1941. Пропущенный удар. Почему Красную Армию застали врасплох? - читать онлайн книгу. Автор: Руслан Иринархов cтр.№ 77

Об этом же вспоминал и Маршал Советского Союза A.M. Василевский (в июне 1941 года генерал-майор, заместитель начальника Оперативного управления ГШ РККА): «В июне в Генеральный штаб от оперативных отделов западных приграничных округов и армий непрерывно шли донесения одно тревожнее другого… Все работники нашего Оперативного Управления без каких-либо приказов сверху почти безотлучно находились в те дни на своих служебных местах» [244] .

Установка Наркомата обороны СССР — войны не будет, надо лишь остерегаться возможных провокаций со стороны гитлеровских войск — притупляла чувство бдительности и настороженности в войсках. Маршал Советского Союза С.С. Бирюзов (в июне 1941 года командир 132-й стрелковой дивизии, генерал-майор) вспоминал: «Нам разъясняли, что империалисты стремятся втянуть нашу страну в конфликт с Германией, но если мы не поддадимся на провокацию и не вызовем у немцев никаких подозрений относительно своих намерений, станем строго и последовательно соблюдать договор о ненападении, никакой войны не будет» [245] .

Конечно, на такое настроение негативно повлияло и заявление ТАСС, опубликованное 14 июня 1941 года, породившее уверенность у советского народа в том, что Германия будет строго соблюдать договор о ненападении с СССР.

Но все же разговоры о возможности войны между Германией и Советским Союзом шли на всех уровнях. Маршал артиллерии В.И. Казаков (в июне 1941 года начальник артиллерии 7-го механизированного корпуса, генерал-майор) вспоминал: «По подразделениям ползли тревожные слухи, различные догадки. О войне офицеры думали и говорили по-разному. Молодежь вообще мало верила в реальность военной опасности, а старшие и наиболее дальновидные офицеры понимали, что война назревает, но и они не теряли надежды на возможность избежать ее. Только в одном все были единодушны — если грянет война, то она будет короткой и завершится полным разгромом врага. Так уж мы были воспитаны» [246] .

Да, никакого сомнения в предстоящей победе над любым врагом не было у большинства красноармейцев и командиров Красной Армии. Как вспоминал генерал И.И. Федюнийский (в 1941 году командир 15-го стрелкового корпуса), «среди бойцов и молодых командиров имели место настроения самоуспокоенности. Многие считали, что наша армия легко сумеет одержать победу над любым противником, что солдаты армий капиталистических государств, в том числе фашистской Германии, не будут активно сражаться против советских войск. Недооценивались боевой опыт германской армии, ее техническая оснащенность… Надо признать, что недооценка гитлеровской военной машины в первых боях нанесла нам большой вред. То, что враг оказался сильнее, чем его представляли, для некоторых командиров явилось неожиданностью» [247] .

Все даваемые указания сверху — огня по немецким самолетам не открывать, семьи из приграничных районов не эвакуировать — сеяли неуверенность и подавляли всю инициативу у низших звеньев руководящего состава Красной Армии. Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев (в 1941 году начальник ГАУ РККА, генерал-полковник) вспоминал: «Во время моей беседы с народным комиссаром обороны СССР из Риги позвонил командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал Ф.И. Кузнецов. Нарком довольно строго спросил его, правда ли, что им, Кузнецовым, отдано распоряжение о введении затемнения в Риге. И на утвердительный ответ распорядился отменить его» [248] .

Так, может быть, в округах, армиях и корпусах, находящихся ближе всего к западной границе, предпринимались какие-то действия для обеспечения боеготовности войск?

Нет, и здесь ничего не было сделано, царила все та же беспечность. В этот тревожный день — 21 июня 1941 года — руководство Западного Особого военного округа, командование 4-й армии, 28-го стрелкового корпуса находилось на концертах в Минске и Бресте, а остальной руководящий состав корпусов, дивизий, полков спокойно отдыхал на своих квартирах.

Во время вечернего концерта к командующему ЗапОВО подошел начальник разведотдела штаба округа полковник С.В. Блохин и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал генерал армии Павлов своим соседям и, приложив палец к губам, показал на сцену [249] .

Такое же непонятное спокойствие было и у руководящего состава округа. Командующий 4-й армией генерал-майор A.A. Коробков хотел поднять по боевой тревоге 42-ю стрелковую дивизию, дислоцировавшуюся в Брестской крепости, но посоветовался с генералом Павловым, а он не разрешил…

Командир 86-й стрелковой дивизии полковник М.А. Зашибалов хотел поднять свои части по тревоге и выдвинуть их к границе — командир 5-го стрелкового корпуса генерал-майор A.B. Гарнов не разрешил…

Генерал-майор П.А. Терехов (офицер разведотдела штаба ЗапОВО, находился 20 июня 1941 года на границе) вспоминал: «Время было очень тревожное. Мы, офицеры, работавшие на западной границе, видели, что война накатывается на рубежи Белоруссии. Немецкие самолеты вели разведку. Множество жителей Польши, спасаясь от фашистского варварства, бежали к нам, сообщали о передвижении к нашей границе крупных немецких войск. По имеющимся данным, на рубеже Остроленка — Гольдап и западнее сосредоточилось около 1 000 000 немецких солдат. Хотел передать сведения о сосредоточении немецких войск, Минск не стал принимать, ушел со связи. Радиосвязь со штабом ЗапОВО не была восстановлена и на следующий день. И сейчас, 23 года спустя, у меня нет удовлетворительного ответа на этот вопрос. Самое страшное для командира — потерять управление. Мое начальство не теряло управления, оно само отказалось управлять» [250] .

Даже красноармейцы задумывались о происходящем на западной границе и удивлялись тому спокойствию, царившему в штабах всех уровней. Пограничник A.A. Кошняков вспоминал: «Никто не сомневался, что не сегодня завтра начнется война. От этого ожидания становилось все тяжелей. Но странно, почему молчала наша сторона, никаких приготовлений, указаний или разъяснений из штабов не приходило» [251] .

В этом прослеживается и полная вина Военного совета Западного Особого военного округа, ограничивавшегося только докладами в Москву о надвигающейся опасности, хотя он мог и должен был принять многие неотложные меры по повышению боевой готовности вверенных войск, находящиеся в его компетенции.