Накануне Первой мировой полуфеодальная Россия по темпам промышленного роста опережала все европейские страны, врываясь в реальную конкуренцию с передовыми мировыми державами. Стремительно растущая Россия воспринималась как прямая угроза Европе и прежде всего отстающей в темпах развития Англии, но пока все еще самой Великой Державе. В 1907 г. П. Столыпин отмечал: «Англия больше всех ненавидит Россию и будет искренне радоваться, если… Россия не будет больше великим государством и распадется на целый ряд самостоятельных республик…»1235.
Э. Хауз докладывал Вильсону в мае 1914 г.: «Англия не хотела бы совсем раздавить Германию, так как тогда она бы столкнулась бы один на один со своим старинным врагом, с Россией..»1236. В разговоре с кайзером в июне 1914 г. Э. Хауз утверждал, что «Россия представляет наибольшую угрозу для Англии… Англии выгодно, чтобы Германия сдерживала Россию, Германия является барьером между Европой и славянами»1237.
В самой Германии быстрое промышленное развитие России порождало страх. Ни Англия, ни Франция уже не могли конкурировать с Германией, последняя вытесняла даже США с ее собственных американских рынков. Э. Хауз в то время поддерживал мнение Бриана, который «считал, что, если бы теперь Германия не начала войны, она мирным способом завоевала бы весь мир…»1238. Единственная страна, которая обгоняла Германию в темпах развития, была Россия. При этом в отличие от Германии у нее были неограниченные сырьевые ресурсы, время работало на Россию. И это виделось из Германии гораздо большей угрозой, чем война с Францией и Англией, да и со всей Европой, вместе взятой.
Германская элита откровенно паниковала. Генерал П. Рорбах в книгах «Немецкая идея в мире», «Война и германская политика» утверждал: «Русское колоссальное государство со 170 миллионами населения должно вообще подвергнуться разделу в интересах европейской безопасности». Все немецкие канцлеры после Бисмарка — Л. Каприви, Б. Бюлов — считали Россию главной угрозой, нависавшей над Германией. А Бетман-Гольвег уже требовал превентивной войны: «… я надеюсь, несмотря на войну и даже именно благодаря войне, установить действительно дружественные, полные взаимного доверия, лояльные отношения с Англией, а через Англию и с Францией. Германо-англо-французская группировка была бы лучшей гарантией от тех опасностей, какими угрожает всей европейской цивилизации вар варский русский колосс…»1239.
В 1911 г. генерал фон Бернарди в книге «Германия и следующая война» приходил к выводу: «Славяне становятся огромной силой. .остановить их требуют не только обязательства перед нашими предками, но и интересы нашего самосохранения, интересы европейской цивилизации». «На нас лежит обязанность, действуя наступательно, нанести первый удар». Он призывал не ограничивать «германскую свободу действий предрассудками международного права»1240.
Правительственная комиссия из Германии под руководством профессора Аугагена, посетившая в те годы Россию, пришла к выводу, что по завершении земельной реформы война с ней будет не под силу никакой державе1241. Министр иностранных дел Германии Г. фон Ягов в июле 1914 г. констатировал: «В основном Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат… Наша же группа слабеет. В России это хорошо знают и поэтому, безусловно, хотят еще на несколько лет покоя»1242.
Угроза с Востока воспринималась германской элитой именно как военная угроза. Однако военных планов у России в отношении Европы никогда не существовало. Ллойд Джордж, например, в 1915 г. писал: «Я вообще не знаю, чтобы Россия когда-либо затевала наступательную войну против кого-нибудь из своих европейских соседей… Она хотела мира, нуждалась в мире и жила бы в мире, если бы ее оставили в покое. Она переживала начало значительного промышленного подъема, и ей нужен был мир, чтобы промышленность достигла полного расцвета… Что бы ни говорили о ее внутреннем управлении, Россия была миролюбивой нацией. Люди, стоявшие во главе управления ею, были проникнуты миролюбием»1243.
Проблему германское руководство видело в том, что Россия выходила из статуса полуколонии. Что она становится самостоятельным конкурентоспособным государством.
Гитлер совершено четко определял причины Первой мировой: «В Германии перед войной самым широким образом была распространена вера в то, что именно через торговую и колониальную политику удастся открыть Германии путь во все страны мира или даже просто завоевать весь мир…». Но в 1914 г. в России теория «мирного экономического проникновения» (экономической экспансии) потерпела поражение
[64]
, и для Германии оставался только один выход — «приобрести новые земли на Востоке Европы, люди знали, что этого нельзя сделать без борьбы»1244.
А ведь это было только началом. Россия еще отставала в темпах роста экспорта от Германии, но это объяснялось наличием у нее собственного огромного внутреннего рынка сбыта, которого не имели ни Германия, ни Англия. Но Россия со своей промышленной продукцией уже стала выходить на внешние рынки, что было прямым вызовом Европе. С середины XIX в. российские промышленники и торговцы начинали теснить на Балканах и в Средней Азии Англию и Германию. Понимание ситуации давало восклицание Вильгельма II, сделанное в марте 1913 г.: «Я защищаю купца. Его враг — мой враг»1245. Сбывалось пророчество А. де Кюстина, сказанное в 1839 г.: «Я… предвижу серьезные политические следствия, какие может иметь для Европы желание русского народа перестать зависеть от промышленности других стран»1246.
По мнению Дж. Макдоно: «Единственным фактором, толкнувшим Верховное командование немецкой армии на войну, была их «зацикленность» на идее, что рейху грозит упадок и гибель, если он не одержит победу в тотальной войне»1247. Бетман отмечал: «Кайзер ожидает войну, думает, она все перевернет. Пока все говорит о том, что будущее принадлежит России, она становится больше и сильнее, нависает над нами, как тяжелая туча»1Ш. М. Шелер утверждал, что единственной подлинной целью Германии является объединение всего континента против России. Запад должен понять, что только могущественная Германия, вставшая между Балтикой и Черным морем, может защитить его от растущей мощи России1249. Автор книги «Гении войн» знал, о чем говорил. Темпы экономического роста России были впечатляющими. Вся Европа с ужасом наблюдала за стремительным ростом русского гиганта. Еще два-три десятилетия таких темпов развития — и Россия по численности населения и промышленному потенциалу должна была превзойти все великие европейские державы, вместе взятые
[65]
. Английский историк Дж. Сили в конце XIX в. писал: «Если Соединенные Штаты и Россия продержатся еще полстолетия, то совершенно затмят такие старые государства, как Франция и Германия, и оттеснят их на задний план. То же самое случится с Англией, если она будет считаться только европейскою державою…»1250.