Тишина. Шокированный народ смотрел то на Виктора, то на девушку.
– Ты чё, охренел? – вырвалось неуверенно у самого крупного.
– Быстро! Клянусь, я перережу ему глотку, мне насрать, вы и не такого заслуживаете. Раздеваемся.
– И мне? – тихо спросила девушка.
– Тебе в первую очередь.
Свора малолеток вяло, нехотя начала снимать одежду. Девушка стояла неподвижно.
– На себе можно оставить обувь и трусы. Тебе, – он указал окровавленным ножом на девушку, – также можно оставить и лифчик, конечно, если ты его уже носишь.
Впервые в глазах девушки сверкнула ярость, на краткое мгновение, и тут же утонула в хладнокровном раздумье.
– Хорошо, – произнесла она, – отпусти Санька и можешь спокойно уходить. Пацаны тебя пальцем не тронут, обещаю.
Непонятно почему, благодаря каким умозаключениям, Виктор поверил ей. Бросил нож, подобрал свой пакет и как можно скорее пошёл прочь. Парень с порезанной шеей опустился задницей на снег, прикоснулся к ране и громко пискнул:
– Су-ука!
– Не трогай руками, – приказала девушка и достала белый платок. – Дайте водки. Быстрее!
Она отхлебнула из бутылки, после обильно смочила платок, принялась обрабатывать неглубокую и неопасную рану, присев рядом на корточки. Было непонятно, куда торопится девушка.
Несколько человек ринулись догонять обидчика. Альбина даже не попыталась их остановить, это сделали другие. Она закончила с Саньком и поднялась во весь свой невысокий рост. Шайка смотрела на предводительницу с трепетом и нетерпением. Ждали, что предпримет Альбина. Многие испытывали досаду и недовольство, мол, нельзя было отпускать обидчика, другие смирились и считали, что Альбина поступила единственно правильно. Объединяло их одно – беззаветная преданность авторитету девушки.
– Да, он не собирался убивать Саню, он и порезал-то его случайно. Я видела это. Можно было рискнуть, но согласитесь: слишком велика цена – жизнь нашего брата.
Санёк жестом поблагодарил девушку. Он старался не говорить, больше от испуга, а не из-за боли.
– По сути, случайно он мог и убить, – спешила договорить Альбина. – Всё-таки как всё просчитал, урод. Пока бы мы одевались, он бы уже далеко унёс свои лапы, и ищи потом ветра в поле. Кто помнит, что я пообещала?
– Ты сказала, что мы его не тронем…
– И мы знаем – Альбина отвечает за свой базар.
– Разве я сказала «мы»? Я сказала «пацаны», – она впервые за вечер улыбнулась. – А я вроде бы как-то, где-то девка, но, по крайней мере, точно не пацан.
Она подошла к тому месту, где Виктор бросил нож, подняла его.
– Сегодня ночью я принесу вам его голову.
Зашумели, недоверчиво зашептались, самый большой решил высказать общее сомнение:
– Но как, Альбина, даю сто в гору, что этот козлина уже ушёл очень далеко…
– Скорее всего, ты прав, Кабан, но мне почему-то кажется, что овечка где-то увязла…
Пробираясь через лабиринты переулков, Виктор радовался тому, что удачно выпутался. До проспекта оставались считанные кварталы, а там недалеко до дома. Он не переставал оборачиваться, и, к своему счастью, никого позади не замечал.
Мимо проехал милицейский «бобик» и в пятидесяти метрах затормозил. Из машины вышли два милиционера, один остался за рулём. Обратились к Виктору.
– Ты кто такой, почему здесь ходишь? – как-то недружелюбно спросил молодой служитель правопорядка.
Мужчина не сразу понял вопрос: чего, собственно, от него хотят?
– Документы при себе имеются, паспорт, удостоверение личности? – уточнил сержант.
– Я обычно не беру с собой документы, когда выхожу в магазин, – ответил Виктор и обратил внимание: на поясе сержанта висела увесистая дубинка.
– Ты где живёшь, кретин! В Москве сейчас без паспорта и срать нельзя садиться, – горячился молодой мент. – Где живёшь?
– На Садовой.
– А что, в вашем районе нет магазинов, почему так далеко забрёл?
– Нужно было зайти к другу.
– Фамилия друга?
Ну, хлебом не корми родную милицию, позволь только позадавать вопросы. Из машины донеслись звуки работающей рации, шофёр открыл дверь и сказал, что нужно ехать, срочно вызывают в участок, и вообще, в конце концов, он замёрз.
– Мужики, к чему этот цирк, – начал Виктор, – я вполне законопослушный гражданин. Безобидный ветеринар, работаю в зоопарке. Завтра утром можете позвонить выяснить, фамилия моя…
– Что в сумке? – перебил сержант.
Виктор показательно раскрыл пакет. Свет от фонаря упал на его правую руку, и милиционеры увидели на пальцах застывшую кровь.
Оп-па. Попал.
– Чья кровь?
Собрался было поведать правду, но, посчитав это бессмысленным, решил, что лучше будет соврать.
– Да у друга пудель… соседская собака потрепала, овчарка. Обрабатывал раны, не заметил, как выпачкался.
Почти правдоподобно, если не учитывать то, что любой врач-ветеринар, перед тем как приступить к работе, и уж тем более после, тщательно вымывает руки с мылом. Но защитники общественного правопорядка не обратили на его объяснение ни малейшего внимания.
– Ладно, Вадим, кончай с ним, и поехали, – сказал сержант, повернулся и пошёл к машине.
Чего?! Кончай с ним? Как это понимать?!
Виктор не успел возмутиться вслух. На его голову опустилась тяжёлая милицейская дубинка, в глазах ярко вспыхнуло. Вокруг всё поплыло, теряя свою резкость, покрытый ледяной коркой асфальт резко подпрыгнул и больно ударил в лицо. Не ощущая боли от последующих ударов дубинкой по спине и животу, ветеринар растворился в густом чёрном снегопаде.
Обыскав карманы, молодой милиционер забрал деньги.
– Что с сумкой делать? – спросил он у наблюдающего из машины сержанта.
– Что в ней?
Мент освободил ручки пакета из цепких пальцев Виктора, заглянул внутрь.
– Колбаса ливерная, молоко, хлеб, ещё какая-то херня.
– Бери, конечно, – обрадовался старший, – закусывать мы чем сегодня будем?
«Бобик» надрывно тронулся. Сержант задумчиво смотрел на дорогу. Откусив приличный кусок колбасы, он многозначительно сказал:
– А всё же интересно, что это за кровь у него была на пальцах…
Если бы затаившаяся в стенном проёме Альбина слышала его вопрос, то всё равно бы не ответила, у неё сейчас есть другое, более важное занятие.
Нельзя, категорически непозволительно долго лежать на холодной земле в тридцатиградусный мороз. Максимум сорок минут – и прощайте пальцы ног и рук. Виктор, как человек близкий к медицине, прекрасно знал об этом. Ещё он понимал, что если до утра его никто не поднимет, то с первыми лучами солнца он отправится не домой, а в морг. Поэтому мозг Виктора усиленно боролся за сознание, находившееся в глубокой отключке, собирая его по капле, выдавливая из тайных резервов организма, добывая просто-таки ниоткуда. Нужно, нужно сейчас прийти в себя и подняться, чтобы выжить…