У стен недвижного Китая - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Янчевецкий cтр.№ 34

«Вероятно, англичане выстрелили из своей пушки», – подумал я и почувствовал жестокий удар в сердце. Я посмотрел на мой костюм: он был порван и забрызган кровью.

«Убит! – сверкнуло у меня в голове и мое сознание поколебалось. – Удар в грудь! Если после такого удара не убит сразу, то я могу еще жить. Мне теперь не до раненого стрелка», – подумал я и побежал к паровозу, взобрался по ступенькам наверх и сел возле машины. Мне хотелось остаться одному, чтобы разобраться в своих мыслях и чувствах, кружившихся вихрем.

«Жизнь или смерть?.. Что это? Война или шутка?.. Сон? Бред? или ужасная, жестокая, нежданно нагрянувшая действительность?.. Нет, пусть лучше это сон… Ничего! это сейчас пройдет, и китайцы перестанут стрелять».

Звон пули, ударившейся в железо паровоза, не пробудил меня. Мне казалось, что я нахожусь на рубеже сна и сознания, где яркая действительность граничит с кошмаром. Между топкою и тендером с углем, у ног моих положили солдатика с окровавленной кистью, которая еще держалась на кусках кожи. Мне говорили, что ему оторвало кисть руки той же шрапнелью, которая задела и меня.

Я осмотрелся и увидел, что мой левый башмак в крови и что меня что-то режет в ногу. Белый костюм оказался продранным в нескольких местах, и отовсюду сочилась кровь. Лицо было обрызгано кровью, и я не знал – моя ли это или чужая.

Паровоз тронулся. Француз-машинист лопаткою брал уголь над головой лежавшего солдатика и бросал в печь паровоза. Каждый раз, когда француз брал уголь, уголь сыпался на голову солдатика и на его окровавленную руку. Солдатик молчал и даже не стонал. Его кисть, лежавшая на угле, была в таком ужасном виде, что я был не в силах заговорить с ним.

Моя голова кружилась. Я боялся, что лишусь чувств.

«Cogito ergo sum, – почему-то вспомнил я, – думаю, – значит живу».

Мудрое изречение Декарта успокоило меня.

Я превозмог себя и решился расстегнуть костюм, чтобы посмотреть на грудь. Рубашка была в крови. Осколок шрапнели пробил боковой карман и носовой платок в кармане, скользнул по пряжке от подтяжек, которая совершенно сплющилась, и с пряжкой застрял между ребер над сердцем. Рана была поверхностная, – слава Богу – могу жить! Другой осколок я нашел в плече. Оба осколка я осторожно снял и спрятал. Левое плечо, левая рука и обе ноги в крови. Но я был так слаб, что не мог больше себя осматривать. Я был рад, что часы с портретом красивой брюнетки, лежавшие в том же боковом кармане, чудом уцелели. Было шесть часов вечера.

Мы медленно двигались назад. Француз-машинист беспрестанно брал уголь, который все сыпался и сыпался на бедного солдатика. Часа через полтора под китайскими гранатами поезд пришел в Тяньцзин и остановился.

На паровоз взобрался французский механик Монье. Он отнесся ко мне с участием и дал выпить коньяку из походной фляги. Спутники, бывшие со мною, куда-то ушли. Я остался один на паровозе далеко от станции. Сполз с паровоза и побрел к вокзалу. Левая нога плохо слушалась и болела.

С трудом взобрался на высокий перрон вокзала. Наши офицеры, увидя меня в таком несчастном виде, отнеслись ко мне с полным вниманием, дали стул и приказали четырем стрелкам отнести меня во французский госпиталь. Все были крайне удивлены, что в первый день бомбардировки, раньше офицеров был ранен штатский корреспондент.

Надо мной пронесли тяжело раненного англичанина-артиллериста с полуоткрытыми помертвевшими глазами. Кажется, он был ранен той же шрапнелью, что и я.

Наконец стрелки подняли меня в кресле на плечи и понесли в госпиталь. Когда перешли через мост, я встретил здесь наших моряков: Каульбарса, Глазенапа и несколько тяньцзинских дам. Одна из них, красивая велосипедистка с южными чертами лица, подала мне чашку холодной воды через одного из офицеров.

Стрелки понесли дальше. По дороге я встретил русского почтмейстера, который, увидя меня раненным, почему-то очень встревожился, рассердился и постарался поскорее от меня отделаться. Наконец китайский полицейский, с шляпой-грибом на голове и пикой в руке, провел меня во французский госпиталь.

Вечер быстро угасал. Грохот орудий прекратился. Было совершенно темно, когда меня внесли через цветущий садик в госпиталь, в отдельную комнату, и посадили в кресло. Сестрицы-монахини, в больших белых капорах и с фонариками в руках, с крестами на груди и с небесными лицами, приняли во мне общее участие: после Блонского я был первый раненый. Сестрицы очень сожалели и послали за старшим доктором.

С меня сняли мой белый окровавленный костюм и обмыли лицо, которое было также в крови от царапин. Дали коньяку. Скоро явился старший врач, monsieur Depasse, симпатичнейший и прелестнейший француз с бородкой Henri IV, немного похожий на генерала Буланже. Он весело поздоровался со мною и велел обмыть меня. Взглянув на рану на груди, он сделал серьезное лицо и сказал:

– O! çа ne fait rien! Il n’y a pas grand’ chose! Это пустяки! но рана могла быть очень опасной! Ваша жизнь была в опасности, но теперь это пустяки.

Я рассказал ему про пряжку.

– O! certainement! Votre boucle vous a sauvе́! Ваша пряжка вас спасла.

Потом меня раздели. Сестрицы вышли. Все поранения были, слава Богу, поверхностные. На левой ноге осколок попал в ступню.

– O! это тоже несерьезно. Осколок можно легко вынуть. Итак, опасности никакой нет. У вас двенадцать царапин, и вы будете скоро здоровы.

Внимательный доктор Depasse сам обмыл мне карболовой водой царапины, присыпал йодоформом и обвязал бинтами. Меня уложили в такую широкую постель с балдахином, что я в ней прямо терялся, и угостили сытным ужином с красным вином.

Милые монахини прикрутили лампу, пожелали мне спокойной ночи и неслышно вышли со своими фонариками, предоставив мне теряться в моей постели и спать, сколько угодно.

Ночь была тихая. Китайцы не стреляли, и я сладко заснул.

В этот день, 4 июня, узнав о падении фортов Таку, князь Дуань, обыкновенно называемый принцем Туаном, приняв в свои руки верховную власть в Пекине, приказал боксерам и китайским войскам, находящимся в Тяньцзине, начать войну с иностранцами.

В 2 часа 50 минут дня китайская артиллерия начала бомбардировку иностранных концессий и отряда полковника Анисимова, вышедшего на выручку саперам. Бомбардировка продолжалась до сумерек.

У нас ранено 9 нижних чинов, убито 5. У англичан ранено 4, убит 1.

Жребий брошен. Война началась.

Тяжелый день

5 июня

Утром добрая белокурая монахиня с прозрачными глазами, сестра Габриэла, очень мило поздоровалась со мной и спросила, не желаю ли я завтракать.

Меня угостили чашкой шоколада и белым хлебом. В 12 часов подали очень хороший обед из трех блюд, и в 7 ужин из двух блюд. Красного вина с водою давали целый день и сколько угодно. Это было доброе старое монастырское вино.