Я невольно расхохоталась. Женя знал тысячи анекдотов. Как филолог я понимала, что в истории фольклора анекдотических сюжетов всего несколько десятков, меняются только действующие лица: Александр Македонский на Рузвельта, Рузвельт на Хрущева, Хрущев на Брежнева, Брежнев на Штирлица, еврей на милиционера, милиционер на чукчу, чукча на зятя, зять на Вовочку и так далее, всегда есть в запасе представители фауны и национальностей. И тем не менее сама я не могла запомнить ни одного анекдота, хотя обожала их слушать в Женином исполнении.
В быту Андрей оказался худшим представителем мужского племени. Он ни разу не заправил постель, не помыл за собой тарелки или кофеварки, не повесил полотенце после душа на полотенцесушитель, а уж про классику жанра: разбросанные грязные носки, щетинки на раковине в ванной, часовое сиденье в туалете – и говорить не приходится. Меня это барство раздражало, но ни одного упрека Андрей от меня не услышал. Сильнее нелюбви к беспорядку во мне отвращение к упрекам и поучениям. Этим я обязана свекрови. Когда мы жили вместе, свекровь ходила за мной хвостом и поучала: как шинковать овощи в суп, утюжить белье, вытирать пыль, кормить ребенка. Точно я была умственно отсталой, никогда не державшей в руках тряпки, ножа или утюга. От постоянных «уроков» мне хотелось завыть в голос или запустить в дорогую свекровь картошкой, которую чистила. Свекровь я не обрывала, плакалась супругу, он недоуменно пожимал плечами: мама ведь от чистого сердца. Новообретенные родственники способны от чистого сердца довести вас до психоза. Советы, твердо усвоила я, следует давать, когда о них просят. Во всех остальных случаях надо хранить свой бытовой опыт как хранят нажитые драгоценности – в ларце под замочком.
Дочери, которая порхала на крыльях любви, я не могла жаловаться на Андрея. Испортить девочке счастье! Отводила душу с подругой Варварой.
– Он целыми днями валяет дурака. Сашка убегает в университет к девяти, мне на работу к одиннадцати, Андрей еще спит. Последние месяцы я большей частью работаю дома, пишу статьи в энциклопедию. Андрей встает к полудню, принимает душ, завтракает и уходит в свою комнату. Включает телевизор или сидит за компьютером, судя по звукам, играет. Я отправляюсь убирать за ним – навести порядок в ванной и на кухне. Он никогда не положит обратно в холодильник колбасу и сыр, а хлеб – в хлебницу. После четырех приходит Сашка, мы обедаем, вечером, как правило, ребята куда-то уходят – в кино, в клуб, в гости.
– Чем Андрей занимается-то? – спросила Варя.
– Я тебе говорю: занимается тем, что спит или играет на компьютере. Сдает на пожарного.
– Он пожарный?
– Нет же! Присказка есть такая: продрых человек двенадцать часов подряд – сдал на пожарного.
– Кто Андрей по профессии? – уточнила Варя свой вопрос.
– Насколько я понимаю, института он не закончил. Вроде бы решил сменить вуз, да не получилось. На самом деле, думаю, его выгнали за неуспеваемость. По профессии он менеджер и программист. То есть никто. Менеджерами сейчас называют и кладовщиков, а программистами тех, кто учит пенсионеров включать и выключать компьютер. Это как в старое время, когда доярок переименовали в операторов машинного доения. О! – поразилась я точной аналогии. – Андрей и есть превосходный оператор машинного доения, сосет из окружающих с промышленной мощью.
– Маруся, – в сомнении качает головой подруга, – может, ты чего-то не знаешь.
– Возможно, и не знаю. По официальной версии Андрей сейчас ищет работу, рассылает резюме и ходит на собеседования. Уже полгода рассылает и ходит. Якобы.
– Кто его родители?
– Понятия не имею. И это тоже весьма странно. Родители имеются, они иногда звонят. Если беру трубку я, то слышу: «Позовите Андрея!» Ни «здравствуйте», ни «пожалуйста», не представляются, не извиняются за беспокойство. Я не могу сказать, что жажду познакомиться с людьми, которые не научили сына писать точно в унитаз, а не орошать его. Но, с другой стороны, ваш сын ушел в другую семью, у него гражданская жена. Разве это нормально – не познакомиться с Александрой, со мной?
– Наверное, они армяне, или грузины, или какие-нибудь осетины, – высказала предположение Варя.
У нее было фантастическое отношение к национальному делению. По убеждению Вари, русские национальности не имели, они были просто люди, а все остальные народы обладали национальной принадлежностью. Женя не может забыть, как Варвара однажды брякнула:
– У меня нет национальности, я же русская.
– Вот! – рассмеялся Женя. – Пример великорусского шовинизма.
Я с ним не согласилась:
– Никакого шовинизма у Вари отродясь не было. Русских она считает обычными, стандартными, отчасти скучными. А представителей других национальностей – уникальными, с особенными воспитанием, обычаями, традициями. К ним, учитывая национальный багаж, надо относиться с пониманием и терпением.
– И как это называется? – спросил Женя. – Явление того же порядка, что отношение добрых плантаторов к черным рабам или великодушных помещиков к крепостным.
– Но они, действительно, почти рабы, – подала голос Варя. – Раньше у нас был один дворник тетя Валя, а сейчас пять киргизов. Сколько они получают? Копейки. И живут в подвале, спят на нарах.
– Слышала? – обратился ко мне Женя.
Я ринулась защищать подругу, которая по недомыслию не понимала, на чью мельницу воду льет. Мы с Женей углубились в проблемы происхождения ксенофобии и форм ее проявления. Варя переводила взгляд с меня на Женю, потом не выдержала:
– Приятно, конечно, послушать умных людей. И воспитанных – тебя при тебе же обсуждают. Только я все равно останусь при своем мнении: киргиз – это не русский.
– А киргиз – это не таджик? – насмешливо уточнил Женя.
Предположив, что родители Андрея «с национальностью», Варя рассказала о своей коллеге по работе, молодой женщине до тридцати.
– Когда она сошлась с армянином, вместе стали жить, – повествовала Варвара, – мать армянина в глаза девушку не видела, как к мебели относилась, сквозь зубы разговаривала. А потом девушка забеременела, они расписались, свадьбу сыграли. И свекровь точно подменили: пылинки с невестки сдувает, жемчуга и шубы дарит. Понимаешь? Раньше девушка была вроде проходного варианта, таких доступных у сына десяток может быть. И каждой внимание оказывать?
– Иными словами, – уточнила я, – ты считаешь, что родители Андрея относятся к моей Саше как доступной девушке, своего рода проститутке?
– Нет! – Варя испугалась тому, что оболгала неизвестных ей людей. – Я просто хотела тебя успокоить.
– Тебе это удалось в высшей степени. Впрочем, исходя из моих планов, даже лучше, что мы не знакомы с родителями нахлебника.
– Не оставила мысли развести Сашу с Андреем?
– С каждым днем утверждаюсь в этой необходимости все больше и больше. Противно говорить, но добавился еще и финансовый аспект. У нас заведено, что деньги за аренду квартиры лежат в шкатулке в моей комнате на стеллаже. Я, естественно, беру из шкатулки безо всяких уведомлений. Саша всегда спрашивала: «Мама, я возьму на джинсы?» Или на билеты в театр, или на подарок подруге – не важно. Но дочь всегда спрашивала позволения или ставила в известность: взяла столько-то, на то-то и то-то. А сейчас она перестала спрашивать и ставить в известность.