В кают-компании повисла тишина.
– Почему я?
– Природа изобретательна и практически всемогуща, Станислав. Ей просто понадобилось связующее звено. Вы совершенно не уникальны. Совпадение.
– Но откуда вы могли знать заранее, что этот рейс станет фатальным?
– Я всего лишь хороший математик и неплохой психолог. Цифры не врут. Они сошлись именно на вашем рейсе. А когда я узнал, что там – в соседней Солнечной – был другой Станислав Нужный, погибший в момент вашего появления из Точки, то лишь убедился в достоверности своей гипотезы.
– Скрепка, значит… – Стас присел на краешек дивана, чувствуя, как внутри рушатся остатки прошлой жизни. – Стало быть – я обычная канцелярская скрепочка…
Он встретился взглядом с Жаквином. И увидел в глазах ученого страх. Не тот, который испытывал сам в последнее время, а иной. Осознанный и реальный до дрожи в коленках. Ужас, от которого нет спасения.
Уиндел быстро опустил веки и едва слышно произнес:
– Для бога, Станислав, все люди – скрепки. Разница лишь в том, что мы соединяем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Икс, Игрек
Глава 1
Харон-зеро
Солнечная система X. Окрестности Плутона
– Руки за спину, лицом к стене.
Ладони привычно сцепляются друг с другом возле поясницы. Перед глазами мелькает знакомый до тошноты бетонный косяк.
– Ноги шире!
В металлических ботинках с магнитными подошвами каждый шаг дается с трудом по ЭМ-активному половому покрытию. Мышцы постоянно болят, кости ломит от нагрузок и вечного холода, сухожилия давно превратились в грубые жесткие веревки…
Стас с усилием оторвал левую ногу от пола и переставил ее подальше от правой.
Конвоир для порядка пихнул его выключенным шокером в спину, а второй надзиратель провел ключом по кодеру.
Тяжелая дверь из легированной стали втянулась в толстую стену.
– Антисоц номер четыреста семь, проходите в палату.
Стас, клацая ботинками, повиновался.
– Пошевеливайся, курва, – стукнулся в спину голос второго вертухая.
Нужный остановился и развернулся к нему лицом. Этот наглый мордоворот в зеленой форме с сержантскими лычками прибыл в лагерь недавно. От начальства насвистели, будто он раньше служил в спецполку при крупнейшей феррумдобывающей корпорации на Марсе, но накосячил во время штабной проверки, лишился половины социальных санкций и загремел сюда.
Стас встретился с мордоворотом глазами буквально на мгновение.
Единственный росчерк зрачками по зрачкам крест-накрест, и хамская улыбка слетела с широкого лица вертухая – будто не было.
– Ты чего зыркаешь, парашник? – прошипел он.
– Шекель, отставить, – приказал первый конвоир, который был старожилом и прекрасно знал все местные порядки. – Антисоц номер четыреста семь, займите свое место в палате.
Стас проклацал к койке и сел на серую от пота простыню на нижнем ярусе. Дверь закрылась.
Палатой шестиместную душегубку площадью в двадцать квадратов и парашей в углу мог назвать только не лишенный садистского чувства юмора начальник лагеря, слывший маститым изувером и педофилом. Он даже официальную санкцию от Главка получил именовать комплекс для душевнобольных лечебным профилакторием, а камеры – палатами…
– Добро пожаловать на «Харон-зеро», антисоц, – громко и четко проговорил Лева Чокнутый с верхнего яруса. – Меня зовут Лев. А тебя?
– Стас.
– Хорошо. Я умолкаю.
Нужный давно привык к Чокнутому, у которого долговременную память отшибло во время первого блицкрига. Бедолага забывал личности окружающих, если не находился с ними в одном помещении более часа. После этого он каждый раз заново приветствовал сокамерников.
– Трясли, Стрекоза? – спросил Поребрик у Стаса, вставая с койки и разминая спину.
Нужный посмотрел на его бугристый торс и обронил:
– Нет. Головомойку устроили по полной, до сих пор коловоротит… Поребрик, я, кажется, просил: не называй меня Стрекозой.
Камера взорвалась дружным гоготом.
– Да ладно, Стас! Ты ж пилотом был? Был! Летал? Летал! Крылышками махал? Махал! Вот потому и Стрекоза! Они тоже махают… Я ж тебя любя…
– Люби себя, – огрызнулся Нужный, откидываясь на худосочную подушку. – Что в мире слышно? Была связь с фраерком из снабженцев? Вроде бы их траулер сегодня утром должен был прибыть.
– Прилетала малява, – кивнул Поребрик, переставая щериться. – Слушок прошел, будто наши вторглись к Игрекам и отбили низкие орбиты ихнего Марса. Правильно, я считаю. А то, пока умники наверху свои дипломатические загогулины вертят, люди гибнут. Надо было еще в первый блиц у них там до Земли добраться и Москву захватить.
– Так бы тебе и позволили, масть, – буркнул со своей койки Ганс-инвалид, откинув культей спутанные волосы со лба. – У Игреков кораблей больше, чем у нас, раз в двадцать.
– Зато наши мощней, – резонно парировал Поребрик. – Чокнутый, у тебя сигареты остались?
Чокнутый извлек из-под подушки мятую пачку и бросил ему.
– Что еще в маляве было? – спросил Стас.
– Не успел прочитать, – пожал гигантскими плечами Поребрик, прикуривая. – Вертухаи шмон устроили тут, пока тебя не было. Все шконки переворошили. Пришлось в парашу слить файл, а…
Сирена взревела, как обычно: неожиданно и громко. Матюги антисоцов потонули в ее зубодробительном вое.
Через минуту Нужный и пять его сокамерников уже стояли возле двери, облачившись в рабочие робы.
Когда сирена наконец заткнулась, стало слышно, как по коридору проклацали башмаки – это проходили антисоцы из «девятки». Их как штрафников всегда выводили первыми и отправляли на самый сложный и опасный объект – первичные разработки руды на поверхности Харона. А это, уважаемые, минус двести двадцать по Цельсию, толстенная корка метанового льда, которую нужно долбить бурами, списанные скафандры, готовые в любой момент разлететься в клочья, и полвзвода до сих пор не перебесившейся охраны в придачу.
Смертность в «девятке» была самой высокой. Попав туда, антисоц заранее мог попрощаться с бренным миром…
Наконец открылась дверь.
– «Тройка», крылья назад, взгляд в пол. Выходить по одному!
Шесть пар рук сомкнулись за шестью спинами.
Шесть пар глаз уставились на шесть пар магнитных ботинок…
В рабочее время с вертухаями не стоило пререкаться – можно было запросто схлопотать высоковольтный разряд шокером под ребра. И хорошо, если не на полную мощность.
– Четыреста седьмой, пошел! Четыреста восьмой, пошел! Четыреста десятый, пошел! Шире шаг! Хер ли плететесь, как роженицы к акушеру?!