Тупик либерализма. Как начинаются войны - читать онлайн книгу. Автор: Василий Галин cтр.№ 27

Дж. Кейнс приходил к выводу, что Версальский договор ставил Германию вне закона и отдавал ее в рабство победителям {353}. Кейнс повторял: «Мир бесчеловечен и невыполним, и не может принести с собой ничего, кроме несчастья» {354}. По словам Кейнса: «Политика порабощения Германии на целое поколение, ухудшения жизни миллионов людей, лишения целой нации счастья, будет гнусной и омерзительной — гнусной и омерзительной, даже если ее осуществление было возможным, даже если мы обогатим себя, даже если мы и не хотели разложения цивилизованной жизни в Европе в целом. Кто-то проповедует ее во имя справедливости. В годы великих событий в истории человечества, развития сложных судеб народов, понятие справедливости не столь простое. А если бы и было — народы не имеют право исходя из религиозных и моральных соображений перекладывать на детей врагов грехи их отцов и правителей» {355}.

Глава правительства Германии Ф. Шейдеман отказался подписать Версальский мир. На заседании правительства, где решался вопрос, он заявил: «Какой честный человек, не говорю — какой немец, но какой честный, верный своему слову человек может пойти на эти условия? Какая рука не дрогнет, надевая на себя и на нас эти оковы? Я убежден, что политическое будущее принадлежит только тем, кто на эти требования скажет прямо: нет! Допускаю, что государство в конце концов должно будет уступить силе и сказать: да! Но одно я должен заверить: я не буду в числе тех, кто это сделает. Я считаю, что мы должны совершенно прямо и честно сказать Антанте: то, чего вы от нас требуете, невыполнимо. Если вы не хотите нам верить, приходите в Берлин и взгляните сами. Не требуйте от нас, чтобы мы стали палачами своего собственного народа» {356}.

Президент Эберт назвал договор «невыносимым… его невозможно выполнить» {357}. В июне Брокдорф-Ранцау, ведший переговоры в Версале от лица Германии, Эбер и Шейдеман в знак протеста против договора подали в отставку. Но союзники были непоколебимы, Германии был предъявлен пятидневный ультиматум, коим предписывалось принять условия договора под угрозой военного вторжения {358}.

«Занавес опущен, — писал в те дни генерал А. Деникин, — Версальский мир остановил на время вооруженную борьбу в средней Европе. Для того, очевидно, чтобы, собравшись с силами, народы взялись за оружие вновь с целью разорвать цепи, наложенные на них поражениями… Идея «мира во всем мире», которую 20 веков проповедуют христианские церкви, похоронена надолго…» {359}. Великий князь Александр Михайлович клялся в 1919 г. в Париже «перед членами американской делегации, что через двадцать лет от Версальского договора не останется и камня на камне» {360}.

Сенатор Ф. Нокс (госсекретарь в правительстве президента Тафта) призвал конгресс отвергнуть Версальский мирный договор, как слишком суровый по отношению к Германии, что неизбежно приведет к новой войне {361}. Американский военный советник Блисс: «Мир кажется мне еще худшим, чем война» {362}. Сам президент В. Вильсон утверждал: «Если бы я был немцем, я бы никогда не подписал этого договора» {363}. В 1920 г. президент заявлял: Версальский договор посеял семена «следующей, куда более ужасной войны» {364}.

Британский дипломат Г. Николсон: «Я считаю, что грядущие поколения обратят больше внимания не на ошибки конференции… а на ее ужасающее лицемерие» {365}. По словам Дж. Кейнса, когда собралась конференция, «началось плетение той хитрой сети софистики и иезуитских толкований, которая, в конце концов, покрыла лицемерием и обманом букву и сущность всего договора. Ведьмам всего Парижа был дан сигнал:

Зло — в добре, добро — во зле

Полетим в нечистой мгле» {366}.

«Если мы становимся на позиции, что как минимум в течение поколения Германии нельзя желать и малейшего процветания, — писал Дж. Кейнс в 1919 г., — что все наши бывшие союзники — ангелы света, а бывшие враги — немцы, австрийцы, венгры — дети дьявола, что год за годом Германия должна нищать, ее дети голодать и болеть, и что она должна быть окружена врагами — тогда мы должны отвергнуть все предложения данной главы, в частности те, которые могли бы позволить Германии восстановить хоть часть своего материального благосостояния и найти источники к существованию населения промышленных городов. Но Боже упаси, если такие взгляды наций на их отношения друг с другом могут быть приняты в демократиях Западной Европы и профинансированы Соединенными Штатами. Если мы сознательно стремимся к обнищанию центральной Европы, осмелюсь предположить, что расплата не заставит себя долго ждать. Ничто тогда не отодвинет решающую гражданскую войну между силами реакции и отчаянными конвульсиями революции, по сравнению с которой померкнут ужасы последней германской войны, и которая разрушит, кто бы ни победил, цивилизацию и прогресс, достигнутый нашим поколением. Даже если результат и разочарует нас, не должны ли мы основывать наши действия на лучших ожиданиях и верить, что богатство и счастье одной страны предполагает то же самое и для других, что солидарность человечества — не выдумка, и что народы могут себе позволить относиться к другим как к себе подобным?» {367}

Бывший французский посол в России М. Палеолог: «Наивно думать, что предстоящий мир будет вечным; я представляю себе, наоборот, что теперь-то и начнется эра насилия и что мы сеем семена будущих войн». Экс-госсекретарь Франции А. Тома: «За этой войной последуют еще десятилетия войн» {368}. Дж. Кейнс: «Огромные лишения и величайший риск для общества становятся неизбежными» {369}.

У. Черчилль: «В Европе и Азии, условия созданные победителями во имя мира, расчистили дорогу для возобновления войны» {370}. Осенью 1924 г. У. Черчилль выступит с предупреждением, что «германская молодежь, увеличиваясь в числе подобно наводнению, никогда не примет условий и требований Версальского договора»… «дух Германии начинает наполняться мечтами о войне за освобождение, за отмщение»… «этот процесс в Германии может выйти из-под общественного контроля» {371}.

Психологию немцев раскрывал А. Толстой, который в 1927 г. писал в своем «Гиперболоиде инженера Гарина»: «Вы немец с головы до ног, бронированная пехота, производители машин, у вас и нервы, я думаю, другого состава. Слушайте, Вольф, попади в руки таких, как вы, аппарат Гарина, чего вы только не натворите. — Германия никогда не примирится с унижением!» {372} В Германии Версальский договор немедленно после его заключения окрестили — Diktat. Ллойд Джордж в ответ заявлял: «Справедливость на стороне Германии!» «А стала бы Англия долго терпеть такое унижение?» {373}