Фундаментом любого здорового общества является понятие справедливости. Она является внешним проявлением той силы, о которой писал П. Чаадаев: «силы, заставляющей нас встать в порядок общий, в порядок зависимости. Соглашаемся ли мы с этой силой, или противимся ей, — все равно, мы вечно под ее властью…» Силы, подчиняющейся действию объективных законов: «Не зная истинного двигателя, бессознательным орудием которого он служит, человек создает свой собственный закон, и это закон… он называет нравственный закон… Нравственный закон пребывает вне нас и независимо от нашего знания его… каким бы отсталым ни было разумное существо, как бы ни были ограничены его способности, оно всегда имеет некоторое понятие о начале, побуждающем его действовать» [482].
И хотя справедливость сама по себе не решает проблему коррупции, она создает основу для ее решения. Без этого фундамента всякая борьба с коррупцией не более, чем профанация.
…
Прямо по Н. Гоголю, который в «Мертвых душах» передавал слова губернатора, обращенные к чиновникам: «Гибнет земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже мимо законного управления образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного… И никакой правитель, хотя бы он был мудрее всех законодателей и правителей, не в силах исправить зла, как ни ограничивай он в действиях дурных чиновников приставленьем в надзиратели других чиновников. Все будет безуспешно, покуда не почувствовал всяк, что он так же, как в эпоху восстанья народ вооружался против врагов, так должен восстать против неправды» [483].
И в этой данности отдают себе отчет сами представители высшей государственной власти России. Так, по мнению председателя Конституционного суда РФ В. Зорькина (12.2012), на формирование облика России 2000-х гг. оказали влияние два фактора: «глубочайшее социальное расслоение», вызванное «несправедливой приватизацией», которое «не снижается, а растет!». И «грубые правовые нарушения, сопровождавшие постсоветский передел собственности», которые «создали «в стране ту — признаем, весьма массовую — «антиправовую нормативность» коррупции и кумовства, которая вот уже два десятилетия разъедает российский социальный и государственный организм» [484].
Дело здесь не только и не столько в правовых нарушениях и законах. Несправедливый закон несет в себе большую угрозу, чем даже внешнее вторжение, он уничтожает ничего не подозревающее общество изнутри. Проблема в том, что, как свидетельствует мировой опыт, приватизации редко бывают справедливыми, но частное управление бизнесом в конкурентной стабильной среде более эффективно, чем государственное, поэтому общество идет на нее. В данном случае основными критериями оценки приватизации являются: уровень допущенной несправедливости и тот результат, который приватизация дала обществу — насколько она способствовала его развитию. Приемлемый для данного общества уровень социальной справедливости устанавливается за счет прогрессивной системы перераспределения общественного продукта.
В России приватизация не была компенсирована развитием социальных механизмов, в результате эпоха создания стартовых капиталов, начавшаяся в 1990-е гг., продолжилась в 2000-х гг., приобретя более отчетливо выраженные коррупционные формы. Представление о зависимости между уровнями справедливости и коррупции в первом приближении может дать график сопоставления индекса коррупции и максимальной ставки подоходного налога.
…
В первом приближении, поскольку оценки Transparency Int. во многом носят субъективный характер и не учитывают многих факторов, существенно влияющих на конечный результат [485]. В свою очередь номинальная ставка подоходного налога далеко не всегда соответствует реальной, в том числе и за счет неявных субсидий. Например, в России стоимость электроэнергии для населения почти в два раза ниже, чем для промышленности, в то время как в США, Германии или Японии ситуация прямо противоположная [486].
Максимальная ставка подоходного налога и индекс коррупции Transparency International 2011 г. [487]
Не имея возможности собрать налоги на потребление, государство вынуждено перекладывать их на производство! Например, в США сумма подоходного налога с физлиц почти в 6 раз превосходит поступления от налога на корпоративную прибыль, в России же сумма налога на прибыль организаций наоборот превосходит поступления от подоходного налога (2012 г.) [488]. Но и этих денег не хватает, поэтому помимо прямого налогообложения государство вынуждено прибегать к косвенному, например, за счет установления высоких акцизов на бензин.
Мало того, «ровная» система налогообложения, по сути, означает на полностью законном основании прогрессивное перераспределение, экспроприацию общественного продукта в пользу наиболее обеспеченных слоев общества. Величина этого перераспределения составляет порядка 5 % ВВП ежегодно [489].
Наглядное представление о результатах реформ в России дает один нетрадиционный подход к оценке уровня концентрации капитала, который, конечно, далеко не безупречен, но, тем не менее, в определенной мере отражает происходящие процессы. Он помогает раскрыть те особенности концентрации капитала, которые далеко не всегда может дать традиционный «индекс Джини». Метод основан на сравнительной оценке доли состояний миллиардеров Forbes в совокупном доходе их стран. За последний, в данном случае, взят суммарный ВВП этих стран, накопленный с начала неолиберальной революции, т. е. за последние 20 лет. Результаты расчетов оказались неожиданными и ожидаемыми одновременно:
Суммарный капитал миллиардеров списка Forbes (03.2012 г.) к совокупному ВВП их стран за 1991–2011 гг., (в ценах 1990 г.) в долл. США и в долл. по ППС, в ‰ [490]
Исходя из оценок Forbes, по уровню концентрации миллиардного капитала России нет равных [491]. Основа этого невероятного уровня социального неравенства в России заложена в эпоху создания стартовых капиталов и масштабной приватизации 1990-х гг. Ближайший сподвижник А. Чубайса, главного «приватизатора России», А. Кох констатировал эту данность в 1999 г.: «в российском инвестиционном капитале 90 % — деньги этих самых олигархов, и только 10 % все остальные мелкие источники» [492].
Согласно Конституции 1993 г., Россия является «социальным государством» [493], но социальное государство подразумевает, прежде всего, наличие вполне определенного предельного уровня социального неравенства. Примером, в данном случае, могут являться большинство развитых стран Европы. Современное российское государство, декларируемое социальным, на деле является либо неофеодальным с рудиментами патернализма, либо неолиберальным с относительно высоким уровнем «сетки безопасности» (по М. Тэтчер), оставшимся в наследство от советских времен. Причем даже наличие этой «сетки безопасности» обеспечивается не социальными инструментами, а доходами от сырьевого экспорта.