Настала пора в соответствии с планом операции ввести в прорыв танковый корпус, но он на поле боя вовремя не появился. Получилось так, что штаб армии разрабатывал планы ввода этого соединения и ставил задачи штабу корпуса на карте. А вот заблаговременно разведать местность, проверить степень проходимости намеченного маршрута и те и другие как-то «забыли». На пути выдвижения корпуса оказалась речушка с заболоченными берегами, где танкисты успешно застряли. Поэтому потребовалось еще два часа на то, чтобы вывести подвижную группу к указанному рубежу. За это время противник сумел перебросить свежие силы с разных направлений и из глубины.
К моменту появления на сцене танкового корпуса в воздухе уже прочно господствовала германская авиация: «Над полем боя образовали круг сорок пикирующих бомбардировщиков. В первую очередь они набросились на головную танковую бригаду, которая, красиво развернувшись, проходила высоту в двух-трех километрах сзади наступавшей пехоты. И тут произошло нечто невероятное: вместо того чтобы рвануться вперед, бригада остановилась. Она стояла на голой высоте, а «юнкерсы» сыпали на нее бомбы».
Танкистов, оказывается, «ошеломило»! «Наша пехота залегла и еле сдерживала контратаки. Танковый корпус под бомбежкой топтался на месте, рассыпавшись по всему полю…» — кроме красивых разворотов у него пока ничего не получалось. Под прикрытием авиации немцы подтягивали новые части. Похожая картинка наблюдалась и в полосе наступления 61-й армии.
Командармы попросили у фронта истребительной поддержки, и просьбу их удовлетворили, однако прибывшие в район сражения «сталинские соколы» вступить в бой с «фашистскими стервятниками» убоялись, ввиду явного превосходства последних: «Вражеские истребители, обеспечивавшие свои бомбардировщики (немцы-то какие хитрецы: бомбардировщики у них без сопровождения не летают. — Авт.), не позволяли нашим даже приблизиться к месту боя… верткие «мессершмитты», подобно стае борзых собак, набрасывались на наших и отгоняли их. В этот день не было даже случая, чтобы советские самолеты вступали в бой (!)»
На этом наступление закончилось, разгромить кого-либо и открыть ворота на Брянск не удалось, советские войска на отдельных участках продвинулись вперед до 10 км. «В целом, — пишет Рокоссовский, — задачу мы не выполнили, противника потрепали и напугали здорово». Это и называется частной операцией: «напугали» — вот и «здорово».
В подготовке и проведении этого наступления принимал участие представитель Ставки генерал Воронов, зафиксировавший свое мнение: «Мне было непонятно, зачем расходовать силы и средства на ряде фронтов для проведения частных операций с ограниченными целями… Зачем нужно начинать наступление двух армий одного и того же фронта с разницей во времени в одни сутки? Кого хотели обмануть? Противника? Мне думается, больше обманывали себя. Трудно представить, чтобы при активной воздушной разведке противник не смог заметить наших перегруппировок. Это учтено не было. Вот и получилось, что вражеская авиация обрушила свои удары вначале на боевые порядки наступавшей группировки 61-й армии, а затем столь же ожесточенно стала бомбить перешедшие в наступление войска 16-й армии. Пехота была еще слабо подготовлена к наступлению…»
В начале июля было принято решение повторить операцию на брянском направлении силами 10-й, 16-й и 61-й армий, которым придавался 10-й танковый и 1-й гвардейский кавалерийский корпус. Им предстояло развернуть наступление против 2-й танковой армии противника с рубежа Киров–Волхов в сторону Брянска. То есть в неизменном жуковском стиле: с прежних направлений, но большими силами. После войны было заявлено, что целью операции являлось «прощупать прочность немецкой обороны» на южном фланге Западного фронта. Уже по этой формулировке нетрудно догадаться, чем она закончилась.
С 5 по 12 июля под личным руководством командующего Западным фронтом развернулись ожесточенные боевые действия на участке между Жиздрой и Волховом. В боях проходили обкатку новые образцы вооружения и тактические приемы.
В частности, Ставка ВГК поручила командующему гвардейскими минометными частями генералу В.В. Аборенкову испытать в фронтовых условиях новую реактив-ныу систему М-30, из-за характерной формы 300-мм снаряда получившую у солдат прозвище «Лука Мудищев». Генерал выехал в район города Белев, где в это время 61-я армия, которой теперь командовал генерал П.А. Белов, готовилась к наступлению. Туда же срочно направлялись восемь только что сформированных дивизионов М-30, сведенных для удобства управления в полки. Командарм определил цели — узлы сопротивления противника в деревнях Аннино и Верхние Дольцы. Огневые позиции были выбраны с таким расчетом, чтобы стрельбу можно было вести на дальности, близкой к предельной — 2400–2600 м. В этом случае рассеивание снарядов ожидалось меньшим. Но пусковые станки пришлось установить на опасном расстоянии от переднего края противника — они попадали в зону его ружейно-пулеметного огня. На автомашинах снаряды подвозить было нельзя. Пришлось ночью доставлять их на руках личного состава дивизионов.
Днем 5 июля на противника в Аннино и Верхних Дольцах обрушились два полковых залпа. Оба узла сопротивления были стерты с лица земли, после чего пехота заняла деревни без каких-либо потерь.
Боевые испытания показали, что дивизион М-30 залпом из 384 снарядов на дальность 2600 м создавал плотность огня на площади в 18 гектаров, равную 14 снарядам на километр. Этого было недостаточно для надежного подавления опорных пунктов. На такую плотность требовалось выпустить не менее 20 снарядов, то есть нужно было подключить еще одну батарею.
Тогда же выяснилось, что для 96 станков дивизиона М-30 трудно выбрать и оборудовать огневую позицию — она оказывалась вытянутой по фронту на десятки метров.
С учетом результатов испытаний штаб формирования ГМЧ в июле перешел к созданию отдельных дивизионов М-30 двухбатарейного состава по 24 станка в батарее. Залп дивизиона составлял теперь 288 реактивных снарядов. Необходимую плотность огня было решено достигать, привлекая к стрельбе по одной площади два-три дивизиона.
Была сделала попытка существенно повысить эффективность работы авиации.
Поддержку наземных войск на этот раз осуществляли девять авиадивизий 1-й воздушной армии генерал-лейтенанта С.О. Худякова. Командарм одним из первых, взяв на вооружение опыт люфтваффе, попытался использовать авиацию массированно, посылая большие группы самолетов на направление главного удара. Советские бомбардировщики и штурмовики, прикрываемые истребителями, буквально висели над полем боя. Перевес в первые дни наступления был явно на стороне советской авиации. Однако одного только количественного превосходства было недостаточно. Ушедшие на задание эскадрильи, покинув аэродром, уже никем не управлялись, истребители с земли не наводились, штурмовики не взаимодействовали с наземными войсками, так как на советских самолетах не имелось радиостанций.
Тем не менее первый опыт был оценен положительно как летными, так и общевойсковыми командирами. Худяков докладывал командующему ВВС Красной Армии генералу A.A. Новикову: «Я убедился, что на узком участке фронта можно сконцентрировать семьсот-восемьсот самолетов и использовать их на главном направлении наступающих войск. Мне впервые за время войны не стыдно было находиться в войсках фронта. Авиация буквально висела над противником и пробивала дорогу пехоте… Помогите, товарищ командующий, нам быстрее оснастить истребители и штурмовики бортовыми радиостанциями. Мне кажется, в этом сейчас вся соль».