«Чтобы не простудить наших неженок огненным ветром брани», – как шутили надсмотрщики. В этой мрачной шутке была своя доля правды: шкуры защищали от стрел, обычных и зажигательных.
Торвент вытащил из ножен, укрепленных ремешками у него над щиколоткой, короткий клинок левой руки. Отличная сталь императорских оружейников, которую в бытность свою щедро заговаривал по-своему недальновидный Ганфала, пронзила кожу, как хрупкую бумагу исторических хроник.
Вскоре Торвент оказался в обществе гребцов.
11
Прежде чем Торвент успел сказать что-либо, две пары крепких рук, гремя кандалами, вцепились в него мертвой хваткой. Спертый чесночный дух ударил в ноздри. Было темно, как в склепе.
– Смотри-ка, к нам, похоже, благородного занесло! – просипел кто-то.
– Да, воняет от него не по-нашему, – согласился более солидный голос.
– Вкусный, наверное, – гоготнули за спиной.
– И пахнет ентыми, как бишь их… притираньями!
Под такие в общем-то безобидные разговоры чьи-то руки нащупали горло Торвента и начали его деловито душить. Этого только ему сейчас не хватало – погибнуть в обществе трюмных крыс!
– Я не Пелн! – прохрипел Торвент. – Клянусь Яростью Вод Алустрала, я сын Лана Красного…
– Да хоть зеленого! – одобрительно просипел один из его душителей, сводя пальцы так сильно, что гортань престолонаследника уже не могла породить ни одного осмысленного звука.
Престолонаследнику очень не хотелось пускать в ход оружие, но, похоже, судьба не оставляла ему другого выбора. Два-три слепых удара в темноту – пальцы душителей разомкнутся и его легкие вновь изопьют сладкого воздуха. Торвент уже решился, уже привычно дрогнули мускулы в сладком предощущении убийства…
– А ну-ка ша, братишки!
Голос донесся с нижнего гребного яруса. Он был еле слышен, но в нем таились отзвуки былой власти. Обладатель этого голоса, похоже, имел особый статус в сообществе гребцов.
По крайней мере пальцы на горле Торвента чуть ослабли. Престолонаследник смог глотнуть спертого трюмного воздуха, который, как он и ожидал, показался ему слаще поцелуя легендарной императрицы Сеннин. Вместе с тем затих и говорок балагурящих гребцов. Все ждали слов человека с нижнего яруса. И они прозвучали:
– Пусть этот сын Красного споет еще что-нибудь.
– Я действительно сын императора Лана Красного Панциря, престолонаследник Торвент! Я пришел сюда вместе с Герфегестом из Дома Конгетларов.
– Докажи. – Голос невидимого собеседника показался Торвенту взволнованным. И еще было в нем что-то неуловимо знакомое.
– Лучшее доказательство – сам Герфегест, который в любое мгновение может пасть от рук Пелнов. Чтобы увидеть его, достаточно подняться на палубу с оружием в руках. Там вас ждет свобода, клянусь Яростью Вод Алустрала!
– Свобода – это кровь Пелнов на наших устах. Не так ли, братья?
Темная утроба файеланта ответила одобрительным гулом.
12
Гамелины сражались с отчаянием обреченных, заботясь лишь об одном: чтобы их Хозяева встретили смерть последними. Заняв крышу надстройки, они из последних сил сдерживали натиск Пелнов. Точно так же, как полчаса назад Глорамт и его телохранители сдерживали здесь Гамелинов. На войне судьба особенно расположена к иронии.
Герфегест и Хармана сражались бок о бок. Два меча-близнеца разили без устали.
Герфегест в первый раз видел свою возлюбленную в настоящем кровавом деле. Он не мог не признать, что Хармана весьма искушена не только в любовных схватках и магических витийствах. Ее меч уверенно следовал Путем Стали, равно как его клинок – Путем Ветра.
Но Пелнов было много. Очень много для двенадцати бойцов, утомленных холодным купанием и яростной сечей.
Коренастый Гамелин в кожаном панцире метнулся вбок и принял грудью копье, предназначенное Хозяину Дома. Их осталось одиннадцать. Еще несколько тягучих мгновений, отмеренных звонкой разноголосицей мечей, – и двое воинов разом стали жертвой ловкача с секирой. Девять.
Пелны с победным кличем ворвались на крышу надстройки, разливаясь разъяренной волной по телам павших. Гамелины откатились к самому кормовому срезу.
И вдруг Пелнов нагнал другой клич – хриплый, нестройный, разноголосый. С каждым мгновением он рос и ширился. В нем таилась особая ярость – ярость людей, месяцами не видевших дневного света.
В толпе выделялись трое. Старик со слепыми бельмами вместо глаз и двое молодых гребцов, почтительно поддерживающие его с обеих сторон. Старик сделал всего лишь шесть шагов. Нам седьмом его босая ступня опустилась на чье-то тело.
Он остановился и его чуткие пальцы прошлись по груди убитого. Чеканка на панцире. Что-то, похожее на крылья. Герб Пелнов. Крылатый Корабль. Старик отпустил своих провожатых и присел на корточки над своей находкой. Он погрузил пальцы в рану, которую отыскал без труда на шее Пелна. Затем прикоснулся окровавленными пальцами к своим губам. Свобода.
Торвент успел освободить гребцов как раз вовремя: в корму файеланта впились гнутые «кошки». Три лодки, полные Пелнами, спасшимися со второго корабля, тоже хотели внести свой скромный вклад во всеобщее кровопролитие.
13
Все было кончено. Растерзанные разъяренными гребцами тела Пелнов устилали палубу щедрым красным ковром. Пелны, возникшие из ночи на лодках, сообразив, что их предводитель мертв, а четырехъярусный файелант полон вооруженных врагов, почли за лучшее сложить оружие. Герфегесту и Торвенту стоило большого труда уговорить гребцов пощадить пленных. Гребцы загнали Пелнов в трюмы и с радостью наградили их еще теплыми кандалами.
Хозяева Гамелинов наконец вернули клинки ножнам. Герфегест только собрался заключить Харману в крепкие объятия, как рядом с ними деликатно хмыкнул Его Величество престолонаследник.
Герфегест окинул Торвента бесконечно усталым взглядом.
– Ну, что у нас еще на сегодняшнюю ночь? Нападение кашалотов из морских конюшен Орнумхониоров? Густой Воды? Серебряной Птицы? Кстати, где Двалара и Киммерин?
– Не знаю. Но я хотел бы поскорее познакомить вас, Хозяева Гамелинов, с одним человеком, которому мы все обязаны жизнью. Поскорее – именно потому, что никто не знает, что нас ждет через день, через час, через мгновение.
Герфегесту сейчас не хотелось знакомиться ни с кем, будь то хоть сам Лишенный Значений. Герфегесту сейчас хотелось только одного: разыскать на этом проклятом файеланте бывшие апартаменты Глорамта и, разделив с Харманой переполняющую его любовь, проснуться вечером следующего дня. Однако Герфегест был Хозяином, а удел Хозяина – знакомиться с людьми, которым он обязан жизнью.
Герфегест сделал самое что ни на есть заинтересованное лицо и, вскинув брови, спросил:
– Ну и где этот добрый человек?
– Я здесь, Последний Конгетлар, – раздался голос за спиной Герфегеста. В глазах Харманы отразился старик, заросший сивой бородой до самых глаз.