Долгая дорога домой. Воспоминания крымского татарина об участии в Великой Отечественной войне. 1941-1944 - читать онлайн книгу. Автор: Нури Халилов cтр.№ 27

После Малина нам посоветовали идти на Термокивки, а оттуда на Чернобыль. На восточный берег реки Припять мы перешли по мосту совершенно свободно, так как никакой охраны не было. Шли два дня, в какой-то деревне остановились у одной женщины. Жила она бедно. Соседи сообща накормили нас, уложили спать всех пятерых в одной комнате. Матрасов и одеял не было. Принесли сено и постелили под низ, а сверху накрыли самотканой бязью из льна. На другом конце комнаты, также на сене, легли спать пять женщин. Вечером весь их разговор сводился к тому, что в конце их деревни живут четыре семьи татар. Мол, они едят конину, и это очень плохо, что они плохие люди, страшные. Я в разговор не вмешивался. Если бы узнали, что я татарин, то не знаю, что со мною было бы. Бабы были очень агрессивные.

Мы шли вдоль реки Припять на юг. В это время нас было шестеро. Вдруг из леса послышались автоматные очереди и крики: «Русские, сдавайтесь! Бандиты, сдавайтесь!» Это было совсем близко от нас. Вероятно, то были партизаны. Что делать? На противоположном берегу Припяти виднелись лодки, так как берег был высокий. Домов не было видно и людей тоже. Мы решили, что кто-то один переплывет реку, достанет лодку, приплывет назад и перевезет всех остальных на ту сторону. Оказалось, что никто из моих товарищей плавать не умел. Все говорили мне: «Ты старший, ты и спасай нас, плыви!» Я так и сделал. Разделся до трусов и поплыл. В середине реки был небольшой островок. Быстрое течение уносило меня. Я испугался, но продолжил плыть, течение сняло мои трусы, и они куда-то уплыли. Левую ногу взяла судорга, а через минуты – и левую руку. Тогда я до крови укусил левую руку. Плыть стало немного легче, а сведенную судорогой ногу стал тереть до крови. Сильное течение унесло меня далеко вперед от предполагаемого места, где были лодки. Наконец я выбрался на берег и без трусов – руки и ноги в крови, сам еле живой – пошел к лодкам. Оказалось, что все лодки, а их было штук тридцать, были замкнуты цепями и глубоко забитым колом. Дело – хана! Нашел одну свободную плоскодонку с одним веслом. Стал грести, но через шесть-семь метров лодка стала наполняться водой. Раньше я никогда не управлял лодкой и потому решил вернуться назад на тот же берег. Гляжу на своих товарищей на том берегу, они машут мне руками, ждут от меня помощи. К тому же там осталась моя одежда, обувь, фуражка, в козырьке которой были спрятаны золотые часы.

Стою у лодки голый, голодный, бессильный. Вижу: идет женщина с коромыслом и двумя ведрами. Смотрит, я голый стою, прикрываюсь руками. Говорю ей: «Спасай, тетка. Помоги, а то погибнем». Она все поняла. Велела подождать. Вскоре пришел маленький старичок. Я спросил, как называется эта деревня, он сказал: «Здутичи». Я объяснил ему обстановку и попросил помочь перевезти оставшихся на том берегу моих товарищей-красноармейцев. Он согласился. Взял ту же самую дырявую плоскодонку, дал мне ведро в руки и велел черпать воду. Старик так умело управлял одним веслом, что очень скоро мы достигли того берега, и я наконец оделся в свои вещи.

В роще по-прежнему была стрельба, крики. Мы поблагодарили лодочника и по дорожке поднялись вверх, где находилась деревня Здутичи. Вновь мы по одному разошлись по домам, чтобы покушать и попросить еды в дорогу. Люди здесь жили бедно и отнеслись к нам не так хорошо. Все же накормили, да и на дорогу дали хлеба, яиц, чеснока, вареной картошки. Мы обошли Чернобыль и взяли курс на Феневичи. Обошли его с запада. Там двое из нас – они были родом из Чернигова – попрощались с нами и пошли своим путем. Мы остались вчетвером и пошли к деревне Немышляево. Когда мы шли по лесу на юг, то за Немышляевом заметили небольшую деревню, точнее, хутор. Шел проливной дождь, было холодно, конец октября, уже начинались морозы. Мы вчетвером стали спинами к домику, чтобы вода с крыши не падала на нас. Никого не видно, не у кого что-либо спросить. Вдруг из одной хатенки вышла молодая пышная, красивая женщина. Она подошла к нам и сказала: «Ой, миленькие, вы же мокрые, замерзнете, куда вы пойдете. Идите ко мне в хату».

Мы вошли в хату. Она и ее мать накормили нас, угостили чаем. В комнате находился молодой красивый человек. Он назвался Алексеем, сказал, что был командиром роты, лейтенантом. Рота дралась под Минском, почти вся погибла, а он дошел до этих мест и остался в примаках. Предложил оставаться и нам. Места здесь тихие, немцы так далеко не суются. Партизан пока тоже нет.

К вечеру в хате собрались местные девушки, живущие в этом хуторе, человек шесть. Все красавицы на выданье. Мы пили чай, ели лесные орехи. Девушки пели. Рассказывали о чем-то. Потом хозяйка дома, женщина средних лет, оставила всех нас и сказала следующее: «Дети мои, молодежь, идет страшная война, гибнут тысячи. Волею судьбы вы остались живы. Куда вы теперь пойдете. Пропадете ни за что. Лучше дальше не идите, оставайтесь в нашем хуторе. Вот вам девки-красотки, выбирайте любую. Возьмите ее за руки и с ней идите к ней домой. Девушки и их матери согласны. Я с ними уже говорила об этом». Девушки смотрели на нас, улыбались, ждали от нас смелости и решительности, но мы, трусы, сидели молча, никто не решился остаться. Тогда бабка продолжила: «Не бойтесь, мы вас не привяжем, закончится война, смело поедете по домам своим, к своим родителям».

Вскоре обиженные девушки ушли к своим домам. Хозяйка принесла стопку сена и постелила нам на земельном полу, дала покрывало и велела лечь спать. Время было уже за полночь. Мы легли на сено, сверху хозяйка накрыла нас вытканным из конопли покрывалом, было холодно, одеяло не грело. Хозяйка потушила коптилку. Дочка сняла платье и легла в постель. Всю ночь мы слышали, как лейтенант-примак и дочь хозяйки наслаждались любовью. Я сожалел о своей нерешительности. До сих пор звенят в моих ушах слова хозяйки этого дома: «Не хотели спать в теплой постели с такими красотками в обнимку, теперь спите на твердой земле, под холодным покрывалом и обнимайте свои холодные колени. Так вам и надо!»

Утром она накормила нас хлебом, картошкой, молоком. Мы сердечно поблагодарили за хлеб, соль, за доброту. Я еще раз украдкой взглянул на ее дочь и подумал, что если бы не было лейтенанта-примака, то я бы остался жить с этой Галиной. Такие красавицы встречаются редко.

По лесным и проселочным дорогам мы вышли к Белой Церкви. Она гораздо южнее и западнее Киева. В Киеве уже были фашисты. Эти густонаселенные регионы мы прошли с большой осторожностью. Кругом стояли фашистские гарнизоны. Белую Церковь прошли днем, никого не боясь, прямо по центру города, даже мимо лагеря военнопленных. Наблюдали, как военнопленные ходят по лагерю. Пошли дальше на Кривой Рог. Останавливаться поблизости на ночлег нам не советовали – опасно. Вечером, когда уже стало темнеть, пришли в одну большую деревню, центральную усадьбу какого-то колхоза. Там было много людей. Мы стали проситься на ночлег. Никто домой брать не хотел, все посылали до старосты. Троим староста разрешил идти по домам с хозяевами, а я остался один. Спрашиваю, куда мне идти, а он в ответ:

– У нас евреям места нет! Им место на том свете, в крайнем случае в лагере.

– Господин староста, я не еврей, а татарин из Крыма, из города Симферополь. У нас есть города Симферополь, Севастополь, Ялта… слышали, наверное.

– А чем докажешь, что ты татарин?