств убивали. К середине 1943 г. на Украине и в других восточных областях, где немцам не удалось установить полный контроль, насчитывалось до 250 000 партизан. Деятельность партизан была здесь гораздо активнее и эффективнее любого европейского сопротивления, в том числе и потому, что Москва поддерживала их, нисколько не смущаясь карами, обрушившимися на мирное население. «Немцы двинули на этот партизанский край танки, авиацию, артиллерию. И раздавили. Все деревни сожжены дотла. Жители ушли в лес и образовали так наз. гражданские лагеря. Отряды подробились. Большим отрядам жить нельзя: ни спрятаться (они прочесывают леса), ни прокормиться. С харчем очень туго. Последние два месяца отряд, где был Сиволобов, питался только мясом (коровы и лошади). Видеть мяса уже не могли. Хлеба нет, картошки нет, ничего. Курили рябину. У гражданских (кочующих деревень) лучше. Они кой-чего все-таки припрятали. В частности, прятали в искусственных могилах. Немцы прочухали, начали разрывать: глядь, взаправдашний немец лежит! Террор страшный. Во многих местах расстреливают детей старше 10 лет – “большевистские шпионы”», – писал побывавший на освобожденной территории военный корреспондент25.

Армия Моделя яростно обороняла Курский выступ вплоть до 25 июля, затем начала откатываться. 5 августа немцы ушли из Орла и Белгорода. 25 августа русские вернули себе Харьков, на этот раз – окончательно. Солдат Александр Слесарев писал отцу: «Мы идем по освобожденной территории, которая два года пробыла под немецкой оккупацией. Население радостно приветствует нас, несут яблоки, груши, помидоры, огурцы и т. д. В прошлом я знал Украину только по книгам, теперь же воочию вижу ее природную красоту и множество садов». Не для всех подданных Сталина возвращение под советскую власть было таким уж счастьем. «Обидно натыкаться на холодный прием в освобожденных городах», – писал солдат26. Немцы разрешали крестьянам обрабатывать наделы и собирать урожай, но вернувшаяся советская власть осуществляла коллективизацию по всей строгости и спровоцировала даже мятежи, описанные Лазарем Бронтманом27. В селе не осталось тракторов, зачастую и лошадей не было, приходилось ковырять землю лопатами и мотыгами. Иногда женщины впрягались в плуг. Даже серпов не хватало.

Боровшиеся за выживание деревни с ненавистью, порой жестоко, обходились с проходившими мимо беженцами: то были лишние рты. Крестьянка из Курской области писала: «Плохо нам теперь, без коров. У нас их забрали два месяца назад, а теперь хоть друг друга ешь!.. Парней тоже не осталось, все воюют на фронте»28. Другая женщина в письме сыну-солдату жаловалась на то, что ей приходится жить в коридоре подле комнаты сестры. Еще одна писала мужу-солдату: «Мы вот уже два месяца не ели хлеба. Лидии пора идти в школу, но у нас нет для нее ни пальто, ни обуви. Наверное, в конце концов, мы с Лидией умрем с голоду. У нас ничего нет. Миша, даже если ты уцелеешь, нас тут не будет». В деревне Барановка, в которой немцы простояли семь месяцев, Лазарь Бронтман застал уцелевшими лишь несколько хозяйственных строений. Бывший председатель колхоза ютился в хлеву с женой и тремя маленькими детьми. Животы у них раздуло от голода.

Отец семейства сказал корреспонденту: «Три месяца не видели хлеба, траву едим». И спросил со страхом: «Неужели опять немец придет?»29 Бронтман отдал несчастным килограмм хлеба, на который они смотрели как на редчайшее лакомство. Другая семья, которой Бронтман предложил чаю, отказалась, заявив, что утратила вкус к подобной роскоши. И все это происходило в одной из самых урожайных до войны областей России. Цензура перехватила письмо от женщины по фамилии Марукова из освобожденного Орла сыну в Красную армию: «Хлеба нет, а про картофель и говорить не приходится. Едим траву, уж ноги не стали ходить»30. Другая женщина по фамилии Голицына писала примерно то же самое: «Хлеба не имею ни кусочка. Встаю утром и не знаю, за что взяться, что варить. Нет ни молока, ни хлеба, ни соли. Помощи никто не оказывает».

Поначалу немцы отступали от Курска, соблюдая боевой порядок, но обе стороны понимали, что для Германии то было сокрушительное поражение: она потеряла полмиллиона солдат за 50 дней боев. Сталин, торжествуя, преисполнившись уверенности, в очередной раз устанавливал новые правила, не желая давать лишней воли Жукову и Василевскому. После Сталинградской победы дальнейшие попытки взять противника в котел не удавались, и потому Сталин принял решение: в основе стратегии Красной армии должны лежать лобовые атаки, а не окружение. К концу августа восемь советских фронтов вели 19 наступательных операций по направлению к Днепру на участке в 1100 км от Невеля до Таганрога. 8 сентября Гитлер разрешил своим войскам отступить на другой берег, а русские гнались за ними по пятам. Они даже провели один из немногих за ту войну массовых десантов: выбросили на западном берегу 4575 парашютистов, из которых уцелела едва ли половина.

Русские армии рвались вперед так же отчаянно, как в прошлом году отступали. Повседневные ужасы войны окружали солдата со всех сторон, и даже победа не утешала. Рядовой Иванов из 70-й армии горестно писал родным в Иркутск: «Смерть здесь везде и повсюду. Никогда мне не свидеться больше с тобой, смерть, страшная, безжалостная и беспощадная, оборвет мою молодую жизнь. Где же мне набрать сил и мужества, чтобы переносить все это? Все грязные до невозможности, обросли и пооборвались. Когда же будет или нет конец этой ужасной войне? Прощай, это письмо будет последним (как хотелось, чтобы оно не затерялось, это прощальное письмо). Прощайте навеки». В такой же безнадежности признается и рядовой Самохвалов: «Папаша и мамаша, я вам опишу свое положение, мое положение плохое: меня контузило. У нас в полку очень много погибло людей, ст. лейтенанта убило, командира полка убило, моих товарищей побило и много ранено, теперь только очередь за мной осталась. Мама, я за 18 лет не видал такого страху, какой был за это время, только знает грудь моя и рубаха. Мама, просите у бога, чтобы я остался жив, вашу бумажку читаю 40 раз и думаю, может, чего поможет. Мама, всю правду я вам говорю, когда был дома, не признавал никогда бога, вспоминаю его на дню 40 раз. Пишу письмо, а свою голову не знаю, куда деть. Папа и мама, прощайте последний раз, больше мне с вами не видеться, прощайте, прощайте»31.