Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу - читать онлайн книгу. Автор: Питер Финн, Петра Куве cтр.№ 13

«Огромный талант Б. Л. Пастернака [120] , — сказал Сурков, — никогда не раскроется до конца, пока он не отдастся полностью гигантской, богатой и сияющей теме, [предложенной] Революцией; и он станет великим поэтому, только когда органически впитает Революцию в себя».

Конец спорам положил Сталин, объявивший в декабре 1935 года, что Владимир Маяковский, покончивший с собой в 1930 году, «был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей эпохи». Это объявление побудило Пастернака написать Сталину благодарственное письмо: «Ваши строки о нем [121] отозвались на мне спасительно. Последнее время меня под влиянием Запада страшно раздували, придавали преувеличенное значение (я даже от этого заболел): во мне стали подозревать серьезную художественную силу. Теперь, после того как Вы поставили Маяковского на первое место, с меня это подозрение снято, я с легким сердцем могу жить и работать по-прежнему, в скромной тишине, с неожиданностями и таинственностями, без которых я бы не любил жизни». Он подписался: «Именем этой таинственности горячо Вас любящий и преданный Вам Б. Пастернак». Вождь сделал приписку: «Мой архив. И. Сталин».

Как заметил литературовед Григорий Винокур, знавший Пастернака: «Я не знаю, где тут заканчивается скромность [122] и где начинается высокое самолюбие».

Позже, в новогоднем номере «Известий», Пастернак опубликует два стихотворения, в которых Сталин превозносится «гением действия» и в которых поэт выражал смутное желание какой-то «взаимной осведомленности». Позже Пастернак назовет эти восторженные строки «искренней и одной из самых значительных [123] моих попыток — последней в тот период — думать мыслями эпохи и жить в унисон с ней».

В 1936 году Сталин начал серию показательных процессов, жуткий театр, который за следующие два года скосит старую революционную гвардию — среди них Каменева, Зиновьева, Рыкова, а в 1938 году — Бухарина. «Коба, зачем тебе так нужна моя смерть?» [124] — спросил Бухарин у Сталина в последней записке. Его расстреляли в орловской тюрьме 15 марта 1938 года. По всему Советскому Союзу шли волны арестов и казней в рядах партийцев, военных, государственных деятелей и интеллигенции. Около четверти миллиона человек были убиты из-за того что они входили в состав национальных меньшинств, представлявших угрозу для государственной безопасности. Страна оказалась в тисках безумного, безжалостного террора. После того, как разрешили на допросах применять пытки, количество «врагов народа», сознавшихся в своих преступлениях, стремительно росло. В 1937 и 1938 годах Сталин лично подписал [125] смертные приговоры 40 тысячам человек. Р. Конквест, автор труда «Большой террор», отмечает, что однажды, 12 декабря 1937 года, Сталин одобрил 3167 смертных приговоров. При этом к Сталину на стол попадали дела только руководителей среднего и высшего звена и известных людей. На низовых уровнях по всей стране местное начальство составляло собственные «расстрельные списки», чтобы угодить Москве. Эпидемия доносов охватила все слои общества. Люди доносили на родственников, соседей и знакомых, чтобы те первыми не донесли на них. В «Правде» за 21 августа 1936 года напечатали коллективное письмо шестнадцати писателей под заголовком «Стереть их с лица земли». Литераторы призывали казнить обвиняемых на первом крупном показательном процессе, среди которых были Григорий Зиновьев, бывший глава Коминтерна, и Лев Каменев, в последние дни жизни Ленина исполнявший обязанности председателя политбюро. Пастернак отказался подписать письмо, но в Союзе писателей добавили его фамилию, не сообщив ему. Он узнал об этом лишь в последнюю минуту, и на него оказали сильное давление, чтобы его фамилия осталась в списке. Зинаида Николаевна умоляла его оставить подпись; любое другое решение она считала самоубийством. Но Пастернаку стыдно было оттого, что не удалось защитить свое доброе имя. Все шестнадцать обвиняемых были признаны виновными в соучастии в троцкистском заговоре с целью убийства Сталина; их расстреляли в подвалах Лубянки. Анатолий Тарасенков, редактор журнала «Знамя» [126] , написал Пастернаку, но Пастернак не ответил. Когда Тарасенков открыто спросил Пастернака, почему тот не отвечает, тот был уклончив, и их отношения прервались. Пастернак решил, что больше не позволит себя компрометировать.

В страхе жили все. Двоюродная сестра Пастернака Ольга Фрейденберг вспоминала, как «каждый вечер по радио передавали отчеты с фальсифицированных жутких процессов, а за ними следовали веселые народные танцы — камаринская или гопак».

«Моя душа так никогда и не оправилась [127] от травмы похоронного звона кремлевских колоколов, отбивавших полночь, — записала она в дневнике. — У нас радио не было, но у соседа оно было включено на полную громкость, било по мозгам и по костям. Полуночные колокола звучали особенно зловеще, когда следовали за ужасными словами «Приговор приведен в исполнение». И хотя подпись Пастернака все же появилась в «Правде», его нежелание подписывать подобные письма автоматически делало его неблагонадежным, и он подвергался все более яростным нападкам верных защитников господствующей идеологии. Владимир Ставский, в те годы генеральный секретарь Союза писателей и известный доносчик, обвинил Пастернака в «клевете на советских людей» в некоторых стихах о Грузии. Пастернак позже писал о своем разочаровании: «Все защелкнулось во мне [128] , и моя попытка идти в ногу с веком превратилась в свою противоположность, которую я не скрывал. Я нашел убежище в переводах. Мое собственное творчество подошло к концу».

Несколькими непокорными жестами Пастернак поставил себя под большой риск. Когда в начале 1937 года Н. И. Бухарина поместили под домашний арест, Пастернак послал записку — не сомневаясь, что ее прочтут другие, — в его кремлевскую квартиру. В записке было сказано: «Никакие силы не убедят меня [129] в том, что вы предатель». Бухарин, практически приговоренный к смерти, прослезился от этого выражения поддержки, и сказал: «Он написал это против себя самого». В 1937 году, во время следствия по делу поэта [130] Бенедикта Лившица, которого впоследствии казнят как врага народа, фамилию Пастернака включили в список писателей, которые считались возможными кандидатами на арест.