– Саша, важно…
У него не было сил держать голову, он говорил совсем тихо, глядя на носки моих ботинок.
– Исток существует…
– Какой исток?!
– Для наших… ГАБ… Никому… Запомни… Исток существу…
Он умолк. И сразу стал таким тяжелым, что я еле удержал его.
Над краем плато взревели поднятые по тревоге вертолеты. Пальба разгоралась – но стреляли, кажется, в основном с соседней горы.
Соображал я, однако, на удивление неплохо. Главное – быстро. Наверное, потому, что заранее приготовил себя к самому худшему.
Бережно опустив потерявшего сознание лейтенанта на спину, я тут же обшарил его карманы. Оставил в них только удостоверение военнопленного.
Добычей моей стали несколько мятых салфеток, какая-то палочка (карандаш? маркер? фонарик?), пачка сигарет, носовой платок и горсть мелких тяжелых предметов (камешки?).
Все это я взял себе. Так было надо.
Я даже не проверил пульс Злочева! Я не кричал «Друг! Держись!».
Потому что вместо театральных подмостков подо мной была залитая кровью лейтенанта чужая земля.
С кровью уходила жизнь моего товарища, а с жизнью уходила Его Тайна. И если только ключом к ней не были слова «исток существует», то может быть – записка, схема, рисунок?
Я подумал секунду – и засунул Злочеву в нагрудный карман свои сигареты. В его пачке могло быть спрятано что-то важное, в моей – точно нет. Если клоны будут его обыскивать, отсутствие сигарет у заядлого курильщика вызовет подозрения, и тогда возникнут лишние вопросы ко мне. Эх, не возникли бы эти лишние вопросы безотносительно к содержимому карманов Злочева…
В следующий миг нас накрыл сноп света из фар вертолета, который снижался в опасной близости от утесов. Боевых подвесок на вертолете не было, но эту птичку я не назвал бы безвредной. В открытой бортовой двери загукал автоматический гранатомет.
Я вскочил и замахал руками над головой. Пусть стрелки видят, что перед ними – русский офицер, а не местный неведомый враг.
– У меня раненый! Нужна эвакуация! – Я орал так, что чуть не оглох от собственного крика.
Бестолковая трата сил. Те, в вертолете, и услышать-то меня не могли, не то что понять.
У меня за спиной – там, где при свете дня можно было видеть крутую щебенистую осыпь, – послышалось нехорошее шуршание.
Я мгновенно обернулся.
Да-а-а, было от чего потерять голову.
Муть, как я уже говорил, видна только изнутри. При взгляде извне невозможно заподозрить, что в двух метрах под тобой стелется верхний край первого слоя. Раньше так было всегда. И при свете дня, и в темноте.
Но за те несколько секунд, что я, отвлекшись от Злочева, сигналил вертолетчикам, все изменилось.
Под тропой провисли бескрайние крупноячеистые сети, сплетенные из крошечных роящихся частичек. То тут, то там намечались нанизанные на длинные нити сгущения, напоминающие картофельные клубни.
Эта апокалиптическая картина бесчинствующей материи стремительно теряла четкость, затягиваясь густой серой пеной, какой-то фантомной воздушной кукурузой, я не знаю, как еще назвать эту дрянь.
Муть проявлялась. И она – наступала.
Итак, я обнаружил, что стою на краю безбрежного облачного моря. А в следующее мгновение стало ясно, что его поверхность постепенно приближается к тропе. Казалось, что это не Муть поднимается, а наша гора тонет в зыбкой нави – как торпедированный американский авианосец в волнах Персидского залива на знаменитом полотне Арцибашевского «Последний бросок на Юг».
Панический страх валил меня с ног, но я не мог позволить себе незатейливой роскоши бегства. Со мной по-прежнему был лейтенант Злочев.
Вот теперь я наконец проверил его пульс.
Да, жизнь в нем еще теплилась.
Кто не видел подступающей Мути – пусть меня осудит. Признаюсь откровенно: меня не обрадовало, что сердце моего товарища еще бьется. Потому что вся ответственность за его жизнь ложилась на мои плечи неподъемным грузом. Вынести его я не успевал – Муть должна была накрыть нас с головой минуты через две. Насчет ее безвредности в текущем качестве возникали серьезные сомнения.
И вот: убежать, бросив Злочева, – бесчестно. А как спастись вдвоем?
Спасибо клонским вертолетчикам, они вошли в мое положение. Трос эвакосистемы хлопнул меня по плечу в тот момент, когда Муть уже стала вровень с моими подошвами, а табличку «ПРОХОДА НЕТ» полностью поглотил лохматый отросток, выползающий из скальных ворот.
Попробуй еще этого лейтенанта подцепи…
Сперва – защелкнуть пояс… теперь – пропустить лямки через подмышки…
Пока я с ним возился, Муть сквозь ботинки начала лизать мне пятки. Какое-то двойственное ощущение – одновременно увлажняет и покалывает…
К сожалению, эвакосистема была у них только одна.
Ну хоть лейтенант в безопасности…
Не дожидаясь, пока они вытравят трос и отцепят Злочева, я дал волю чувствам. То есть – рванул с места на третьей космической скорости, стремясь поскорее уйти от Мути на своих двоих.
Я бежал наверх, уже не обращая внимания на слитный вой автоматов, которые теперь били с плато в три десятка стволов. В толще Мути ухали разрывы мин, реактивных гранат, вспышки выхватывали из ее клубящегося нутра уплотненные структуры, похожие на витые свечи…
Все это уже не впечатляло.
Не было у меня никакого «дурного предчувствия». Не было. Да и какие могли оставаться предчувствия, когда все самое плохое, как мне казалось, уже произошло?
Но приключение не закончилось.
Оторвавшись от Мути на расстояние, которое казалось мне безопасным, я, тяжело дыша, остановился передохнуть и прижался спиной к скале.
Удар!
Скала задрожала, как дерево на ураганном ветру.
При свете яркой вспышки я увидел, что рукава мои по локоть в крови.
Через секунду на скалу обрушился град мелких осколков. Рыская из стороны в сторону, промчалась по склону ревущей кометой вырванная взрывом турбина.
«Вертолет!»
Почему он разбился – не ведаю. Знаю одно: так погиб Костадин Злочев, лейтенант ГАБ.
Глава 4
Кенигсберг
2618 г.
Кенигсберг, Российская Директория
Планета Земля, Солнечная система
Кенигсберг испугал Таню своей величиной.
Удивил пронзительной голубизной неба.
Озадачил дороговизной и опечалил погодой.
С последним бороться было невозможно. Оставалось лишь приобрести зонтик и притерпеться к необходимости помнить о плаще и свитере даже летом.