1945. Год поБЕДЫ - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бешанов cтр.№ 116

«Бывают агонии, преисполненные величия. Германия погибает жалко — ни пафоса, ни достоинства…

Некому капитулировать. Германии нет: есть колоссальная шайка, которая разбегается, когда речь заходит об ответственности…

Зарубежный читатель спросит: почему же немцы с таким упорством пытались отстоять Кюстрин? Почему они яростно дерутся на улицах Вены, окруженные неприязнью венцев? Почему немцы отчаянно защищали Кёнигсберг, отделенный сотнями километров от фронта на Одере? Для того чтобы ответить на эти вопросы, нужно вспомнить страшные раны России, о которых многие не хотят знать и которые многие хотят забыть… Кто такое забудет, не человек, а дрянной мотылек…

Горе нашей Родины, горе всех сирот — наше горе — ты с нами в эти дни побед, ты раздуваешь огонь непримиримости, ты будишь совесть спящих, ты кидаешь тень, тень изуродованной березы, тень виселицы, тень плачущей матери на весну мира. Я стараюсь сдержать себя, я стараюсь говорить как можно тише, как можно строже, но у меня нет слов. Нет у меня слов, чтобы еще раз напомнить миру о том, что сделали немцы с моей землей».

Однако 14 апреля привычная долбежка основ политграмоты получила новый толчок в связи с выходом в газетах «Правда» и «Красная звезда» статьи «Товарищ Эренбург упрощает», опубликованной за подписью начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрова с подачи Вождя всех народов.

Что же такого «наупрощал» Илья Григорьевич, неизменно, вместе с другими коллегами по цеху, четыре года писавший об одном и том же: о преступной сущности нацизма, о березках, о ненависти, о мести, но никогда не призывавший к поголовному истреблению немцев — так, слегка уменьшить население? Соавторы статьи сначала приписали Эренбургу «ошибочную точку зрения, что все население Германии должно разделить судьбу гитлеровской клики», а затем разъяснили правильную точку зрения: «Красная Армия, выполняя свою великую освободительную миссию, ведет бои за ликвидацию гитлеровской армии, гитлеровского государства, гитлеровского правительства, но никогда не ставила и не ставит своей целью истребить немецкий народ». Другая ошибка заключалась в том, что Эренбург объяснял ожесточенное сопротивление фашистов на Востоке боязнью расплаты за злодеяния, совершенные на советской земле, тем самым косвенно подтверждая лживые сообщения «правящей фашистской клики» о русских зверствах. На самом деле переброска немецких дивизий с запада на восток — провокация Гитлера, попытка посеять недоверие между союзниками.

Не в первый раз из Москвы звучали заявления, вроде «гитлеры приходят и уходят», но на немцев они ожидаемого влияния не оказывали. Ничего, по сути, не меняла и статья Александрова. Все оставалось по-прежнему, как разбор предложения в старом анекдоте: немцы — это «подлежащее», Красная Армия — «надлежащее», Германия — «место имения», а Эренбург, внесший, между прочим, существенный вклад в победу на идеологическом фронте, — «просто предлог». Лишь союзники насторожились: не пытаются ли русские перетащить немцев на свою сторону? Да изрядно перепугался сделавший «ошибочные заключения», не разобравшийся в «провокаторской политике гитеровцев» журналист:

«Я понимал, почему появилась статья Александрова: нужно было попытаться сломить сопротивление немцев, обещав рядовым исполнителям гитлеровских приказов безнаказанность, нужно было также напомнить союзникам, что мы дорожим сплоченностью коалиции. Я соглашался и с тем и с другим — хотел, как все, чтобы последний акт трагедии не принес лишних жертв и чтобы близкий конец войны стал подлинным миром. Меня огорчало другое: почему мне приписали не мои мысли, почему нужно было осудить меня для того, чтобы успокоить немцев? Теперь, когда горечь тех дней давно забыта, я вижу, что в расчете была своя логика. Геббельс меня изображал как исчадие ада, и статья Александрова могла оказаться правильным ходом в шахматной партии. Моя наивность была в том, что я считал человека не деревянной пешкой».

Понятливый Эренбург обратился с письменным вопросом к Сталину: не прекратить ли ему вообще журналистскую деятельность, если этого требует политическая линия? Ответа не получил. Илью Григорьевича перестанут печатать в феврале 1949-го в рамках борьбы с космополитами.

Военные советы и политотделы анализировали готовность войск к подвигу:

«Плюсы:

высокий дух войск;

желание быстрее покончить с врагом, закончить войну;

огромный боевой опыт, мастерство.

Минусы:

незнание особенностей самого Берлина и отсюда сложность борьбы в нем;

наличие шапкозакидательских настроений, могущих повлечь к напрасным потерям и к задержке темпов;

наличие таких факторов, как пьянство, барахольство, извращенное толкование мести. Это особое значение имело для Берлина, где много соблазнов, где могут вволю разыграться чувства победителя, но где концентрированно собрано 3 млн человек, организовать которых врагу легче, чем на больших пространствах;

появление случаев уклонения от боя, желание сохранить жизнь».

В ночь на 16 апреля на плацдарм втиснулись танковые армии. В 2 часа, когда все тайное стало явным, а в траншеи вынесли боевые знамена, Военный совет фронта дал указание военным советам 5-й ударной, 8-й гвардейской, 69-й, 1-й и 2-й гвардейских танковых армий об изготовлении и обеспечении соединений первого эшелона красными боевыми стягами размером 1,5 на 3 метра для водружения над правительственными зданиями в Берлине. Примечательно, что 3-я ударная армия в «указании» не фигурирует.

Прекрасно сознавая значение возложенной на него исторической миссии и величину личной ответственности, Георгий Константинович приложил все усилия, чтобы одним сокрушительным ударом разгромить, стереть в пыль противостоявшую ему 9-ю армию генерала Буссе.

Берлин Жуков собирался захватить на пятый день сражения.

Маршал И. С. Конев главный удар решил нанести силами 3-й гвардейской, 13-й и 5-й гвардейской общевойсковых, 3-й и 4-й гвардейских танковых армий из района Трибеля на Штремберг. Они должны были прорвать оборону противника на 27-километровом частке участке Форст, Мускау, разгромить его войска в районе Котбуса и южнее Берлина. На главном направлении предусматривалось использовать также второй эшелон фронта — 28-ю и 31-ю армии, которые должны были прибыть из Восточной Пруссии к 20–22 апреля. В директиве войскам от 8 апреля командующий заложил и возможность «проявления инициативы», отдельно указав: «Иметь в виду частью сил правого крыла фронта содействовать войскам Первого Белорусского фронта в овладении городом Берлин».

Вспомогательный удар намечалось нанести силами 2-й армии Войска Польского совместно с 1-м польским танковым корпусом и правого фланга 52-й армии во взаимодействии с 7-м гвардейским механизированным корпусом в общем направлении на Дрезден с задачей обеспечить действия ударной группировки с юга. Резерв фронта составлял 1-й гвардейский кавалерийский корпус, который предназначался для использования в полосе 52-й армии.

Таким образом, без учета 18 дивизий, которые находились в пути, Конев выделил для участия в Берлинской операции 37 стрелковых дивизий, 1 кавалерийский, 4 механизированных, 6 танковых корпусов, 2 танковые и 3 самоходно-артиллерийские бригады — 630 тысяч человек, 11 тысяч орудий и минометов, 2000 танков и САУ, 2158 самолетов. Остальные 27 дивизий и 77-й укрепрайон держали оборону от Пенцига до Крнова и вели бои за Бреслау. 60-я армия Курочкина с 31-м танковым корпусом передавались в состав 4-го Украинского фронта.