– Не надо... – прошептала Сти. – Я не хочу...
Речь вдруг замедлилась... Она вздрогнула и стала выгибаться, словно что-то натягивало позвоночник... Очертания подступающих тварей исказились, потемнели, в глазах сверкнули сотни антрацитовых искр...
Пробуждение. Как вовремя, черт возьми! Ей просто не могло не повезти...
Сознание облегченно сорвалось во мрак.
Лишь где-то на грани слышимого гасла знакомая мелодия:
I’m waiting for the night to fall
I know that it will save us all
When everything’s dark
Keeps us from the stark reality...
Слова различались все хуже, затухали, тая смутными отзвуками, шепча эхом... оставляя какие-то призрачные абрисы чувств... Гасли, гасли...
Вдруг впереди показался зеленый луг, залитый солнцем. Такой манящий, теплый. По нему навстречу Сти бежала девчонка... Ей было лет пятнадцать, может, чуть больше. Светло-кофейная блузка, джинсы в обтяжку, подчеркивающие стройные ножки. Симпатичная. Девчонка смеялась взахлеб, подставляя солнечным лучам лицо, она была счастлива. Что-то очень человеческое неслось вместе с ней, окутывая юное тело незримым коконом. Приближаясь к Сти, касаясь ее, заставляя содрогаться. Вынуждая встать и побежать навстречу...
Они уже были совсем рядом друг с другом, когда девчонка восторженно раскинула руки, позволяя теплу коснуться едва оформившейся груди. Блузка оказалась не застегнута, ее края рванулись в стороны... Страшный порез рассек наискось тело девчонки – от левой ключицы до правого бедра. Кровь стекала струйками из смертельной раны, скапливаясь возле талии и пропитывая ткань джинсов, а девчонка продолжала смеяться, будто не замечая, что с ней произошло...
Сти сама не поняла, как упала на колени, ощутив под собой волны мягкой травы.
Только теперь, когда девчонка подошла почти вплотную, она обратила внимание, что в правой ладони у бедняжки крепко зажат треугольный осколок стекла...
* * *
Борис стоял в палате и смотрел на дымок, тонким червячком выползающий из ствола «ТТ». Когда звон в ушах, оставшийся от грохота выстрела в замкнутом пространстве, немного поутих, он сунул пистолет в авоську, сгреб туда же немногочисленные побрякушки с журнального столика и вышел в коридор.
Там царила суета. Туда-сюда носились техники и врачи. Половина высокопоставленных реципиентов их Центра валялась с открытыми глазами, а датчики и вся аппаратура словно посходили с ума и показывали такую ахинею, что у специалистов волосы вставали дыбом.
Борис шел по коридору, прижимаясь к стенке и глядя на носки своих туфель, мелькающие внизу. Шел и бубнил под нос:
– Бедные кенгуру, несчастные зверушки. Их безжалостно губят глисты и терроризируют тучи песчаных мух... Не говоря уже о человеке с его первобытными инстинктами... Бедные звери...
Кадр двадцать четвертый
Падение
Гена крутанул ус и сунул руку в наполовину разобранный, но работающий системный блок.
– Только без фанатизма, – сказал его напарник.
– Согласен, – кивнул Гена и извлек из компьютерного нутра бутылку водки. – Прохладненькая. Кулеры отличные стоят.
– Ага.
Космический центр «Барнаул-3» был одним из очень немногих стратегических объектов, которые уцелели после февральской чистки «каплями» большинства милитаристических узлов планеты. Трудно сказать, почему «черная чума» не тронула этот алтайский бункер – быть может, не посчитала его опасным даже потенциально.
Но факт остается фактом – «Барнаул-3» продолжал работать, и дежурные смены менялись по годами отточенному графику. Не то чтобы кому-то особенно нужно было все это, но метеослужба кое-как фурычила, прогнозы погоды никто не отменял, да и связь «Стикс» требовала исправности на орбитах. Поэтому и сидели за мониторами слежения в нижних техпомещениях центра оператор Гена и инженер по гражданским навигационным системам Толик.
В силу непредвиденных обстоятельств и полного расформирования регулярных вооруженных частей почти месяц назад погоны с них сняли. Вкупе с частью должностной ответственности. И хотя по старой привычке сотрудники «Барнаула-3» все же соблюдали былую субординацию, дисциплинарный уровень упал.
– Ну, дернули...
– Давай.
Напарники совершили подъем переворотом стаканов и, отдуваясь, зачавкали холодной тушенкой, подцепляя соево-жировую суспензию вилками прямо из банки.
Гена потянулся, заложил руки за голову и подвигал усами.
– Слушай, Анатолий Алексеич, – лениво проговорил он. – А что ты думаешь делать через месяц?
Толик напряг живот, давая возможность тушенке и бийской водке получше узнать друг друга.
– Месяц? Ну ты завернул. Откуда я знаю, что будет через месяц?
– Не, ну я имею в виду, если ничего особенного не случится.
– Хм... Тогда... буду здесь работать.
– А через год?
Толик подозрительно покосился на Гену. Поворочал носом и спросил:
– Ты к чему клонишь-то?
– Да ни к чему конкретно. Просидим мы с тобой, Анатолий Алексеич, в этой консервной банке всю жизнь...
– Ну и что? Чего тебе тут не нравится? Плохо, что ль?
– Не то чтобы плохо... – Гена снова шевельнул усами. – Даже хорошо, если приглядеться. Только иногда хочется чего-нибудь такого... знаешь.
– Чего это тебе «такого» приспичило?
– Океан чтобы был. Бунгало на пляже. И яхта. – Гена вздохнул.
Толик удивленно поднял брови:
– Отпуск в мае у тебя? Ну так вот арендуй в военгородке плоскодонку у Игнатьича и по Чумышу поплавай. Глядишь – отпустит.
– Думаешь? – смекая что-то про себя, вопросил Гена.
– Уверен.
– Тогда – по маленькой?
– Но без фанатизма.
– Согласен...
Рука Гены уже почти дотянулась до внутренностей систблока, когда его взгляд упал на верхний монитор, где было выведено спутниковое изображение бывшей Москвы. Ныне все внутреннее пространство овала МКАД было заполнено чернильным пятном «капли».
Гена отдернул руку – что-то его насторожило в контурах экс-столицы.
– Толя, с какого спутника сейчас транслируется эта картинка?
– Чего?.. А-а... Погодь чуток...
Толик нехотя стукнул по клавишам и снова напряг мышцы живота – знакомство тушенки и спиртного грозило обернуться желудочной потасовкой.
– Метеор один дробь сорок восемь, – ответил он, справившись с неприятным спазмом.
– Что-то я не пойму, – проворчал под нос Гена, пододвигая к себе мышку. – А ну-ка дадим увеличение... Один три, к примеру.