Цель неизвестна. Врата учености - читать онлайн книгу. Автор: Марик Лернер cтр.№ 34

— Никому я ничего не должен. Еще скажи — с басурманами за веру биться. Я сам слегка мусульманин. Был, — добавил, подумав. — Настоящий казак птица вольная. Допрежь на Дону и Яике и жениться запрещалось, дабы не привязывались к семье. Девку татарскую поймаешь, попользуешься, а как снег сошел — в реку ее.

— Вот так прямо. И за борт ее бросает в надлежащую волну…

— Чего?

Мы залезли в карету и поехали. Настроение бодрое, почему не развлечься. Исполнил почти целиком про Стеньку Разина. На этот раз без шуток, правильно: «в набежавшую волну». Все равно юмор с первого раза не дошел. Объяснять анекдот смысла нет. Кто не понял, тому глупо разжевывать.

А «почти» потому, что после бросания в волну еще нечто присутствовало. Или припев, или куплет. Наверное, с таким же успехом мог потерять и в середине. Я ее специально на манер Пушкина не разучивал. Так, привязалась. Почему-то по пьяному делу у бабушки во дворе обожали исполнять. Еще про камыш, который гнулся.

Она хоть и проживала в папашином особняке, однако прописку сохранила, и как бы та квартира мне в наследство не осталась. Случалось, заезжали проведать сохранность.

— Слышал я эту байку, — сказал Гена, — в народе ходит, как и про клады его заговоренные. — И хитро посмотрел.

Я переспрашивать не стал. Знаю я эти древние страшилки. Типа пока столько не замочишь, сколько прятавший, золото не откроется. Какие там сокровища, когда за сотни лет ничего толкового не обнаружили. Парень был простой: награбил, выпил, роздал — и на плаху. Кстати, его в Москве под следствием пытали. Будь чего — выдал бы. Ох, не верю я в закрытые рты при умелом палаче. Молчат, когда срок оттянуть надо. Дать спастись кому. А чисто запираться, проиграв, в чем смысл? На волю не выйдешь. Было бы что — отдал бы под раскаленным железом.

— А песню нет, — добавил после паузы разочарованно. — Не народная. Опять, что ль, выдумал? Ты того… не кажи другим. Опасно.

— Чего?

— Ну это… анафеме его предали, а здесь вроде как похвала звучит. Церковь поминает, а ты стихи творишь. Крикнет кто «слово и дело» — не отбрешешься.

— Пожалуй, ты прав, — согласился я после легкого обалдения от глубоко смотрящего вглубь Гены. Никак от него столь правильного анализа ситуации не ожидал. Одно слово — местный. А я опять носом в грязь. Договорюсь однажды без оглядки — донесут. — Не стану другим.

— А мне понравилось.

— Ну спасибо! — Еще немного — и попросит слова списать.

Хотя чего это я. Гена читать не умеет. Ни на одном известном ему языке. И учиться не желает. Ему без надобности, стар уже. Как с бабами — заставлять посредством битья по кошельку не выйдет. Он у меня без жалованья живет. То есть когда чего нужно, запросто попросит, а в целом что дам, то и ладно. Я типа брательник, и ничего зазорного не имеется за мой счет жить всласть. А когда понадобится, он за меня горой и всей душой.

Ну, как-то так. Совсем другая психология. Не удивлюсь, коли однажды все надоест, встанет и, ни слова не говоря, уйдет опять в неизвестность. Потому и стараюсь отправлять с поручениями куда подальше, когда нужно съездить в Москву, например. Самому неудобно, а ему хорошо — отвлечется и развеется от сидения.

— Ты давай, вертайся к бабам. Делись сказками.

— Зря смеешься. И посейчас казачки в церквях ставят свечки в память о бабке Гугнихе. Первый атаман — ее муж, воспротивившийся бессмысленному смертоубийству. Люди такого зря делать не станут. Сохранилось от прежнего.

А может, и правда, лениво подумал. Жили те казаки на краю обжитых территорий, без власти и законов. Существовали набегами, постоянного дома не имели, чтобы выследить труднее. Со всех сторон враги, и у каждого обида. Где скот угнали, кого обчистили или убили. Украдут при удачном налете бабу, попользуются, а оставлять одну, пока вновь грабить отправился, боязно. Сбежит к родичам и лежку секретную выдаст.

Вот и выдумали правило. Вроде как не от страха, а от идейности. Ну а как число казаков увеличилось до поселков, что уже пожечь непросто и добро кто-то стеречь нужен в отсутствие хозяина, — тут и поломали старые правила. Причем не удивлюсь, ежели разругались вдрызг ревнители старых обычаев с новым поколением. Как бы не до рубки насмерть.

— Не за слова красивые казаки воюют, а за добычу, — провозгласил Гена между тем. — Послушать стариков — так чего не вытворяли раньше. Помимо походов на Каспий и Черное море, купцов щипали на Волге. А в Смуту и вовсе до Москвы и дальше ходили, разоряя земли православные.

— Ну это когда было…

— Да все когда-то было. И Хмель, и Булавин с Разиным, и разорение Батурина. Я вот никогда не забуду, как к нам на Яик царский указ пришел о выдаче беглых и возврате на прежнее жительство. Мы бунтовали всерьез, да мало казаков в тех местах. Не сдюжили.

То есть, подумалось трезво, он запросто мог царских воевод с солдатами мочить пачками.

— И давно?

— Да лет тому не меньше десятка станет. Многих тогда казнили, выборность атаманов запретили. А мы с друзьями утекли в Поволжье. Там места богатые да заселенные. Долго не протянули. Вольному человеку тесно под присмотром ходить. К башкирам подались.

— И не побоялись?

— Чего?

— Ну что прикончат.

— Люди везде люди. Надо уметь с ними договариваться. Жить по обычаям и не лезть куда не звали. Тем более что война шла не первый год. Умелые бойцы всем по сердцу. А что чужаки — так оно и лучше. Не придется ответ держать перед родственниками, сгинь в степи.

— В Сибири война? — Нет, я чего-то не догоняю. Там сплошная тайга.

— Да по всей степи. Джунгары…

А это еще кто?

— …ударили по казахским жузам.

А, так то южнее. Какая же Сибирь. Или это потом разделение пошло, а в наши годы все восточнее Урала — Сибирь?

— Сбили их орды с привычных мест, и пошли они искать новые пастбища. Иначе ведь смерть. Степняк жив, пока у него скот имеется. Он с него кормится и все нужное получает. А без пастбищ он никто. Смертник. Думаешь, почему у них городов не бывает? Да все в округе моментально животные съедят и затопчут. А дальше падеж начнется. Есть роды даже, сеющие рожь, но они там не задерживаются. Овцы и лошади важнее. Возвращаются через срок и собирают оставшееся зерно. А чтобы постоянно на одном месте — такого не бывает. Потому и степь огромна, а все знают границы чужой территории. Ничейного там не случается. А джунгары их погнали прочь. И что делать?

— Что?

— Одни казахские роды на Ишим и Тобол направились, напав на башкир, другие перешли реку Эмбу и сцепились с калмыками. А те вроде как под рукой царской.

— Так ведь в году… — я напрягся, вспоминая. — Да, в одна тысяча семьсот тридцатом казахи просили принять их в русское подданство.

— Потому и умоляли на коленях, — гордо заявил Гена, — что война не заканчивалась. Сзади их джунгары подпирают, спереди — мы на каждый налет отвечали двумя. И мало того, резали всласть, и вконец их племя в голод загнали. Думаешь, баранта лучше убийства?