Генерал Абакумов. Палач или жертва? - читать онлайн книгу. Автор: Олег Смыслов cтр.№ 88

Ведь в МГБ можно только хвалить руководство, говорить о достижениях в работе и ругать прежние методы работы.

Во внутренних войсках, переданных из МВД в МГБ, офицерам запрещено вспоминать о проведенных операциях во время войны (по переселению немцев, карачаевцев, чечено-ингушей, калмыков и др.), можно только ругать эти операции…

Не так давно Абакумов вызывал одного из начальников Управления и ругал за то, что тот не резко выступал на партсобрании против старых методов работы МГБ. Везде на руководящие должности назначены работники СМЕРШ, малоопытные в работе территориальных органов МГБ. Сотрудники МГБ запуганы увольнением с работы и расследованиями.

Всем известно, что Абакумов не проверил работу ни одного органа СМЕРШ и боится это сделать, т. к. найдет много безобразий.

Приезжающие с периферии сотрудники МГБ рассказывают, что там у многих районных отделов МГБ в течение года не было ни одного арестованного. Спрашивается, что делают 3–4 сотрудника РО МГБ в течение года.

А ведь Вам известно, товарищ Сталин, сколько прибыло в страну репатриантов, а среди них и англо-американских шпионов…

Я расскажу Вам, товарищ Сталин, историю передачи Московской милицией в МГБ регулировщиков уличного движения. В МВД СССР стали поступать заявления от трудящихся столицы и от приезжих граждан, что милиционеры на главных улицах Москвы грубят и не желают разговаривать с населением. При этом указывали номера постов, где эти милиционеры стоят. Когда мы занялись проверкой, то оказалось, во всех случаях это были сотрудники охраны МГБ, стоящие в форме милиции. Мы вынуждены были написать об этом Абакумову. Вместо принятия мер, Абакумов попросил меня зайти и вместе с Власиком начали оскорблять меня и тов. Круглова, заявляя при этом, что если они захотят, то заберут всех регулировщиков к себе. Действительно, через двое суток поступило распоряжение о передаче регулировщиков в МГБ».

Что и говорить, но своих врагов Виктор Семенович размножал с невероятной скоростью.

Например, в здании МГБ Лаврентию Павловичу Берия был положен свой кабинет, но молодой министр распорядился убрать из кабинета Берия секретаря, а в кабинете прекратить делать уборку. Вскоре Лаврентий Павлович перестал туда приезжать, а кабинет просто зарос паутиной… Можно себе только представить то бешенство, которое охватило Берия, когда он узнал о такой пакости выдвинутого им наверх человека…

В июле 1947 года генерал-полковник Абакумов подписал адресованное Сталину письмо «О практике следствия в органах МГБ». Ведь следствие не просто интересовало Сталина, оно было самым важным элементом той карательной политики, которая проводилась в Советском Союзе с момента рождения советской власти.

В этом уникальном документе есть и описание, как допрашивают арестованного: «При допросе арестованного следователь стремится добиться получения от него правдивых и откровенных показаний, имея в виду не только установление вины самого арестованного, но и разоблачение всех его преступных связей, а также лиц, направлявших его преступную деятельность и их вражеские замыслы.

С этой целью следователь на первых допросах предлагает арестованному рассказать откровенно о всех совершенных преступлениях против советской власти и выдать все свои преступные связи, не предъявляя в течение некоторого времени, определяемого интересами следствия, имеющихся против него уликовых материалов.

При этом следователь изучает характер арестованного, стараясь:

• в одном случае, расположить его к себе облегчением режима содержания в тюрьме, организацией продуктовых передач от родственников, разрешением чтения книг, удлинением прогулок и т. п.;

• в другом случае — усилить нажим на арестованного, предупреждая его о строгой ответственности за совершенное им преступление, в случае непризнания вины;

• в третьем случае — применить метод убеждения с использованием религиозных убеждений арестованного, семейных и личных привязанностей, самолюбия, тщеславия и т. д.

Когда арестованный не дает откровенных показаний и увертывается от прямых и правдивых ответов на поставленные вопросы, следователь в целях нажима на арестованного использует имеющиеся в распоряжении органов МГБ компрометирующие данные из прошлой жизни и деятельности арестованного, которые последний скрывает.

Иногда для того, чтобы перехитрить арестованного и создать у него впечатление, что органам МГБ все известно о нем, следователь напоминает арестованному отдельные интимные подробности из его личной жизни, пороки, которые он скрывает от окружающих и др.».

Сам Виктор Семенович не чурался беседовать с арестованными. Частенько их приводили ему прямо в кабинет, где он уделял им немного своего драгоценного времени.

Так инженер-химик из Израиля Владимир Мельников вспоминает: «На допрос к Абакумову меня сопровождал мой тогдашний следователь подполковник Евдокимов. Перед этапом на Большую Лубянку он предупредил, что меня повезут на допрос к большому начальству и что от моего поведения будет зависеть вся моя судьба. В общем, ничего особенного, обычный набор следственных фраз. Но к какому большому начальству меня повезут, он не сказал…

Приемная меня поразила: во-первых, я увидел женщин, и они показались мне красивыми, во-вторых, кресла с никелированными подлокотниками и ножками. Я таких никогда не видел. Ужасно захотелось посидеть на них. Но, увы, меня поставили лицом к стенке, так что я больше не видел ни женщин, ни кресел. Третье, на что я обратил внимание, — отглаженный, в парадном мундире, какой-то худой, весь напряженный Евдокимов. Ожидание было недолгим. Кабинет мне показался очень большим. С правой стороны огромные, полузакрытые тяжелыми шторами окна. Впереди большой письменный стол, за которым сидел довольно молодой генерал-полковник. Сбоку за столом совещаний находился еще какой-то немолодой человек в штатском…

Военный был темным шатеном, с широким лицом, короткой шеей и, по-видимому, высокого роста. Черты лица грубые. Сидел он то откинувшись на спинку стула, то навалившись на стол…

Представил меня Евдокимов. Меня посадили за какой-то маленький столик, подобный тому, которые были в кабинете у следователей, а подполковник Евдокимов стоял навытяжку чуть в стороне. Допрос Абакумов вел спокойно, не кричал, не угрожал. Кроме формальных вопросов, его интересовало, нет ли у нас, и у меня в частности, связей в ЦК комсомола, почему у меня — еврея — русская фамилия, кто мои родители, откуда у Гуревича оказался «Велодок» и, конечно, готовили ли мы террористические акты, на кого и когда. Весь допрос длился минут 10–15. Во всяком случае, он не был продолжительным. Не знаю, какое впечатление я произвел на Абакумова, но он мне понравился: спокойный, не кричал, не матерился, и я подумал, что следствие быстро закончится. Я ошибался.

На следующем допросе Евдокимов мне сказал, что я был на допросе у министра ГБ Абакумова, что крайне ему не понравился, что я «не разоружился» и т. д. и следствие будет продолжаться до тех пор, пока я не выну «все камни из-за пазухи»».

Не менее интересен рассказ о встрече с Абакумовым члена НТС Ю. А. Трегубова: «Я вхожу и сразу меня поражает контраст света и тени. Эта комната еще больше той, где я только что был, но она кажется почти темной. Под ногами ковер. Направо, у стены, поблескивает чудовищных размеров сейф. Прямо у стены — письменный стол с телефоном. На нем блестит что-то бронзовое. На столе — лампа под зеленым абажуром. Некто сидит за столом и пишет. Ясно видны только светлые руки. Я молча стою минуту и потом вполголоса говорю: