Вяземская катастрофа 41-го года - читать онлайн книгу. Автор: Лев Лопуховский cтр.№ 74

Командиры отрядов решили совместной атакой выбить противника с восточного берега реки Угры, с которого недавно отступили десантники. Атака началась в 8 часов утра 6 октября, и после тяжелого боя берег был очищен. Но противник не отказался от намерения создать плацдарм на р. Угра. 7 октября после авиационной и артиллерийской подготовки немцы перешли в наступление. В результате атаки танков и мотопехоты десантники и курсанты вынуждены были отойти на рубеж реки Изверь. В документах противника было отмечено сильное сопротивление «красных юнкеров» на реках Угра и Изверь за взорванными мостами, поддержанное артиллерией. Своим героическим сопротивлением десантники и курсанты помогли нашим войскам выиграть необходимое время для организации обороны на подступах к Малоярославцу. И.Г. Старчак вспоминает, что когда он, раненный в этих боях, находился в госпитале, один из офицеров английской военной миссии посетил госпиталь, восхищаясь мужеством десантников, назвал их стойкость в боях фанатизмом. «По-вашему, это фанатизм, а по-нашему, – сказал Старчак, – любовь к земле, на которой вырос. И то, что бойцы бьются за Родину до последней капли крови, мы считаем самой высшей доблестью».

Принятие Ставкой решения на общий отвод войск. С получением известия о выходе танков противника к Юхнову в Ставке, наконец, оценили степень опасности, которая угрожала не только войскам Западного и Резервного фронтов, но могла обрушить всю стратегическую оборону на западном направлении. К вечеру 5 октября после тщательной перепроверки данных разведки всех видов и переговоров с командующим Западным фронтом Ставка ВГК признала положение настолько серьезным, что, наконец, приняла решение на отвод войск сразу всех трех фронтов. Западный фронт отводился на рубеж, занимаемый войсками второго эшелона Резервного фронта, то есть на Днепр.

Читатель помнит слова Конева о том, что, поскольку ему не удалось получить разрешения на отход войск 4 октября ни от Сталина (прервалась связь), ни от Шапошникова, ему пришлось самому принимать решение. «Тогда командование фронта приняло решение об отводе войск на гжатский оборонительный рубеж, которое 5 октября было утверждено Ставкой (выделено мною. – Л.Л.). В соответствии с этим мы дали указания об организации отхода войскам 30, 19, 16 и 20-й армий» [43].

Утверждение Конева о принятии им решения на отвод войск ничем не подтверждается. Никаких документов по этому поводу не существует. Лукин пытался найти в архиве документальное подтверждение переговоров Конева со Сталиным и Шапошниковым по этому поводу, но безуспешно. Впрочем, в том, что такие переговоры с Шапошниковым состоялись, можно убедиться из последующих переговоров командующего Западным фронтом с начальником Генштаба.

Мне было известно, что Михаил Федорович пишет о событиях под Вязьмой. И удивляло, что ему так и не удалось ничего опубликовать на эту тему. Лишь в марте 2006 г. в беседе с дочерью командарма Ю.М Городецкой-Лукиной ситуация прояснилась. По словам Юлии Михайловны, ее отец в конце 60-х годов написал статью в «Военно-исторический журнал» о действиях наших войск в окружении под Вязьмой. Он написал ее на основе личных воспоминаний, сверенных с архивными документами. Это был своего рода ответ на статью Конева, опубликованную в 1966 г. Можно только догадываться о содержании статьи, поскольку она писалась на основе фактов и документов. Но тогда еще не пришло время писать правду о вяземской трагедии. В редакции придрались к автору по поводу серьезного упрека в адрес генерал-полковника В. Вашкевича, бывшего командира 2-й стрелковой дивизии, высказанного Лукиным (об этом – позже, в соответствующем месте). Во всяком случае, статью отклонили, тем самым надолго отбив у Михаила Федоровича желание писать мемуары. Статья за его именем увидела свет в 1981 г., через 11 лет после кончины командарма.

Зимой 1969 г. бывший командующий 19-й армией М.Ф. Лукин в личной беседе со мной категорически возражал против утверждения его бывшего начальника – Конева о принятии им решения на отход, сделанного задним числом. Именно тогда, рассказывая об окружении под Вязьмой, он сказал мне фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Вы, молодые, не узнаете правду об этом, пока жив Конев и все, причастные к этим событиям лица». Лукин рассказал, что, когда возникла угроза выхода противника на тылы армий Западного фронта, он обратился к Коневу с просьбой разрешить отход. Конев такого разрешения не дал (да и не мог дать по понятным причинам). Наоборот, «4 октября мы получили приказ командующего фронтом, поощряющий действия 19-й армии, призывающий других равняться на нас».

А что же Конев? Он вскоре после кончины М.Ф. Лукина в «Литературной газете» за 8.12.1971 г. высказался еще более определенно:

«К сожалению, лишь на следующий день, 5 октября, мы получили ответ. Но еще до согласия Ставки я отдал командармам приказ об организованном отходе. Я сделал это, понимая всю глубину своей ответственности, понимая, что за нами – Москва. ...Одним словом, день 4 октября 1941 года я считаю самым ответственным для себя днем за все четыре года... войны». Но почему-то Иван Степанович свои «Записки командующего фронтом» начал с 1943 г., так и не написав больше ничего о своем самом трудном и ответственном решении, от которого зависела жизнь сотен тысяч бойцов.

В связи с крайне тяжелыми последствиями неудачных боев под Вязьмой выяснение обстоятельства принятия решения на отход войск Западного и Резервного фронтов требует специального рассмотрения. Это тем более необходимо, потому что указанные противоречия в этом отношении до сих пор не устранены в официальных источниках. Так, в Советской военной энциклопедии читаем: «5 октября Ставка ВГК утвердила решение командующего войсками Западного фронта(здесь и далее выделено мною. – Л.Л.) об отводе на Ржевско-Вяземский рубеж, но осуществить этот маневр в сложившихся условиях не удалось» [53]. Почему не удалось – молчок. В новой энциклопедии о том же: «5 октября Ставка ВГК подчинила Западному фронту 31 и 32 А и разрешила в ночь на 6 октября отвести армии на Ржевско-Вяземский оборонительный рубеж» [54]. Но дело ведь касалось не только войск Западного фронта.

При анализе известных документов тех лет с позиций сегодняшнего дня создается впечатление, что Ставка не очень доверяла командованию фронтов и тому же Московскому военному округу, который продолжал существовать по штатам тылового округа, и в отношении информации держала их на голодном пайке. Руководство округа о большом немецком наступлении узнало из речи Гитлера! Или не хотели допустить утечки информации, или боялись самостоятельных опрометчивых и поспешных шагов. Ничему не научила наше высшее руководство и позорная сдача Орла. Орловский военный округ тоже находился на положении внутреннего, и его командование узнало о прорыве противника на глубину 200 км, когда танки Гудериана въехали в город! Рокоссовский позже вспоминал: «Вообще информация командующих армиями была организована тогда очень плохо. Мы, собственно, не знали, что происходит в пределах фронта, а за его пределами и подавно. Это мешало» [55]. Армии второго эшелона Резервного фронта (по существу, стратегический резерв Ставки) не знали, что делается впереди. По словам Конева, он тоже не знал о перегруппировке 49-й армии в своем тылу (но в этом есть большие сомнения). Может быть, я ошибаюсь, но, поскольку исследователей допускают не ко всем документам в звене Ставка – фронт, считаю себя вправе делать предположения и выводы. Не думаю, что они будут так уж далеки от истины.