Морские волки Гитлера - читать онлайн книгу. Автор: Пауль Герберт Фрейер cтр.№ 54

— Дать воздушный пузырь в нос! — в отчаянии выкрикнул Экк.

Засвистел воздух, выталкивающий воду из носовой дифферентной цистерны, но лодка по-прежнему оставалась на поверхности.

Бомбардировщики на бреющем полете прошли над утратившей способность к погружению субмариной, поливая ее свинцом, и Экк принял решение на малом ходу добираться до берега. Вблизи него он приказал инженер-механику заложить в артиллерийском погребе подрывные заряды и вывести бикфордов шнур в центральный пост. Тем временем матросы вытащили из люка несколько резиновых свертков и воткнули в них шланги компрессора. С тихим шипением свертки раздулись и превратились в резиновые шлюпки. Члены экипажа сноровисто расселись по местам и изо всех сил налегли на весла. Уже через четверть часа они догребли до прибрежных скал. Тут до них долетел грохот взрыва, из нутра лодки вырвался огненный вулкан вперемежку с клочьями черного дыма. К ужасу командира «У-852», ее рубка осталась торчать над водой.

Увидев медленно приближающиеся торпедные катера, Экк как-то весь обмяк и медленно опустился на землю. Английские моряки быстро залезли в рубку и выбрались обратно с приборами и папками в руках.

* * *

Сотрудники специального отдела Адмиралтейства, специализировавшиеся на изучении трофейных вражеских документов, внимательно изучили бортовой журнал «У-852» и убедились, что ее экипаж виновен в жестокой расправе над командой «Пелея».

В октябре 1945 года в Гамбурге перед английским военным трибуналом предстали, помимо Экка, судовой врач «У-852» Вайспфенниг, инженер-механик Ленц, второй помощник Гофман и старшина Швендер. Капитан-лейтенант в своем стремлении любой ценой спасти себе жизнь представлял жалкое зрелище.

В Гамбурге все подсудимые были признаны виновными. Экка, Вайспфеннига и Гофмана приговорили к расстрелу, Ленца — к пожизненному заключению, Швендера — к 15 годам тюрьмы. Трибунал учел, что он был вынужден выполнить приказание.

Все подсудимые, сославшись на пресловутый приказ «Лакония», в один голос заявили о своей невиновности. После прочтения прокурором показаний греческого моряка Мюсиса, Экк продолжал утверждать, что вовсе не собирался никого убивать. Он, дескать, просто боялся, что плавающие обломки, плоты и шлюпки позволят обнаружить его субмарину, и поэтому распорядился их уничтожить.

На Нюрнбергском процессе Экк был допрошен в качестве свидетеля. Здесь он столкнулся с Деницем, который настаивал, что его подчиненный неправильно истолковал приказ командира. 30 ноября 1945 года осужденных привезли на расположенное в предместье Гамбурга Боргелер-Егер стрельбище и с прикрытыми повязками глазами привязали к столбам. Через несколько секунд утреннюю тишину вспорол ружейный залп, под ноги солдат из расстрельного взвода посыпались горячие гильзы. Приговор английского военного трибунала был приведен в исполнение.

Лампа в канцелярии штаба флотилии была прикрыта сделанным из газеты абажуром. В ее тусклом свете с трудом угадывался силуэт сидящего за столом человека. Здание, в котором размещалась административно-хозяйственная часть штаба, в очередной раз подверглось сильному бомбовому удару. Теперь ее разместили в небольшом доходном доме на окраине Бреста. Писарю досталось место в одной комнате с каптенармусом. Сюда постоянно приходили люди, его это крайне раздражало, заставляя засиживаться до ночи, чтобы уладить наиболее срочные дела. Утешало лишь одно обстоятельство: из-за обострившейся обстановки в городе никого особенно не тянуло в увольнительную.

Дверь распахнулась, поток воздуха слегка качнул лампу. Обер-ефрейтор в измятой матросской форме шагнул через порог, поставил на пол потрепанный чемодан и, не слишком заботясь о военной выправке, пробормотал сквозь зубы:

— Прибыл из отпуска для дальнейшего прохождения службы.

Писарь поднес к глазам отпускное свидетельство и удивленно вскинул кустистые брови:

— Парень, ты что, спятил? Задержался на целых два дня!

— Мне его продлили в окружной комендатуре в Кельне. Отметка на обратной стороне.

Писарь перевернул отпускное свидетельство и сразу же понял, какое несчастье постигло его собеседника.

— Выходит, в Кельне ужас что творится? Город весь разбомбили? — почему-то понизив голос спросил он.

Обер-ефрейтор лишь небрежно отмахнулся в ответ.

— Тебе не повезло, дружище, — в голосе писаря прозвучали сочувственные нотки. — Твоя лодка все еще стоит у пирса. Экипаж в казарме ждет приказа. Автобус туда уходит через две-три минуты. Давай иди, а я пока созвонюсь с ними.

Обер-ефрейтор с отрешенным видом стоял под стеклянным козырьком остановки. Он так радовался предстоящему отпуску, но эта жуткая ночь в Кельне оказалась самой страшной в его жизни. В его памяти навсегда запечатлелось белое как мел, растерянное лицо отца. И еще его теперь неотступно преследовали едкий запах обгоревшего кирпича, краски, бревен и вид багрового от пожаров неба.

От мрачных раздумий его тогда на какое-то время отвлек пожилой солдат. Поезд, на котором они возвращались из отпуска, на полтора часа застрял неподалеку от Парижа. Приближающийся гул моторов заставил обер-ефрейтора вздрогнуть. Он никак не мог вспомнить, о чем они говорили, когда за окнами купе содрогалась, принимая тяжелые бомбы, земля. На прощание солдат сунул ему в руку листок бумаги. Обер-ефрейтор не посмотрел на него. Тем не менее этот листок по-прежнему лежал у него в кармане.

Утром он доложил о своем прибытии в часть командиру подводной лодки.

— Что там случилось в Кельне? — осведомился молодой офицер, нервно поглаживая пересекавший его лицо от лба до подбородка багровый рубец шрама. — Писарь сказал мне, что вам на два дня продлили отпуск.

— Моя мать и сестры… — несколько раз судорожно сглотнув, начал бессвязно рассказывать обер-ефрейтор. — Нашего дома больше нет… Отца я нашел только через пару дней. Он был вне себя от горя… Потом мы долго рылись в развалинах… И вот… Нужно было кремировать их тела, и в комендатуре дали мне еще два дня.

Командир встал и неизвестно зачем прошелся взад-вперед по комнате. Затем он подошел к обер-ефрейтору, с сочувственным выражением лица положил ему руку на плечо и произнес обычную в таких случаях фразу:

— Примите мои соболезнования, камрад! Нам всем сейчас очень нелегко. Но именно в этой войне нам нужно, как никогда, быть стойкими и мужественными. Так сказал гросс-адмирал Дениц. И пусть утрата близких и родных еще теснее сплотит наш экипаж. И тогда врагу пощады не будет!

— Так точно, господин обер-лейтенант!

— Не бойтесь поделиться со мной вашими заботами, — командир с отеческой миной посмотрел на подчиненного и сразу же отвернулся. — Идите, отдохните хорошенько. Я освобождаю вас от всех обязанностей. Как вы знаете, в любой момент мы можем выйти в море и нам никак нельзя ударить в грязь лицом.

Оставшись один, командир вызвал к себе старшего помощника и приказал внимательно следить за поведением обер-ефрейтора. Старший помощник согласно кивнул головой. После массированных бомбардировок городов в северо-западной части Германии на всех совещаниях младшего командного состава от них все более настойчиво требовали обращать внимание на отдельные высказывания отпускников. Поэтому, выйдя от командира, старший помощник подошел к обер-боцману и попросил его найти кого-нибудь, кто смог бы отвлечь обер-ефрейтора от «дурных мыслей» и заодно незамедлительно докладывал бы о всех его «пораженческих высказываниях».