Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Вильгельм Кейтель cтр.№ 66

Этим же вечером Хейнрици позвонил мне, чтобы доложить, что ситуация с прорывом на его фронте стала еще хуже; он просил передать ему хотя бы одну танковую дивизию из группы Штайнера. Я пообещал ему принять решение сразу же, как только я переговорю с Йодлем и самим Штайнером. Я установил, что генерал СС Штайнер приказал 7-й танковой дивизии, которая все еще подтягивалась, осуществить предписанное ей наступление только с приходом ночи, я приказал этой дивизии быть наготове и оставаться в моем распоряжении, чтобы при необходимости развернуть ее в другом направлении. Отказаться от наступления Штайнера, на которое фюрер возлагал такие огромные надежды, мне было очень тяжело. Но ввиду сложившейся на фронте Хейнрици обстановки, когда противник в течение двух или трех дней мог прорваться в тыл Штайнеру и к южному флангу группы армий «Висла», мы с Йодлем были уверены, что теперь единственным правильным решением было бы бросить 7-ю танковую дивизию через брешь с юга и во фланг русских. Поэтому я освободил 7-ю танковую дивизию для Хейнрици, но с обязательным условием закрепить за ней линию атаки и ее цель, с тем чтобы я мог подтянуть ее снова, вне зависимости от результата, как резерв. Этот приказ был подтвержден Хейнрици; Йодль известил фюрера о проделанном. Для него это должно было стать горьким разочарованием.

Рано утром 28 апреля, в четыре часа утра, я выехал к генералу СС Штайнеру в надежде найти там штаб 7-й танковой дивизии либо спросить у него, где он находится; я также хотел обсудить с ним, как он собирается и собирается ли осуществить свое наступление даже без 7-й дивизии. Но оказалось, что эта дивизия была перехвачена группой армий [«Висла»], даже не достигнув намеченного мною места сбора; и никто не передавал Штайнеру этот приказ.

После того как Штайнер объяснил мне, как он намерен возобновить наступление после перегруппировки, даже и без 7-й танковой дивизии, я выехал обратно по пути следования, который я установил для этой дивизии, но не увидел ни души. До меня начало доходить, что либо дивизия была задержана, либо действовала где-то еще.

На другой дороге мне повстречались отряды пехотинцев и артиллерии на конной тяге. Когда я спросил у них о 7-й танковой дивизии и что вообще здесь происходит, я узнал, что две ночи назад южный фланг группы армий Хейнрици удирает на запад через Шорфскую пустошь, и в течение этого дня, 28 апреля, должен выйти на фланги Фюрстенберга, где этой артиллерии нужно заново окопаться.

Меня чуть удар не хватил! Во время нашего разговора прошлым вечером Хейнрици и слова мне не сказал об этом организованном отступлении – уже тогда развернувшемся в полную силу. Так что 7-я танковая дивизия тоже находилась где-то в совершенно другом месте – и по этой самой причине он так настойчиво требовал, чтобы корпус Хольсте был также передан ему.

Примерно в восемь часов я вернулся в наш оперативный штаб, чтобы посовещаться с Йодлем об этой полностью изменившейся ситуации, в соответствии с чем наш лагерь – самое позднее на следующий день – будет беззащитен и сдан русским. Я приказал Хейнрици и генералу фон Мантейфелю встретиться со мной севернее Нойе-Бранденбурга, а затем уехал, Йодль же впервые очень жестко поругался с начальником штаба этой группы армий [«Висла]. Во время этой поездки на север я наконец нашел 7-ю танковую дивизию, а после продолжительных поисков – и штаб дивизии. В этот момент там находился связист группы армий, штабной офицер инженерных войск, который как раз показывал на карте командиру дивизии следующие этапы отступления и дистанции продвижения на каждый день. Этого мне только и не хватало: услышать подобный генеральный план отступления группы армий, о котором ни ОКБ, ни фюрер, ни генерал Кребс даже и не подозревали. Этот приказ был отдан в тот вечер, когда я уехал из штаба группы армий, значит, к тому времени он уже был принят. Его появление, без согласия ОКБ и даже самого фюрера, было результатом моей искренней беседы с Хейнрици, который сделал вывод, что фюрер уже не в состоянии вмешиваться в ситуацию и что, таким образом, он может делать то, что считает целесообразным, а его основным стремлением было переправить свою группу армий через Эльбу и сдать ее американцам. Все это я узнал лишь позднее, от преемника Хейнрици; сегодня я знаю, что его начальник штаба, генерал фон Трота, – которого я уволил в тот же вечер – был организатором этого генерального плана.

Так или иначе, в соответствии с этим приказом 7-я танковая армия закрепилась на чисто оборонительной позиции, чтобы уменьшить давление неприятеля на части [Хейнрици], пока они отступали с фронта; к большому изумлению командира дивизии, из-за подобного способа использования танковой дивизии я вышел из себя: она не предназначалась для той унизительной роли, ради которой я принял мучительное решение отобрать эту танковую дивизию у генерала Штайнера в самый момент ее решающего наступления на юге, на которое не только фюрер, но и мы все возлагали большие надежды, особенно принимая во внимание то, чего достиг генерал Венк со своей 12-й армией.

После того как командир дивизии доложил мне обстановку, которая сложилась в результате обвала фронта, – что было сходно по чудовищности с прорывом русских на Одере – я убедил его, что, как к танкисту, оборонительные операции к нему не имеют никакого отношения и что его реальная сила только в контрнаступлении. Он, естественно, согласился, но указал, что подготовка его дивизии для подобного наступления теперь займет слишком много времени. Несмотря на его заявление, я приказал ему использовать его оружие в той манере, для которой оно предназначено, иначе все бесполезно.

Около полудня я неожиданно встретился с генерал-полковником Хейнрици, в присутствии генерала фон Мантейфеля. Наша беседа была весьма натянутой, поскольку я не мог не упрекнуть Хейнрици достаточно жестко за сокрытие его плана отступления от Верховного командования и меня самого. Он не согласился, что подобный план можно было считать отступлением, а сказал только о необходимости отвести свой южный фланг через Шорфскую пустошь на другую сторону; кроме того, все передвижения войск и их действия были предназначены для того, чтобы сократить линию фронта, который находился под полным контролем. Тот план, что показали мне в штабе 7-й танковой дивизии, был всего лишь указанием, подготовленным для штаба инженерных войск для минирования и разрушения дорог, если дело дойдет до краха и т. д. После этого я обрисовал этим господам общую обстановку и положение 12-й армии Венка, частей генерала СС Штайнера и корпуса Хольсте и описал ситуацию на севере и северо-западе Берлина, ставшую уже критической в результате самовольного отвода их южного фланга, что подвергло серьезной опасности тыл танкового корпуса Штайнера. Хейнрици дал мне слово отныне внимательно следить за моими приказами и обещал подчиняться всеобщему командованию. Расстались мы, по крайней мере внешне, хорошо, с моим призывом поддерживать наши давние дружеские отношения и его обещанием этого.

Этим вечером мне не удалось вернуться в лагерь до наступления темноты. По мнению Йодля, положение на севере Берлина, на том самом южном фланге, теперь стало более серьезным, чем раньше. Я долго разговаривал по телефону с генералом Кребсом, находившимся в рейхсканцелярии, после того как фюрер перевел мой вызов к нему, так что лично с Гитлером я поговорить не смог. Телефонная связь была ужасной, постоянно обрывалась. Начальник военной связи, что находился в лагере вместе с нами, объяснил мне, что теперь можно установить только радиосвязь между подвешенной около нашего лагеря на привязном аэростате радиоантенной и радиовышкой в Берлине; все телефонные линии оборваны. До тех пор пока радиовышка находится в руках немцев, чтобы передавать и получать сигналы, и привязной аэростат остается целым, наша связь с рейхсканцелярией будет обеспечена. Помимо этого, у нас еще оставался радиоконтакт со службой связи в бункере фюрера.