Нация собственников
Развитие предпринимательства было усилено и духом собственничества, которому Маргарет Тэтчер придавала такое большое значение. Она мечтала о «демократии собственников», ибо полагала (и не без оснований), что обладание «домом», то есть жильем, столь дорогим сердцу среднего англичанина, является мощным фактором социальной интеграции, а также и развития склонности к консервативным ценностям. Хотя Мэгги в теоретическом плане всегда являлась ярой сторонницей свободного рынка, она так и не уступила своим канцлерам Казначейства, просившим ее о позволении выровнять порядок ссуд на приобретение недвижимого имущества в соответствии с законами общего права. Она упорно будет держать процентную ставку ссуды на низком уровне, а также субсидировать выплату налоговых вычетов при покупке так называемого основного жилья, и будет это делать по политическим и социальным причинам, осознавая их значимость для общества. Даже невзирая на то, что самые близкие ей по духу люди, такие как Ник Ридли, находили оказание помощи приобретателям жилья опасным для страны, так как инвестиции уходили «на сторону», то есть не способствовали созидательной деятельности. создающей рабочие места, Мэгги твердо стояла на своем. Итак, в 1980 году 55 процентов британцев являлись владельцами своих домов, в 1987-м — 64 процента, в 1990 году — 67 процентов.
Это — явный успех, и достижение его было очень облегчено тем, что органам местного самоуправления правительство вменило в обязанность уступить съемщикам по сниженным ценам жилье в домах с умеренной квартплатой. В 1987 году около миллиона британцев воспользовались такой удачей. В 1990-м таковых было уже 1,5 миллиона; кстати, Маргарет поставила целью, чтобы к концу ее «третьего срока» таковых было два миллиона. Правда, на это ей не хватило времени… Эти капиталовложения в семью так много значили для Маргарет и для мира, существовавшего в ее воображении, что она сама поехала в Шотландию, в Форрес, чтобы вручить ключи первому собственнику такого жилья и миллионному приобретателю.
Система, разумеется, была не без изъянов. Прежде всего, речь шла об ограничении влияния местных властей. Когда пост канцлера Казначейства занимал Джеффри Хау, местные власти имели право реинвестировать в строительство новых жилых домов с умеренной квартплатой не более 50 процентов сумм, полученных от продажи социального жилья, при Найджеле Лоусоне эта цифра снизилась до 20 процентов. Результат не заставил себя ждать. Тогда как в 1979 году ежегодно строилось не менее 160 тысяч квартир, то в 1990-м — не более 35 тысяч. Если выставляемые на продажу дома находились в основном в кварталах, не пользовавшихся дурной славой, то в конце «эры Тэтчер» социальное жилье стало убежищем для населения, которое принято называть «проблемным» или неблагополучным: иммигрантов, бедных, старых или больных. Несомненно, всё это способствовало возникновению неких гетто, хотя этот процесс и без того уже был почти необратим. Кстати, результатом проведения такой политики можно считать и появление орд людей без определенного места жительства, заполнявших центральные кварталы крупных городов, вплоть до Гайд-парка. Эта политика, несомненно, способствовала всяческим спекуляциям, так как цена недвижимости за три срока пребывания Маргарет у власти выросла в среднем в три раза. Наконец, некоторые семьи из числа приобретших жилье погрязли в долгах, не смогли выполнить взятые на себя обязательства и вынуждены были на унизительных и невыгодных условиях продать жилье, приобретенное с таким трудом. Исследователи полагают, что примерно 3 процента семей оказались в таком положении. Итак, можно сказать, что операция в общем прошла успешно и только реальность, касающаяся маргинальной среды, бросает легкую тень на этот успех. Можно только сожалеть, что Маргарет Тэтчер не настояла на том, чтобы все деньги, полученные от продажи социального жилья, шли на строительство нового социального жилья, что позволило бы вновь и вновь «приводить в действие этот насос». Правда, в то время ей приходилось вести борьбу с «группами местных депутатов», а также борьбу за снижение государственных расходов.
Политика развития частной собственности, и это, вероятно, самое главное, свидетельствует о явном движении британского общества к среднему классу. Если съемщики жилья уже принадлежали к среднему классу, то став собственниками жилья, ощущали себя увереннее в этом статусе. Иметь некую собственность — это и означает быть представителем среднего класса. Нельзя ничего понять в «тэтчеровской революции», если не принимать во внимание эти перемены в состоянии умов.
Всё, о чем здесь шла речь, потом назовут «чудом Лоусона».
«Чудо Лоусона»
Найджел Лоусон в книге «Взгляд из дома № 11 по Даунинг-стрит» пишет, что он мечтал быть «канцлером Эрхардом для Великобритании», вспоминая «отца германского чуда». Можно сказать, что в каком-то смысле он почти осуществил свою мечту. Действительно, 1986 год стал поворотным моментом, когда британская экономика вышла, наконец, на новый уровень.
Рост экономики составил в 1986 и 1987 годах более 3 процентов в год, инфляцию удерживали на уровне менее 5 процентов в год, государственные расходы составили в 1983 году 47 процентов ВВП, в 1986-м — 46 процентов, в 1987-м — 44 процента, а в 1988-м — уже 41 процент; в 1987 году профицит бюджета составил 1 процент, а в 1988-м — 3 процента. Производительность английской экономики росла с невероятной скоростью. В период 1973–1979 годов ее прирост был около 1,16 процента в год, теперь же он превосходил 4,4 процента. Наконец, и портившая картину безработица начала снижаться. В 1983 году безработных было 3,2 миллиона, что составляло около 13 процентов активного населения. В результате экономического роста, стимулируемого технологической революцией, в 1989 году количество безработных снизилось до двух миллионов, что составило не более 6 процентов активного населения. Маргарет Тэтчер не без оснований утверждала, что безработица будет временным явлением, хотя потребовалось почти семь лет для того, чтобы она снизилась. Средний рост доходов между 1983 и 1987 годами составил примерно 35 процентов. Если рост благосостояния и не был равномерным для всех, то все же около 90 процентов британцев ощутили это, причем одна десятая населения, а именно девятая десятая, то есть самая бедная, увидела, что ее доходы возросли на 6,2 процента, а одна десятая, первая десятая, самая богатая, — что ее доходы возросли на 62 процента. Общественность вновь прониклась оптимизмом. Да и цифры служили тому подтверждением. Хотя можно сказать, что в этом обогащении было нечто обманчивое. Впечатление всеобщего процветания отчасти было результатом кредитования. Уровень задолженности семей вырос вдвое. В воздухе веял дух иллюзий. На глазах новых собственников цены на их дома взлетали вверх вместе с ценой на недвижимость, и они оказывались владельцами огромного богатства… Но, несмотря ни на что, факты — вещь упрямая. В самом деле, дела в Соединенном Королевстве шли все лучше. И творцами этого возрождения были Маргарет Тэтчер и ее канцлер Казначейства Найджел Лоусон.
В речи, произнесенной во Филикстоу в 1986 году, Мэгги прекрасно выразила всеобщую эйфорию: «Кто семь лет назад заключил бы пари, что Великобритания претерпит такие изменения? Всё это произошло не благодаря некоему консенсусу. Это произошло, потому что мы сказали: „Вот то, во что мы верим“ <…>. Это свидетельство того, что происходит настоящий народный крестовый поход. Квартиросъемщики могут воспользоваться удобным случаем купить, то есть выкупить свое жилье; рабочие и служащие могут купить акции приватизированных компаний, члены профсоюзов могут принять решение, чем является закон для тред-юнионов <…>. Социалисты кричат: „Власть народу!“ — и сжимают кулаки. Но мы-то знаем, что они делают: они отдают власть государству».