Грузовик, свистнув тормозами, остановился как вкопанный.
Если бы кто-нибудь посторонний видел в этот момент действо, происходившее в кабине ГАЗ-66, то этот бедняга непременно бы решил, что у троих присутствующих людей наступило скоропостижное коллективное помешательство. Разве мог гипотетический наблюдатель знать, что «кузнечики» на военном жаргоне – это не что иное, как стелс-истребители «Иван Кузнецов».
Звено самолетов, миновав развилку, взмыло вверх и разошлось по радиусу, оставив рисунок наподобие гигантской лилии. Теперь каждая грозная машина заходила на атаку по своей траектории. Из вертикального полета они сразу упали на крыло и по глиссаде сомкнулись тройными клещами вокруг заметавшегося плазмоида.
Проклятый желто-малиновый шар рефлекторно бросился навстречу одному из истребителей, виляя из стороны в сторону и вибрируя, как эпилептик, но «кузнечик» нырнул в пике, выйдя из него лишь в опасной близости от земли. На подплавленном снегу, кажется, даже осталась черная полоса от его выхлопа. Два оставшихся истребителя взяли на миг растерявшегося плазмоида в коробочку.
Пилоты синхронно нажали на гашетки…
Выстрел из придуманной Бурановым чудо-пушки не слышен – в самом деле, как услышать пронзающие пространство U-резонансы? – но его направление можно угадать. Поток частиц настолько плотный и мощный, что немного реагирует даже с нейтральной окружающей средой, и «луч» заметен в воздухе невооруженным глазом. Хотя в условиях плохой освещенности такую полуэфемерную «стрелу» получается скорее интуитивно ощутить, чем разглядеть визуально.
А еще выстрел из резонансной пушки виден, когда крохотные элементарные крупицы вещества, разогнанные магнитным полем практически до релятивистских скоростей, достигают цели.
Дело в том, что не заметить процесс гибели плазмоида, потерявшего внутреннюю квазинейтральность очень трудно.
Для этого нужно быть слепым, глухим и лишенным тактильных ощущений…
Над развилкой, куда бандиты нагло выкатили фуру, полыхнуло миниатюрное солнце, испустив из себя волну неведомой энергии и схлопнувшись в стремительно гаснущую точку.
Со стороны, для обыкновенного наблюдателя, это выглядело гораздо проще: взрыв очень большой лампочки. Правда, без осколков.
Только вот электромагнитных, звуковых и инфразвуковых волн за эту наносекунду выплеснулось столько, что Пимкину и его молодым спутникам показалось, будто все тело немного сжалось.
Включая внутренние органы, барабанные перепонки и сетчатку.
Ну а вдогонку пришла легкая ударная волна.
Стекла грузовика осыпались хрустальным дождем. Окружающий мир приобрел на время невероятный контраст и зазвучал пульсирующим крещендо. Запах озона защекотал ноздри.
Генерал словно через толщу воды увидел, как рядом туповато ухмыляется Берц, хлопая веками. Губы сержанта шевелились, но слов Пимкин разобрать пока не мог.
– Что? – проорал он. – Что ты говоришь?!
– Два взрыва за четверть часа – не многовато ли? – нагнувшись к его уху, прокричал Берц. – Слышите, товарищ генерал! Говорю, два взрыва…
Тут откуда-то сбоку спикировал один из истребителей и прошелся очередью из 27-миллиметровой авиационной пушки вдоль по трассе перед их грузовиком. Фуру, перегораживающую проезд к развилке, буквально разорвало напополам и откинуло части на обочину. Почти сразу ее кабина воспламенилась и взорвалась, прыснув во все стороны огненными брызгами.
Самолет, удаляясь, сверкнул соплами и бодро покачал крыльями. Мол, дорога свободна.
– Три, – сказал Пимкин, глядя на чадящие остатки фуры.
Весь оставшийся час по пути к «четверке» горе-экипаж ГАЗ-66 провел в тревожном ожидании плазмоида-гиганта, который, казалось, вот-вот опустится из ночных облаков и превратит все вокруг в море огня в отместку за второго уничтоженного собрата.
Ветер нещадно дул в лица сквозь разбитое лобовое стекло, заставляя людей рефлекторно пригибаться и щуриться. Никто не нарушал молчания. Лишь смятенный свист воздуха, в который вплетались уркающие нотки надрывающегося мотора, «услаждали» слух. Да еще изредка с зубодробительным гулом пролетал над шоссе эскортирующий истребитель, оставляя за собой дымный след.
В Апрелевке по приказу генерала остановились у обшарпанного здания ОВД, и сержант выскочил, чтобы сообщить милиционерам о случившемся на трассе. Но через минуту Берц вернулся, злобно матерясь, и доложил, что дежурный пьян в конину, а больше из личного состава отдела никого нет.
Уже перед самым КПП при въезде на четвертую базу ВВС, где находилась мобильная ставка оперативного штаба округа, Пимкин произнес:
– Что-то друзья наши плазменные поутихли.
– Ой ли… – неопределенно вздохнул Буранов.
Возле больших стальных ворот стояло несколько танков и САБМушка. Рядом прохаживались четыре спецназовца в полной боевой выкладке.
– А почему не на «вертушке», товгенлейтнант? – спросил один из них у Пимкина, внимательно осматривая кабину.
– Нет больше «вертушки», – без всякого пиетета огрызнулся генерал. – Гребанулась на обочину и лежит там догорает вместе с экипажем… Открывай, чего уставился?
Когда въехали на территорию базы, Пимкин приказал рулить прямиком к административным зданиям, ютившимся неприметной кучкой за исполинскими ангарами для бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов.
«Четверка» походила на встревоженный муравейник.
Огромные прожекторы перекрестно освещали небо над взлетно-посадочными полосами, на одну из которых как раз приземлялся истребитель, сопровождавший ГАЗ-66 от самой развилки. С соседней ВВП в этот же момент взлетал дозаправленный «кузнечик», чтобы присоединиться к звену, барражирующему окрестности объекта по пятикилометровому радиусу. На каждой из машин угадывалась прицепленная к брюху U-резонансная пушка. Это были остатки 21-й эскадрильи, уцелевшие под Кубинкой. Садились и взлетали, поднимая снежные тайфуны на стартовых площадках, вертолеты: как узконосые боевые, так и грузовые «пузаны». Восьмиколесный тягач, порыкивая, волочил за собой тушу транспортного «Руслана», в чреве которого могла уместиться дюжина 50-тонных Т-95. У восточного края периметра солдаты суетились возле фургонов и антенн зенитно-ракетного комплекса. Неподалеку зорко глядели ввысь красные боеголовки ракет «земля – воздух», покоящиеся на желобах пусковой установки. Там и тут проезжали верткие джипы и тупоносые БМП, пробегали куда-то взводы пестро-зеленых десантников и серо-белых спецназовцев. Вдалеке, сквозь гул турбин и громыхание бронетехники, слышался хрипловатый голос, усиленный мегафоном. «Твою мать-перемать в душу сапогом, куда ты попер контейнер? Слышь, на погрузчике! Куда, гондон, контейнер, говорю, попер? Отставить! К генератору ЗРК его кантуй, кому говорят! Понабрали пиджаков!..» – дидактически-уверенно вещал невидимый командир.
– Да тут месячную блокаду можно пережить… – крутя головой по сторонам, изрек наконец Берц. Он подогнал грузовик к входу в двухэтажное блочное здание штаба и заглушил двигатель, расцепив под приборной панелью провода. Подобрал с пола свой пистолет и отрапортовал: – Экспресс-доставка, товарищ генерал. Наш лайнер совершился посадку на отеческой земле четвертой базы ВВС. Полет на борту ГАЗ-66 прошел с минимальными потерями стекол кокпита и брезентовой обшивки кормы. Докладывал командир экипажа сержант Берц.