1 августа 1940 года VII сессия Верховного Совета СССР с чувством глубокого удовлетворения удовлетворила просьбы Прибалтийских республик. «Выборы показали, – отметил в своей речи Молотов, – что правящие буржуазные клики Литвы, Латвии и Эстонии не отражали воли своих народов, что они были представлены только узкой группой эксплуататоров. Выбранные на основе всеобщего, прямого и равного голосования, с тайной подачей голосов Сеймы Латвии и Литвы, Государственная дума Эстонии уже высказали свое единодушное мнение по коренным политическим вопросам. Мы с удовлетворением может констатировать, что народы Эстонии, Латвии и Литвы дружно проголосовали за своих представителей, которые единодушно высказались за введение советского строя и за вступление Литвы, Латвии и Эстонии в состав Союза Советских Социалистических Республик. Тем самым отношения между Литвой, Латвией, Эстонией и Советским Союзом должны встать на новую основу… Первостепенное значение для нашей страны имеет тот факт, что отныне границы Советского Союза будут перенесены на побережье Балтийского моря».
Чуть ли не первым делом новым гражданам «союза республик свободных» приказали сдать загранпаспорта. «Правящие буржуазные клики», за редким исключением, уже начали многолетний путь по этапам.
Англия и США сталинский «беспредел» не признали, исполнявший обязанности госсекретаря правительства Соединенных Штатов С. Уэллес в неофициальной беседе прямо высказал советскому послу, что американцы не видят принципиальной разницы между «свободным желанием балтийских народов жить под русским доминионом и германским вторжением и оккупацией малых государств Западной Европы». Молотов ответил публично: «Нам стало известно, что кое-кому в Соединенных Штатах не нравятся успехи советской внешней политики в Прибалтах. Но, признаться, нас мало интересует это обстоятельство, поскольку со своими задачами мы справляемся и без помощи этих недовольных господ. Однако то обстоятельство, что в Соединенных Штатах власти незаконно задержали золото, недавно купленное (?!) нашим Государственным банком у банков Литвы, Латвии и Эстонии, вызывает с нашей стороны самый энергичный протест. В данном случае мы можем только напомнить как правительству Соединенных Штатов, так и правительству Англии, ставшему на тот же путь, об их ответственности за эти незаконные действия».
Берлин и Италия заявили, что вступление трех Балтийских стран в Советский Союз не затрагивает их интересов.
С 5 августа 1940 года в Советской Прибалтике было введено московское время. По нему литовцев, латышей и эстонцев учили жить «правильно» всего лишь один год, но им и этого хватило с лихвой.
С тех пор десятки лет нам долбят, что присоединение Прибалтийских республик к СССР летом 1940 года было продиктовано в первую очередь интересами его безопасности в условиях усиливающейся угрозы войны. Ну, во-первых, не угрозы, а войны, в которой Советский Союз уже принимал самое деятельное участие и даже успел удостоится звания «агрессора». Во-вторых, Гитлер делал то же самое, то есть обеспечивал безопасность Рейха путем завоевания соседей. Это понятно, что с уменьшением количества вероятных противников собственная безопасность неуклонно повышается. Марксисты тоже с этим были согласны. Когда фюрер сообщил Москве, что собирается вторгнуться в Данию и Норвегию, Молотов ответил ему великолепной фразой: «Мы желаем Германии полной победы в ее оборонительных мероприятиях».
Оборонительные мероприятия Сталина – явление того же порядка. В ожидании германского нападения, которое почему-то оказалось внезапным, он неутомимо отодвигал границы на запад. Советские маршалы писали, что это им потом сильно помогло, дало место для «разбега». Например, тот же Еременко летом 1942 года оказался на левом берегу Волги, про которую вся страна пела: «Пусть враги, как голодные волки / У границ оставляют следы. / Не видать им красавицы Волги / И не пить им из Волги воды» – то есть географически в Азии, а если б не «отодвинули границы», где бы Еременко оказался? Страшно подумать!
Удивительное дело: за 20 предвоенных лет борьбы Советского Союза за дело мира и собственную безопасность он так и не приобрел ни одного союзника. Может, дело как раз в неутомимом, голодном стремлении отодвигать границы за чужой счет?
Наконец, как уверяла советская история, Красной Армией «были взяты под защиту народы Прибалтики». Вот только, когда надо было действительно защитить, не защитили. И народы эти отчего-то стреляли в спину именно «защитников» и вручали цветы новым «освободителям».
«Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей» – это летом 1941 года на смену казакам Еременко приехал на своем танке Отто Кариус, солдат 20-й танковой дивизии Вермахта.
РЕШЕНИЕ БЕССАРАБСКОГО ВОПРОСА
Вот с Бессарабией Сталин, похоже, был в «своем праве», хотя вопрос довольно путаный, и эта территория никогда не входила в состав СССР, да и молдаван жалко.
Румыния почти два года колебалась, на чьей стороне с выгодой для себя можно было бы вступить в Первую мировую войну. В русском Генштабе по этому поводу даже ходил такой анекдот: «Если Румыния примет сторону немцев, нам понадобится 40 дивизий, чтобы ее разгромить; если она объявит войну Германии, нам будут нужны 40 дивизий, чтобы ее защищать». 14 августа 1916 года, под впечатлением знаменитого Брусиловского прорыва, поставившего на грань военного поражения Австро-Венгрию, и обещаний Антанты признать «румынскость» Трансильвании, Баната и Буковины, королевская Румыния объявила войну Тройственному союзу. Румынские войска, перейдя Карпаты, фурией вторглись в Трансильванию и к началу декабря потерпели сокрушительное поражение от армий Фалькенгейна и Макензена, потеряв свыше 300 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. 6 декабря пал Бухарест, правительство перебралось в Яссы, золотой запас страны был вывезен в Россию. Было потеряно 3/4 территории страны. В январе 1917 года, с прибытием русских подкреплений – 35 пехотных и 13 кавалерийских дивизий, Румынский фронт стабилизировался на линии рек Сирет и Дунай. За спиной войск находилась российская Бессарабия, по площади превосходившая тот клочок земли, который оставался под контролем румынского короля.
После Февральской революции 1917 года обстановка в Бессарабии становилась все более нестабильной, а в октябре, после организованного большевиками переворота, была близка к хаосу. Русская армия разлагалась с катастрофической быстротой, тыл фронта наводнили дезертиры и мародерствующие анархические отряды. В этих условиях «на обломках самовластья» 21 ноября в Кишиневе начал свою деятельность Совет края – «Стафул Цэрий» – некий аналог Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, с местным национальным колоритом (около 70 % депутатских мест принадлежало представителям коренного населения). Во всяком случае, большевизмом здесь не увлекались. Председателем был избран Ион Инкулец. Вначале этот «парламент» представлялся временным органом, считавшим своей основной целью подготовку и созыв Бессарабского Учредительного собрания. 2 декабря 1917 года он провозгласил образование Молдавской Демократической Республики в составе Российской Федерации. Москва республику незамедлительно признала.