– Но и этого достаточно для того, чтобы с этой минуты считать аррума Опоры Вещей Иланафа покойником, ― бесстрастно и твердо сказал Лагха.
– Значит, так и будем считать. ― Знахарь, потерявший интерес к теме, заторопился к двери. ― Я пойду поговорю с Эгином и заодно распоряжусь от твоего имени насчет его пожитков.
И, послав воздушный поцелуй в сторону гнорра, Шотор добавил:
– Эх, красавчик, наслаждайся здоровьем! Я еще зайду попрощаться. Впрочем, зная вас, людей, уверен, что расстаемся мы ненадолго.
Альсим уже потушил светильник, когда в дверь постучали. Пьяный и в силу этого особенно легкомысленный Эгин беззаботно перевалился с боку на бок и сладко засопел. Альсим, нагой и сонный, на цыпочках подкрался к двери, льстя себе тем, что его передвижения наверняка останутся незамеченными. Он почти не сомневался, что ночной гость ― это один из соседей, тот самый хозяин трактата о метании криса с пламенеющим клинком, которому не терпится поделиться свежими новостями о прибытии смегов. «Это Знахарь, открывай!» ― прошептали из-за двери, и Альсим понял, что делиться свежими новостями придется ему. Если, конечно, не будет указаний сверху ничем ни с кем не делиться…
– Мне нужен Эгин, ― тихо сказал Знахарь, ввалившийся в комнату, не дожидаясь приглашений, которые застряли на кончике сонного языка Альсима.
– Он, изволите видеть, спит…
– Понятно, ― сказал Знахарь, водружая лампу на стол, заставленный чашками, кувшинами и тарелками с ореховой скорлупой. ― Значит, так, аррум. Ты сейчас надеваешь штаны и идешь на пристань считать корабли. Возвращаешься к рассвету. О результатах подсчетов можешь не докладывать. Все.
Альсим опрометью бросился к своей одежде, беспорядочной кучей громоздящейся у изножья его кровати, и, бросая на Знахаря тревожные взгляды, стал одеваться, не попадая всюду, куда можно не попадать, и застегивая все пряжки с третьего раза. Кто бы мог подумать, что этот Эгин окажется настолько важной птицей, что сам Знахарь Свода станет навещать его прямиком после визита к гнорру…
А в это время Знахарь распоряжался в их комнатушке весьма по-свойски. Первым делом бросил на пол холщовый мешочек из тех, какие в ходу в Опоре Вещей. Одним резким движением руки он смел со стола все, что на нем было. Затем разыскал в углу большой кувшин с водой для умывания и, встав над Эгином, принялся лить воду на голову, шею, грудь рах-са-ванна. Тонкой ледяной струйкой.
«Ну что твоя заботливая мамаша», ― хмыкнул Альсим и, чтобы не разозлить ненароком Знахаря, осторожно открыл дверь, протискиваясь в нее бочком, бочком. Когда пузатый кувшин опустел. Знахарь уселся на край эгиновской кровати и…
Это было последним, что случилось увидеть Альси-му перед тем, как провести ночь в промозглой сырости с видом на окрестности Перевернутой Лилии.
– …а кроме того, я просто… ну, чую, что ли, что ты, Эгин, ждешь не дождешься поскорее смыться с Лилии и отправиться в Пиннарин, ― довольно осклабившись, продолжал Знахарь.
– Послушай, а с чего это ты чуешь, Шотор? Может, я бы и рад унести подальше ноги с этой проклятой Лилии, но вот в Пиннарин меня совсем не тянет, ― с трудом ворочая языком, но на удивление хорошо соображая, отвечал Эгин, дыша в лицо Знахарю перегаром.
– Мое, так сказать, чувство, ― затянул Знахарь, ― зиждется на кое-каких подарках, которые я тебе принес прямо в стойло, ― с этими словами он наклонился и поднял с пола холщовый мешочек, который Эгин, прослуживший верой и правдой доблестной Опоре Вещей не один год, узнал сразу же.
Упиваясь удивлением Эгина, Шотор стал выкладывать на стол содержимое мешка.
Первыми, сверкнув синевой сапфиров, на свет выбрались серьги Овель. Целые и невредимые. Затем ― столовые кинжалы, подарок «одной дамы», которая, в отличие от большинства прочих дам Круга Земель, правит разбойным и бесшабашным народом, ведает секретом «молний Аюта» и при этом очень недурна собой. И, наконец. Знахарь выложил на стол броскую золотую штуковину, которую ранее Эгину никогда видеть не доводилось. Хотя нет, он уже видел ее однажды, в каюте Арда оке Лайна, видел не в живых, но на рисунке, затерявшемся среди всякой похабщины на предмет Обращений, Грютских Скачек, Задних Бесед и тому подобного. Это была голова Скорпиона. Убийцы отраженных.
– Эта дрянь ― подарок Самеллана, ― поспешил объясниться Знахарь, разглядывая зловещую скорпио-нью голову с глазами-опалами. ― Когда он узнал о моем несгибаемом намерении навестить Перевернутую Лилию, а вместе с ней тебя и нашего болезного гнорра, он просто навязал мне ее. Правда, еще раньше ко мне с ножом к горлу пристал доблестный свел народа сме-гов, просто умоляя отправить тебя в Пиннарин, обнажив тем самым свою капризную бабью сущность. Так ты что, недоволен?
– Скорее доволен… ну конечно же, я доволен… ― задумчиво сказал Эгин, принимая голову из рук Шото-ра. ― А откуда она у Самеллана?
– Ее он прикарманил еще на «Сумеречном Призраке», ― продолжал разглагольствовать Знахарь. ― Раньше она принадлежала Норгвану, к которому, если ты помнишь, Самеллан относился с особым пиететом и, будь его воля, поджарил бы в змеиной крови и растянул бы трапезу голодных собак не на один месяц. Так вот, ты навряд ли помнишь, но, когда мы пошли чесом по каютам, в каюте Норгвана Самеллан обнаружил эту штуку и, побурчав что-то насчет «нечистых талисманов», взял и положил в свой сарнод. Почему он решил теперь сплавить ее тебе ― честное слово, не знаю, но думаю, что это проделки хитроумной Лиг… Хотя все это меня вообще-то не интересует, ― довольно неожиданно сменив интонацию с заинтересованной на равнодушную, заключил Знахарь.
– Раз не интересует, что ты делаешь на Перевернутой Лилии? ― со злой иронией спросил Эгин.
– А это не твоего ума дело, Эгин. Но, будь уверен, я здесь вовсе не для того, чтобы наставлять тебя и читать тебе, похмельная рожа, нотации, ― без обиды, но с некоторой горечью отвечал Шотор.
Как ни странно, Эгин разобрал в словах Шотора ноты неподдельной искренности. Только вот ясности от этого ничуть не прибавилось.
– Спасибо тебе, Шотор, ― рассеянно, но тепло сказал Эгин, тупо пялясь на стол.
Клешни Скорпиона. Ноги Скорпиона. Голова Скорпиона. Что-то у него там еще? Пятое сочленение и… хвост с жалом. Пятое сочленение и хвост с жалом отсутствуют. Отсутствуют? Эгин бросил взгляд в угол комнаты. Там на одёжном крюке висел его поношенный и латаный камзол. А под ним стояли стоптанные сандалии. Сандалии Арда оке Лайна.
«Значит, хвост и жало ждут меня в Пиннарине, куда с такой настойчивостью пытается выпроводить меня Шотор», ― подумалось Эгину.
– Поздравляю тебя, рах-саванн, но это как раз тот случай, когда твои желания совпадают с моими, ― начал Лагха, заговорщически подмигивая Шотору, который скучнел и мрачнел прямо на глазах. ― Но желания гнорра всегда выше всяких желаний рах-саванна. Поэтому лучше бы тебе думать, что ты отправляешься в Пиннарин не потому, что тебе хочется, а потому, что тебе приказал отправиться туда гнорр.