Год 1943 - "переломный" - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бешанов cтр.№ 13

В результате атаки наши части станицу Кущевку не заняли, противник остался на занятых им позициях. Потери с нашей стороны — 400 человек убитых и раненых, около 200 лошадей. Со стороны противника — максимум 100–150 зарубленных и покалеченных, 3 человека пленных. Трофеи — 6 мулов, 5 автоматов».

В этих труднейших условиях в полной мере начал проявляться истинный талант генерала Кириченко — литературный. Штабу фронта он доложил, что казаками изрублено 5000 человек (!), 300 человек взято в плен, уничтожено 50 танков (!!), захвачены богатые трофеи. Откуда в 198-й пехотной дивизии оказалось столько танков — тайна сия велика есть. Наши военно-патриотические историки не задумываясь перепевают баллады, то есть боевые донесения, Кириченко: «Под станицей Кушевская конники на галопе подлетали к танкам, спрыгивали на броню и бутылками с горючей смесью поджигали машины (!)». Поскольку сразу после свершения этих героических дел корпус, потерявший свыше 40% личного состава, резво отступил за реку Кубань, повторно пересчитать «зарубленных» немцев и «сгоревшие» танки не удалось. 10 августа 17-й кавалерийский корпус и 18-я армия получили новую задачу: закрыть дорогу на Туапсе. Но уже через два дня догнавший-таки конников противник форсировал реку на участке кубанцев и прорвался в район Хадыженской. Военный совет фронта отмечал:

«1. Прорыв противника в районе Хадыженская произошел исключительно по вине командования 17-го кавалерийского корпуса генерал-майора Кириченко и полкового комиссара Очкина…

2. В течение 12–16.8.42 г. командование 17-го кавалерийского корпуса не выполнило ряд задач: а) допустило прорыв противника на участке Ханское — Великое; б) не уничтожило противника в районе Гурийское — Кабардинская, несмотря на полученные указания дважды; в) на протяжении двух дней 17-й кавалерийский корпус топтался на месте и не вел решительных действий по уничтожению противника в районе Тверская — Хадыженская; г) командование корпуса неоднократно меняло место расположения своего штаба без разрешения штаба фронта, отрываясь от войск до 50 километров, что приводило к потере управления и связи со штабом фронта…»

12-я и 13-я кавалерийские дивизии начали отход на станицу Апшеронскую, но «так как противник, упредив их, автоматчиками занял Апшеронскую и распространился на Хадыженскую, командование обеих дивизий сделало вывод, что они якобы попали в окружение, не приняв решительных мер с малочисленными группами противника, начали в беспорядке, не имея связи с корпусом, выходить из «окружения». 12-я кавдивизия горными тропами «выходила» в направлении Сочи, не имея боев с противником, и была остановлена от дальнейшего «выхода» штабом фронта в районе Красно-Александровский. 13-я кавдивизия «выходила» в район Черниговская — Рожет и была остановлена командующим 18-й армией, который временно подчинил ее себе».

В результате дивизии потеряли (не в бою, а «закопали» и «испортили», то есть попросту бросили) 15 орудий, 2 минометные батареи, 2700 винтовок, радиостанцию, 11 автомобилей, 14 пулеметных тачанок, выкинули «людские и конские противогазы» и все «трофеи». Части корпуса оказались в составе 18-й и 12-й армий. Где находился в это время Кириченко и чем он руководил, установить не удалось, зато известно, чем он занимался — описывал свои подвиги и сочинял наградные представления. Победные реляции, регулярно отправляемые в Москву, сделали свое дело. 27 августа 1942 года «за стойкость и дисциплину, героизм и организованность» корпус приказом НКО СССР был преобразовали в 4-й гвардейский, Николая Яковлевича наградили орденом Ленина и присвоили воинское звание генерал-лейтенанта.

Заодно орден Ленина вручили 19-летней фельдшерице Ольге Бражник. Если верить представлению штакора, она, числясь в полевом госпитале, на хрупких девичьих плечах вынесла с поля боя 131 раненого с оружием. Правда, согласно материалам расследования, проведенного инспекцией кавалерии три месяца спустя, в госпиталь Оленька являлась только за жалованьем, а прописалась «в одной комнате с генерал-лейтенантом Кириченко и занимается его обслуживанием». Начальник штаба корпуса генерал-майор Дуткин свою пассию тоже не забыл и выбил ей медаль «За боевые заслуги»: скромная машинистка оперативного отдела лично убила трех немцев, «напавших на штаб корпуса».

Мне глубоко безразличны подробности интимной жизни Кириченко, но, по определению, орден Ленина — высшая награда Советского Союза «за особые заслуги в социалистическом строительстве и обороне страны». Невозможно себе представить Клейста или Эйзенхауэра, проводящих вечера в компании связисточек или медсестричек, награждающих их Железными крестами и медалями Конгресса. А Кириченко, Хозина или Жукова — запросто — рядовое в Красной Армии явление. На груди жуковской Лидочки уместились орден Боевого Красного Знамени, Красной Звезды и еще семь «боевых» наград. Высоко ценили советские генералы беззаветную храбрость на постельном фронте. Ну, так не из своего же кармана платили «за обслуживание»^

Можно вспомнить известную докладную записку на имя члена ГКО Маленкова «О морально-бытовом разложении комполсостава частей и соединений 59-й армии» Волховского фронта, герои которой — старшие командиры и комиссары — чуть ли не поголовно «пьянствуют и в половом отношении развратничают», не забывая, однако, скармливать дезинформацию своему командованию: «Характерно отметить, что командование 59-й армии, зная о том, что 377, 372, 374 и 378-я стрелковые дивизии активных действий не ведут и фактически занимают оборону, в оперативных сводках штаба действия этих дивизий отмечаются «активным сковыванием противника» и «ведением боевой разведки». Бездеятельность этих дивизий в оперсводках также называется «отражением контратак противника», не стыдясь сообщать, что дивизии отбивают контратаку одного взвода противника».

На этом фоне почти невинной шуткой смотрится история, рассказанная генералом армии П.И. Батовым, командовавшим армией в составе Донского фронта. Генерал К.К. Рокоссовский приказал Павлу Ивановичу провести частную операцию и очистить от противника высоту с названием Пять курганов. Командарм поручил это дело лихому командиру 173-й стрелковой дивизии, знатному мордобойцу полковнику B.C. Аскалепову, и стал ждать результата: «Под вечер Аскалепов донес: «Взят один курган». Иван Семенович с чувством удовлетворения направил об этом донесение в штаб фронта. На второй день Аскалепов доложил: «Взят второй курган». Очень хорошо!… На третий день меня вызвал к телефону Рокоссовский и с ледяной вежливостью, слегка вибрирующим голосом спросил:

— Павел Иванович! Прошу вас сообщить мне, сколько курганов вы собираетесь еще взять на отметке сто тридцать пять ноль?

Начальник штаба глядел на меня сочувственно.

— Кажется, попали в историю!

Одним словом, никаких курганов обнаружено не было. Они существовали только в названии высотки. К счастью, началось наступление и охотничьи рассказы комдива 173-й закончились благополучно, без взыскания».

Очковтирательство в Красной Армии существовало всегда, как в мирное, так и в военное время, ибо ничто так не радует взор начальника, как со вкусом выполненная залепуха.

«Без туфты не обойдешься — тогда у тебя харч будет весомее».