Щучье лето - читать онлайн книгу. Автор: Ютта Рихтер cтр.№ 12

Вот такую маму мне всегда хотелось, и теперь она стояла на нашей кухне, а я не знала, радоваться мне или нет.

Все менялось, а мне хотелось только одного: чтобы все оставалось таким, как раньше.

Думаю, и Даниэль мечтал о том же.

Утром, когда мы садились в школьный автобус, деревенские дети склонялись друг к дружке головами и перешептывались.

А за три дня до больших каникул младший брат Клауса Штельтера внезапно показал пальцем на Даниэля и во весь голос заявил:

— Моя мама сказала, что его мама скоро помрет!

Даниэль вскочил, протиснулся мимо меня и бросился на младшего Штельтера. Я пыталась остановить его:

— Прекрати! Он же гораздо меньше тебя!

Но Даниэль не слушал. Он сжимал шею обидчика борцовским захватом и хрипел:

— Давай! Повтори еще раз!

И младший брат Клауса Штельтера разревелся и, заикаясь, пролепетал:

— Беру свои слова обратно! Это неправда! Я просто пошутил! Беру все слова обратно!

Смешки и перешептыванья смолкли. В автобусе воцарилась пугающая тишина.

Мы все затаили дыхание и смотрели на раскрасневшегося и взбешенного Даниэля, не выпускавшего младшего Штельтера. Даже водитель автобуса не шевелился. Все застыли.

— Милостивый Боже! — молилась я. — Милостивый Боже, пусть Даниэль отпустит его!

Но Даниэль сжимал все сильнее, а маленький Штельтер кашлял и глотал ртом воздух, как брошенная на берег красноперка.

Первой из оцепенения вышла Анна-София Шульце-Веттеринг. Она толкнула меня в бок.

— Он ему сейчас шею сломает. Ты же дружишь с ним. Скажи ему, чтоб отпустил!

Я взглянула на ее лицо. У нее были голубые глаза и веснушки. Отчего-то мне сразу вспомнилась мертвая кошка, и я подумала, что у всех майских котят голубые глаза и, конечно же, семь жизней.

Как я мечтала о том, что она заговорит со мной. Как я мечтала записать Анну-Софию в свои подруги. А она заговорила со мной именно сейчас, когда мне хотелось сквозь землю провалиться из-за Даниэля.

Она дернула меня и сказала:

— Давай же! Скажи что-нибудь! Только ты можешь что-то сделать.

Водитель поднялся и тяжелыми шагами приближался к нам по проходу.

Я и не знала, что мне сказать, и знала.

— Даниэль! — закричала я. — Даниэль, вспомни о щуке!

Он посмотрел на меня так, словно возвращался из дальнего далёка — оттуда, где прежде никто из нас не бывал. Смотрел на меня, словно не узнавая.

— Прошу тебя, Даниэль! — сказала я.

И он отпустил.

Младший брат Клауса Штельтера откинулся назад, из носа у него потекли сопли, и он по-прежнему хватал ртом воздух. Потом принялся массировать себе спину.

— Вы что себе позволяете? В моем автобусе никаких драк! А ну, хулиганы, живо по местам! — разозлился водитель. — И впредь ведите себя прилично!

Такими же тяжелыми шагами он удалился к своему креслу.

Анна-София Шульце-Веттеринг ехидно улыбнулась и подмигнула мне, как будто у нас с ней была общая тайна.

— Если хочешь, заходи как-нибудь!

Еще месяц назад я была бы на седьмом небе от счастья, услышав такое приглашение. С дрожью в коленках и учащенным сердцебиением, я пролепетала бы «да» и добавила «с большим удовольствием». Но сегодня мне показалось, что я предам Даниэля, если пойду в гости к Анне-Софии. Наверно, потому что она так подмигнула мне.

Даниэль сидел рядом с опущенной головой и смотрел в одну точку. Он был бледный как полотно, и мне очень хотелось взять его за руку, но я не отваживалась, потому что между нами выросла невидимая стена.

Я смотрела в окно. Мимо проносились пашни, дворы и живые изгороди.

Остальные снова принялись болтать, но мотор ревел так громко, что ничего нельзя было разобрать. Да и не хотелось, потому что я и так знала, о чем они говорят. Подъехав к школе, мы дождались, пока все выйдут. Я слышала, как прозвенел звонок на урок.

— Поторапливайтесь! — сказал водитель. — Или вы опоздать хотите?

Даниэль медленно плелся за мной. Вдруг он остановился перед школьными воротами.

— Делай что хочешь, а я дальше не пойду!

— Перестань! От этого только хуже будет!

— Ну и пусть… ты иди, иди!

Даниэль сел на стену, отделявшую школьный двор от школьного сада. Я смотрела на него и знала, что он не шутит. И еще знала, что не могу оставить его здесь ни за что на свете.

— Да ладно, пошли, — сказала я и потащила его со стены. — Тут нам лучше не задерживаться. На нас все смотрят.

Он поддался, и я увела его под густую сень плакучего бука, росшего в школьном саду. Раньше мы прятались под ним на большой перемене, когда собирались поцапаться с деревенскими.

— Не надо ни с кем ссориться! — учила нас Гизела. — А если они вас раздражают, не обращайте на них внимания.

Плакучий бук оставался тайным местом наших встреч, до тех пор пока мы в нем нуждались.

И теперь мы снова сидели, как прежде, прильнувши спинами к его гладкому стволу.

Листва опускалась до земли, и свет был таким же, как раньше, — зеленым, рассеянным и привычным.

Слышно было, как порхают стрижи, а из кабинета музыки доносились отголоски песни: «Только летом цветет маков цвет, и красивей цветения нет». Тут вдруг Даниэль сказал:

— А может, Штельтер и прав. Может, все об этом знают — все, кроме нас!

Я вздрогнула.

— У мамы рак, — сказал Даниэль.

— Когда ты об этом узнал?

— Давно, я же не слепой.

Он взглянул на меня.

— И не притворяйся, ты уже давно знаешь.

Я сглотнула и кивнула.

— Но твоя мама еще может поправиться! — сказала я. — Моя мама сказала, что много людей излечиваются от рака.

— Ты знаешь хоть одного? — спросил Даниэль.

Я покачала головой.

— Я не хочу, чтобы мама умирала! — Даниэль вскочил и внезапно закричал во весь голос: — НЕ ХОЧУ! НЕ ХОЧУ! НЕ ХОЧУ!

И с каждым «НЕ ХОЧУ» бился лбом о ствол дерева, потом отвернулся от меня и заплакал.

Бывают такие мгновенья, которые запоминаются на всю жизнь. Даже если хочешь их забыть. И когда Даниэль бился головой о ствол, я знала, что никогда не забуду этого.

Мне хотелось обнять Даниэля, но я не могла.