— Считаю своим долгом напомнить, что народ двергов не будет рад принимать у себя… чужака, — продолжил тем временем посланник, адресуя тяжелый взгляд Мастеру Войны, который маячил в дверях, в полутьме комнаты бледной тенью.
В ответ тот полыхнул глазами, но не сказал ни слова; развернулся и беззвучно канул в темноту Ирминого кабинета, в котором — ради покоя раненого гостя — окно плотно занавесили шторами.
Витязь выразительно посмотрел на торжествующую Ирму — та готова была обнять Изю, солидарного с ней в острой нелюбви к пришельцу; на Котова. Чуть пожал плечами и заглянул в темную комнату, где инопланетный гость стоял недвижно, спиной к двери, лицом к занавешенному окну, наглухо задрапированный в простыню. Острые плечи и лопатки четко обрисовывались, и дальше ткань стекала свободными складками, как будто Мастера Войны ваял античный скульптор.
— Я понимаю, что ты не хочешь быть ни в чем мне обязан, гость со звезд.
— Ты верно понимаешь. Не желаю связывать себя. Я один. Всегда. У меня есть обязательство, у меня есть цель, и я свершу путь к ней.
— Ты свершишь. — Слова давались Тайтингилю с трудом. — Свершишь. Но и мне надо свершить свое обязательство, почтить память погибших воинов, которые отдали свои жизни за меня, за Эалу… за тебя тоже. Дай мне немного времени. Как воин воину. Сейчас все слишком сложно для поспешности. Я не хочу принимать решение впопыхах. И ты…
Звездный воитель не нуждался в витиеватых пояснениях. Сразу вычленил главное из слов и ответил кратко:
— Я дам. Как воин воину, и я слишком слаб еще. Ты вернешься с тризны — тогда я уйду.
Тайтингиль почувствовал, что может разбиться об этот лед, что уже почти разбился — он сам, со своими мечтами о звездах, своим желанием заступить за них. Ему не удавалось обрести союзника; возможность ускользала. Он ощущал трепет чужой души, такой же странной, каким этот мужчина был наружно; ледяной с огнем. Существо чужих небес не желало ни принимать помощи, ни давать ее; весь уклад его жизни был неведом и чужд Тайтингилю. Но хотя бы слово воина было понятно во всех мирах. Хотя бы оно. Витязь понимал всей своей тысячелетней мудростью: эта грань согласия очень хрупка, равновесие шатко. Он сам слаб сейчас, он не может настоять, не может даже найти точных слов, чтобы убедить. Нужно взять паузу. Просто взять паузу. Просто.
И надеяться, что время поможет.
— Нам следует искать и уничтожить Цемру, пока она не пожрала иные миры. Ты знаешь… я мечтал о звездах. Мечтал. И никогда не думал, что пойду к ним воевать…
Мастер Войны молчал.
Тайтингиль чуть поклонился и вышел из его временного пристанища, прикрыв дверь. Алинка шумно схлопнула пакет от печенья и выдохнула, вперившись взглядом в закрытые створки двери маминого кабинета, как в финальные титры нового блокбастера.
Котов был тут как тут, глядел радостно и выжидательно, лихорадочно соображая, сойдет ли зеленка на его голове за креативное окрашивание.
— Я… — мявкнул он и воссиял.
— Со мной, — через плечо бросил витязь, отправляясь наверх.
Тайтингиль собрался быстро — светлые брюки, светлая рубашка, расшитый золотыми цветами жилет. Он выглядел просто и торжественно. Котов вылез из бескрайней гардеробной Ирмы в собственных черных джинсах и черном поло — чистых, глаженых, оставленных им тут когда-то просто так. Просто.
А Ирма?
В спортивных домашних брючках и облегающей майке возилась в прихожей. В руках у нее было ведро, полное воды, пенящейся мылом, и объемная тряпка.
Медленно встала ему навстречу, комкая эту тряпку, обливая колени мыльной водой.
— Уборщицу стыдно вызывать, весь дом в крови, — сказала, поджимая губы. — Пока вы там… м-м-м… празднуете, я закончу здесь.
— Ирма, — тихо сказал Тайтингиль. — Ирма, ты же с нами.
— Ирма. Ты не поняла? Он сказал нам — на-ам собираться! — муркнул Котов, окончательно уверовавший, что все едут на вечеринку, пусть и с загробным окрасом, что плазмотрон в прошлом — а несносный инопланетянин за закрытой дверью. Жить стало лучше, жить стало веселей!
— Он сказал тебе. — Ирма сделала маленький шаг назад.
Эльф шагнул следом, наклонился, забрал мокрые ладони в свои, заглянул в глаза.
— Ты моя женщина, Ирма. Поэтому ты не останешься, с какой же стати; ты идешь с нами к двергам. Сколько тебе нужно времени на сборы?
— Часа два, — наябедничал Котов. — Три.
Ирма вышла к ним через десять минут в шлейфе дивных, неведомых, будоражащих ароматов, и сердце витязя эльфийского рода на мгновение замерло, а в груди сладко заныло.
Ее макияж был неярок: слегка подведенные глаза, естественная свежесть загорелого, вдруг как-то посвежевшего лица. Губы, подкрашенные перламутровым блеском. Темные волосы, взбитые вверх волной, замершие легкими завитками. Тело Ирмы облегал безупречный, матово поблескивающий черный шелк, неимоверно дорогой даже на вид. Платье простейшего кроя подчеркивало линию ключиц, легкой драпировкой укрывало грудь и вырисовывало отточенную фитнесом талию, далее целомудренно прикрывая колени. Икры загорелых ног, уверенно стоящих на тончайших каблуках красных, блестящих, как ягоды, туфель, были великолепны.
Женщина повернулась будто ненароком — спина ее была обнажена, под горлом остро блеснуло ярким, белым светом.
Тайтингиль запутался в словах. Просто подошел, оглядывая. Подошел. Взял за руку и сжал прохладные пальцы Ирмы в своих, вглядываясь в нее как-то по-иному, по-новому.
— Дивные камни, — прошептал эльф, рассматривая мерцающую нить на шее Ирмы.
Она тронула колье кончиками пальцев.
— Это? «Де Бирс», — сказала непонятно.
— Ирма-а-а… — выдохнул орк-оруженосец. — Это оно, да? Оно? Диорр?
Ирма улыбнулась:
— Да, Котов. То самое платье от Диора, которое я купила зимой в Милане. Его и еще шелка — юбку, две блузки. Могла бы машину поменять на эти деньги, между прочим.
— Не надо машину. — Котяра сладко зажмурился. — Это… восхитительно!
— Идемте, — прошептал эльф, — нас ждут дверги. Нас… ждут.
Мысли его путались самым восхитительным образом, и он молча сжал в ладонях Ирмину руку, заглядывая в ее сияющие глаза — сияющие ярче любых бриллиантов.
— Алинка! — воззвала Ирма в последние секунды, прогибаясь под рукой эльфа. — Алинка, пожалуйста, тут ведро… пожалуйста…
— Это будет стоить, — со знанием дела ответила дочь, выходя из кинематографического ступора. — И я даже пока не знаю, мам, чего именно! Я самая дорогая уборщица в Москве, мам!
— Нет, нет, просто убери ведро с прохода и немедленно уезжай к Наташе, не оставайся тут! С… с-с-с… гостю нужен покой… Слышишь?
Тайтингиль мягко положил теплую ладонь на ее плечо.
— Не беспокойся, Ирма. Гость не причинит никому вреда. Мы говорили об этом, меж нами мир, Ирма.