В общем, как-то само собой получилось, что я стал ухаживать за Иссой, а Коля – за Риши.
Солнце нешутейно припекало и пляжный народ засобирался на обед. Исса и Риши тоже заерзали на своих шезлонгах и стали украдкой переговариваться друг с другом на каком-то особом жаргоне, который абсолютно не брали наши с Самохвальским «Сигурды». Все свидетельствовало о том, что для первого знакомства мы пообщались достаточно и пора по домам.
Мы с Колей оделись и уже собрались идти, когда Исса вдруг сказала:
– Так что, вот мы и стали друзьями?
– Конечно, стали! – поспешил подтвердить я.
– Тогда в знак нашей дружбы я предлагаю вам спеть вместе песню!
Есть в мире любители пения, и немало. Но я не из таких. Медведь наступил мне на ухо еще в яслях – по крайней мере уже тогда воспитатели, жалея свой слух, меня к прекрасному не принуждали.
Но Исса высказала свое предложение таким требовательным и в то же время наивным тоном, что я понял: отказаться – значит плюнуть ей в душу и поссориться с ней навеки.
– Песню? Исса, но мы же не знаем ваших песен… Мы и своих-то не особо знаем, – попытался выкрутиться Самохвальский, тоже тот еще певун.
– Это не беда! Мы вас научим! – горячо заверила нас Исса.
– Всего один куплет! Это же просто! – утешила Риши.
Растянувшись в кислых улыбках, мы с Колей закивали, преисполняясь фальшивым энтузиазмом. Мы, конечно, знали из курса сравнительного обществоведения, что в Конкордии хоровое пение – самый востребованный вид искусства. И что искусство требует жертв, мы тоже знали. Но кто мог предположить, что его жертвами станем мы?
Ну да ладно. Чего только не сделаешь ради знакомства с двумя красивыми девушками!
– И какие там слова? – спросил я.
– И что за мелодия? – подхватил Коля.
– Они очень простые! – заверила Риши.
– Вот послушайте! – сказала Исса и, глядя мутным взором прямо перед собой, запела:
Над нашей Родиною тучи грозовые,
Враги злокозненные замыслы куют,
Но не страшат нас бури огневые,
Не за курорты ордена дают…
Мы с Колей нестройно подтянули – чтобы показать, что мы стараемся, запоминаем. А потом, когда стало ясно, что слова мы выучили, мы грянули все вчетвером – я, Коля, Исса и Риши.
Получилось довольно громко и зловеще.
Но, странное дело, никто, ну совершенно никто на пляже даже не посмотрел в нашу сторону! Дескать, ну что тут особенного – поют люди. (Вот у нас на Земле точно таращился бы весь пляж, включая роботов-разносчиков. Еще ненароком и городовой прибежал бы – посмотреть, все ли в порядке, не нужна ли кому скорая психиатрическая помощь.)
– Понимаете, у нас есть такая традиция. Когда знакомишься с человеком, нужно обязательно вместе спеть, – пояснила Риши, когда мы окончили. Мне показалось, что в ее тоне можно было уловить извиняющиеся нотки. Или только показалось?
– Я понимаю, – кивнул я.
– Наш народ очень любит музыку! – самозабвенно добавила Исса.
– Я понимаю, – еще более прочувствованно заверил ее я.
Откровенно говоря, в обществе таких заек я был готов демонстрировать любые чудеса понимания.
Да, традиция. Да, народ любит музыку. Я понимал все, кроме одного: почему девушки выбрали именно эту песню?
Ведь это же чудовищная дисгармония: пляж, олеандры, дружественное море, с одной стороны, и «тучи грозовые» да «бури огневые» – с другой. Увы, даже на отдыхе они думали об одной только войне.
* * *
Что сказать про тот вечер? Самое сильное эротическое переживание моей жизни. И никак не меньше.
Вначале мы вчетвером оказались на танцплощадке. Играли типично клонскую музыку – медленную, раздумчивую, вязкую. Музыка была оркестровой и какой-то совершенно нетанцевальной – так мне показалось поначалу. Она не звала на телесные подвиги. От нее вообще хотелось спать!
Да и сама клонская манера танцевать у меня попервой доверия не вызывала. Не танцы – а синхронное плавание какое-то.
Когда музыка становилась быстрее, они начинали водить свои плавные хороводы. Когда замедлялась – разбивались по парочкам и, держась за руки, топтались по углам. Тихо-тихо, как кролики.
И что же это такое, спрашивается? Где справедливость, товарищи? Ведь танцы – это же, как известно каждому кадету, предлог для сравнительно тесных телесных взаимодействий? И где они в таком случае?
Когда я случайно встретился взглядом с Колей, который как раз танцевал с Риши (ее он на скорую руку перекрестил в Иришу), я понял: мой лучший друг озабочен теми же практическими вопросами.
Но я просто недооценил эту «бесплотную» манеру проводить время, практически не касаясь друг друга. Когда мы с Иссой оказались в паре, я понял: свои эротические двести двадцать вольт клоны на этих танцульках выхватывают. И еще как!
Недостижимая для телесного контакта Исса медленно покачивалась рядом со мной, не сводя с меня взгляда. Ее улыбка была загадочной, меланхоличной, провокационной.
В ее ореховых глазах разворачивалась подлинная мистерия космоса. И музыка, эта самая приторможенная музыка настраивала мистерию на эротическую волну. «Плодитесь и размножайтесь», – отчетливо нашептывал синтезатор.
Танцующая Исса казалась мне кудесницей. Самой желанной женщиной Галактики. И никаких сомнений в этом в тот момент у меня не возникало.
Каждый ее плавный жест, каждый величественный поворот головы – все это обольщало и обещало сами знаете что.
Даже главное правило клонских танцев, которое можно было обобщить до музейного призыва «руками не трогать», этой сказки не портило.
В общем, после двух таких танцев я просто погиб. Я влюбился в Иссу по самые уши и до сих пор, даже после всего, что потом произошло, ни на минуту об этом не жалею.
Но все эти довольно сложные для кадета чувства были осознаны мною потом. А тогда – тогда мне просто приятно было танцевать с ней, разговаривать с ней, дышать с ней одним воздухом.
– Может, пояснишь мне одно странное обстоятельство? – вдруг спросил я.
– Давай!
– Почему те девушки, которые учились в нашей Академии, никогда не ходили на танцы? Ведь танцы же в Конкордии не запрещены, как я вижу?
– Что ты, Александр! Конечно, нет! – возмутилась Исса.
– В чем же тогда дело? Им что – лениво было?
– Дело не в лени. У нас есть такое понятие «курум-урдван». Оно означает «жизнь в разлуке»… (пояснение, кстати, не было лишним – «Сигурд» частенько пасовал перед «высокой» ветвью конкордийского языка)… У многих людей бывают целые периоды «курум-урдвана». Это как у вас в Объединенных Нациях – траур. Разве кто-нибудь ходит на танцы во время траура?