Генерал Слащев-Крымский. Победы, эмиграция, возвращение - читать онлайн книгу. Автор: Олег Смыслов cтр.№ 48

— Спасибо, что приехали. Я ваш большой поклонник. Вы поёте о многом таком, что мучает нас всех. Кокаину хотите?

— Нет, благодарю вас.

— Лида, налей Вертинскому! Ты же в него влюблена!

Справа от него встал молодой офицер в черкеске.

— Познакомьтесь, — хрипло бросил Слащов.

— Юнкер Нечволодов.

Это и была знаменитая Лида (Нина. — Примеч. авт.), его любовница, делившая с ним походную жизнь, участница всех сражений, дважды спасшая ему жизнь. Худая, стройная, с серыми сумасшедшими глазами, коротко стриженная, нервно курившая папиросу за папиросой.

Я поздоровался. Только теперь, оглядевшись вокруг, я увидел, что посредине стола стояла большая круглая табакерка с кокаином и что в руках у сидящих были маленькие гусиные пёрышки-зубочистки. Время от времени гости набирали в них белый порошок и нюхали, загоняя его то в одну, то в другую ноздрю. Привёзшие меня адъютанты почтительно стояли в дверях.

Я внимательно взглянул на Слащова. Меня поразило его лицо. Длинная, белая, смертельно-белая маска с ярко-вишнёвым припухшим ртом, серо-зелёные мутные глаза, зеленовато-чёрные гнилые зубы. Он был напудрен. Пот стекал по его лбу мутными молочными струйками. Я выпил вина.

— Спойте мне, милый, эту… — Он задумался.

— О мальчиках… «Я не знаю зачем…»

Его лицо стало на миг живым и грустным.

— Вы угадали, Вертинский. Действительно, кому это было нужно? Правда, Лида?

На меня глянули серые глаза.

— Вы все помешаны на этой песне, — тихо сказала она.

Я попытался отговориться.

— У меня нет пианиста, — робко возражал я.

— Глупости. Николай, возьми гитару. Ты же знаешь наизусть его песни. И притуши свет.

Но сначала понюхаем.

Он взял большую щепотку кокаина. Я запел.

И никто не додумался

Просто стать на колени

И сказать этим малышкам.

Что в бездарной стране

Даже светлые подвиги —

Это только ступени

В бесконечные пропасти

К недоступной Весне!

Высокие свечи в бутылках озарили лицо Слащова — страшную гипсовую маску с мутными глазами. Он кусал губы и чуть-чуть раскачивался. Я кончил.

— Вам не страшно? — неожиданно спросил он.

— Чего?

— Да вот… что все эти молодые жизни… псу под хвост! Для какой-то сволочи, которая на чемоданах сидит!

Я молчал. Он устало повёл плечами, потом налил стакан коньяку.

— Выпьем милый Вертинский, за родину! Хотите? Спасибо за песню!

Я выпил. Он встал. Встали и гости.

— Господа! — сказал он, глядя куда-то в окно. — Мы все знаем и чувствуем это, только не умеем сказать. А вот он умеет! — Он положил руку на моё плечо. — А ведь с вашей песней, милый, мои мальчишки шли умирать! И ещё неизвестно, нужно ли это было… Он прав.

Гости молчали.

— Вы устали? — тихо спросил Слащов.

— Да… немного.

Он сделал знак адъютантам.

— Проводите Александра Николаевича!

Адъютанты подали мне пальто.

— Не сердитесь, — улыбаясь, сказал он. — У меня так редко бывают минуты отдыха… Вы отсюда куда едете?

— В Севастополь.

— Ну, увидимся. Прощайте. Слащов подал мне руку.

Я вышел».

А теперь стоит перейти непосредственно к очерку генерала Петра Ивановича Аверьянова, из мельчайших деталей которого складывается образ храброго русского офицера и талантливого (как минимум не обиженного Богом) военачальника.

«По поводу награждения войск за боевые операции у Слащова с Врангелем произошло «несогласие во взглядах» вторично, когда Слащов ходатайствовал о наградах за удачно выполненный на побережье Азовского моря десант для овладения Мелитополем. Генерал Врангель отклонил это ходатайство опять-таки по той причине, что «при десанте войска не понесли никаких потерь, т. е. был не десант, а простая высадка с судов на берег», на что Слащов «почтительно» доложил Врангелю, что «отсутствие потерь свидетельствует только об искусстве руководившего войсками начальника». Действительно, отряд, командуемый Слащовым, при выполнении самой высадки на побережье имел ничтожные потери (1 солдата придавило пароходом к балиндеру, 1 офицер убит, несколько человек ранены или получили повреждения), но это отсутствие потерь было следствием прежде всего искусства самого Слащова и непоколебимой ничем веры в своего начальника и выдержки командуемых им войск.

Сам Врангель провожал и напутствовал отправленный в Азовское море на судах десантный отряд Слащова, которому надлежало произвести высадку на обороняемое противником побережье Азовского моря и овладеть Мелитополем. С музыкой, игравшей на палубах, развевающимися флагами, с пением песен сидевшими на судах войсками, в стройных кильватерных колоннах, как на церемониальном марше, вошли в Азовское море суда и продолжали идти по этому морю на виду у наблюдавших с побережья красных. Наконец колонны судов стали на якорь, и на судах началось веселье и пляски под музыку и песни.

Оборонявшие побережье красные были в полном недоумении, не зная, чем объяснить такое поведение белых, они были поражены, и их воображение рисовало им самые невероятные подвохи со стороны белых, а в результате они даже стреляли, а с наступлением темноты стали и отступать от береговой линии. Между тем веселье продолжалось на судах Слащова до наступления темноты, а с темнотой, совершенно неожиданно для красных, началась высадка отряда Слащова на побережье. Она была произведена нижеследующим образом: войска разместились на балиндерах, эти балиндеры велись к берегу на буксире пароходами, которые, подходя к самому берегу, поворачивались кругом и «заносили» балиндеры почти к самому берегу, после чего отцеплялись от балиндеров и уходили в море, уничтожая таким образом всякий «путь отступления» находившимся на балиндерах войскам. Сам Слащов впереди всех на таком же балиндере, причём его балиндер зарылся в морское дно довольно далеко от берега, что не помешало ему соскочить в море и добраться до берега, идя по воде, достигавшей ему (человеку высокого роста) выше пояса. За ним по воде добрались и все люди с балиндера.

Надо заметить, что в это время Слащов уже страдал незаживающей фистулой на животе, образовавшейся после полученного им ранения тремя пулями; фистула эта приносила ему большие страдания, с целью смягчения которых Слащов и начал прибегать к кокаину.

А получил это ранение почти одновременно тремя пулями Слащов при таких обстоятельствах. Это было ещё в то время, когда Крым оборонял только один слащовский отряд. Часто очень тяжело приходилось этому малочисленному отряду под натиском превосходных по числу красных войск; ни на позиции, ни у самого Слащова в тылу никаких резервов не имелось. Однажды, когда фронт едва уже держался, на нашу позицию с большим шумом, на виду находящегося в 400–600 шагах противника, влетел автомобиль и остановился.