Ордынская броня Александра Невского - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Абрамов cтр.№ 61

Так и не решившись занять городищенскую княжескую усадьбу, князь Михаил поселился на Ярославовом дворе. Полки свои разместил по Торговой стороне. Горислав и козляне встали на постой близ храма св. Великомученика Дмитрия Солунского, что на Славкове улице. Близость козельского полка к княжескому городскому двору льстила козлянам и свидетельствовала о высоком княжеском доверии. Уже через несколько дней после прихода в Новгород Михаил Всеволодович собрал у себя в теремной палате на большой совет новгородскую господу, священство наиболее крупных приходов и представителей купечества. Князя окружала старшая дружина, верные отроки, гриди. Горислав был там же.

Все собравшиеся в теремной палате были нарядно одеты, у всех было праздничное настроение. Только не было среди присутствовавших ни владыки Антония, ни посадника Ивана, ни тысяцкого Вячеслава, ни городищенского тиуна Якима, да и никого другого из сторонников князя Ярослава Всеволодовича. Князь Михаил, одетый в кафтан темно-красного бархата и светлые кожаные сапоги, восседал на столе. От лица новгородцев к нему обратился отец Никодим. Он просил князя подтвердить прежние привилегии Новгорода и целовать на том крест. Встав со стола, Михаил Всеволодович обратился к господе, духовенству и купечеству и уверил их в своей любви и уважении к новгородским порядкам и обычаям. В знак этого он велел на десять лет освободить всех смердов новгородской земли от уплаты полюдья и дани, разрешая оставаться всем, кто был в бегах, на своих местах, «кто зде живеть».

— Како уставили преднии князи, тако платите дань, — громко изрек князь.

Затем, подойдя к отцу Никодиму, Михаил испросил его благословения и молвил:

— В том целую крест на всей воли Новгородцкои и на всех грамотахъ Ярославлихъ.

С этими словами он преклонил колена и целовал напрестольный крест, бывший у священника в руках. Гул одобрения прошел по теремной палате, слезы радости и благодарности выступили у многих мужей и священства.

Там же на совете по предложению новгородской господы было постановлено, в виде наказания, взять большую дань со сторонников князя Ярослава Всеволодовича, обложив ею же городищенский княжий двор и окрестные слободы. Правда, князь Михаил долго потом отговаривал новгородцев от беззаконных дел и, в конце концов, настоял на своем. Новгородские мужи обещали сами не грабить дворы сторонников переславского князя, да и других не подбивать. На том и порешили. Совет окончил свою работу. А князь со старшей дружиной и новгородской господой отправился на Софийскую сторону в Детинец на пир.

* * *

Бесконечные пиры, безделье и вольготная жизнь в Новгороде все более тяготили Горислава. Давно уже хотелось большого и серьезного дела, а дел-то и не было. Забот, касающихся состояния дел в дружине, теперь у Горислава было мало. Более всего беспокоило его то, что козляне, как и многие другие черниговские вои, стали предаваться бражничеству, а порученную им службу по охране острожных стен и воротных веж Торговой стороны несли крайне небрежно. Правда, сами новгородцы справляли сторожевую службу на оборонительных сооружениях, воздвигнутых на окраинах городских концов [111] . Но Горислав не ленился проверять караулы, когда в сторожу заступали его земляки. Приходилось ему выезжать и с конными разъездами за стены города, так как князь Михаил велел постоянно держать заставы на всех дорогах, ведущих к Торговой стороне и особенно к Городищу.

Прохладным майским утром княжий детский объезжал посты, расставленные на воротных вежах у Феодоровского ручья, у Рогатинского переулка и у Знаменской улицы. У первых и вторых ворот караульные козельские кмети были пьяны или спали на верхних ярусах башен. Лишь немногие новгородские вои там добросовестно несли службу. Разбудив и отругав караульных, кое-как наладив службу, Горислав двинулся далее. Ворота, у которых начиналась Знаменская улица, охранялись козельскими кметями и новгородцами лучше других. Кмети, несмотря на холодный весенний ветер, стояли на стороже даже на верху башни — на смотровой вышке. Похвалив караул, Горислав спешился и по скрипучим деревянным лестницам, меченным голубиным пометом, поднялся на самый верх — на смотровую вышку, поставленную над высоким шатром башни, крытым доской и лемехом. Ответив на приветствие знакомого козельского кметя, детский осмотрелся. Дороги, ведущие к окологороднему острогу, насколько позволял видеть глаз, были пусты. Ни одного обоза с продовольствием или товаром не было видно на востоке. Подумав о том, что с хлебом в Новгороде становится все хуже, что на торгу цены на хлеб и муку растут, он вздохнул. Мысли его потекли в том направлении, что если так пойдет далее, низовцы не откроют пути к Новгороду, а купцы не подвезут хлеб, власть князя Михаила в Новгороде пошатнется. Правда, оставалась надежда на то, что хлеб подвезут немцы. С этими малоутешительными мыслями Горислав медленно спустился с верхов воротной вежи вниз, сел в седло и тронул коня по направлению к торгу. Утренний торг встретил его громкой руганью купцов, рассорившихся из-за места, шумом и хлопотами ремесленного люда, ржанием коней. Проворные торговцы раскладывали свой товар на лавках и лотках. Там и сям шныряли ушлые, одетые в рванье, новгородские мальчишки, готовые всегда украсть у зазевавшегося торговца где-нито калач, вяленую рыбу или головку сахара. Детский проехал хлебными рядами, и его глазу сразу стали заметны тамошнее оскудение и дороговизна. Не останавливаясь, он направил своего жеребца в конный ряд и с интересом стал рассматривать немецких коней и упряжь. Он любил бывать здесь. Не ленясь, Горислав сошел с коня и заговорил через толмача с немецким купцом, прицениваясь к лошадям. Купец, увидав молодого, хорошо одетого человека и распознав в нем по всем повадкам дотошного и исполнительного княжеского мужа, с уважением стал отвечать на вопросы детского. Кроме того, лицо Горислава, пересеченное шрамом, пышные пряди длинных волос, тронутых сединой, слегка выпадавших из-под шапки С собольей опушкой, смелые голубые глаза — все это внушало купцу уважение и даже некоторый страх. Молодой человек уверенно держал длань на рукояти меча, притороченного ошую у пояса, и купец понял, что он имеет дело с «рыцарем из свиты черниговского короля». Прохаживаясь вдоль длинного ряда коновязи, Горислав внимательно разглядывал добрых немецких коней, ощупывал им бабки, ласково трогая за храп, осматривал зубы, трепал по холке и за ухом. Все кони действительно были высоки в холке и хороши. Но княжий детский прекрасно знал, что немецкие лошади плохо переносят суровые русские морозы, часто болеют зимой, что у них стираются и портятся зубы, что они сбивают ноги в высоких снегах и о ледяную корку, покрывающую русские поля во второй половине зимы. Как бы между делом он поинтересовался у купца, есть ли у него кони из Ливонской земли, или, как они говорят, ливонской породы. Купец хитро улыбнулся, понимая, что ищет русский, и, одобрительно крякнув, указал на пятерку коней, стоявших в десном конце коновязи. Горислав уже с самого начала разговора облюбовал себе одного темно-серой серебристой масти, с черными бабками и подпалинами, но только не подавал виду до времени. И теперь, подойдя к ливонским жеребцам, с деловым видом осматривал его крепкого каурого соседа. Опять, как бы между делом, он быстро осмотрел зубы и пощупал бабки серебристо-серого, но больше похвалил каурого, и, справившись о цене, попросил придержать часа на два обоих, уверив, что вскоре вернется за ними. Затем, быстро осмотрев упряжь, седла, стремена, он небрежно махнул дланью десной руки. Немецкие седла были хорошей работы. Но эти седла с высокими передней и задней седельными луками не подходили ему. Как всякий опытный русский дружинник, не разучившийся стрелять из лука, он знал все недостатки такого высокого седла. Через полтора часа он действительно привез деньги, но купил лишь одного, того, серебристо-серого, что с первого раза понравился ему. Чтобы не обидеть купца, немного доплатил. Распрощавшись с немцем, Горислав всел в седло и, взяв купленного жеребца за повод, тронулся домой рядами, где торговали «серебряники» (ювелиры).