Записки военного альпиниста. От Ленинградских шпилей до вершин Кавказа. 1941-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Бобров cтр.№ 8

В спортивном коллективе «Искусство» особенно дружили горнолыжники и альпинисты. Собирались компанией у кого-нибудь из ребят. Бывали здесь известные альпинисты Слава Иванов, супруги Кабановы – Володя и Фаина, Вера Передырей. Приходил артист О. Жаков с женой (тоже альпинисткой), Алоиз Земба, Аля Пригожева, Вера Кулешова. Играли в фанты, «цветки», очень любили петь, пекли блины. В песнях и приготовлении блинов особенно отличалась Аля.

В 1940 году я вместе с Алей был на Кавказе в альпинистском лагере «Рот Фронт». Когда она возвращалась с восхождения, то была заводилой всех вечеров. Собирались у огромного костра, слушали веселые рассказы и байки, много смеялись, пели альпинистские песни, шутили. Поющими у костра, как правило, руководил композитор Л. Книппер, автор песни «Полюшко-поле», которая нам всем очень нравилась. Запевали всегда Аля и известный скрипач, народный артист СССР Игорь Солодуев. В первых рядах у костра в шезлонгах сидели выдающиеся горовосходители страны, известные мастера спорта: Е. Белецкий, А. Сидоренко, Ю. Одноблюдов. Это было чудесное предвоенное время…

Аля прилично стреляла, хотя систематически этим спортом не занималась. Но если уж стреляла, то била в десятку. На лацкане ее пиджака я всегда видел значок «Ворошиловский стрелок».

22 июня 1941 года объявление о нападении Германии застало Алю на спортивной базе Дома театральных работников на Крестовском острове (сейчас там вход в Приморский парк Победы со стороны Морского проспекта). Там же находятся и теннисные корты Дворца пионеров. Именно здесь когда-то молодой князь Белосельский-Белозерский, вернувшись из Лондона, построил первые теннисные корты рядом со своим летним дворцом (сгоревшим в блокаду), где и начал демонстрировать петербуржцам лаун-теннис.

22 июня вся волейбольная команда девушек решила добровольно идти на фронт. Но в военкомате девушкам отказали. Больше всех возмущалась Аля. Особенно оттого, что ее лучшую подругу Милу Поворинскую взяли в разведку, а ей отказали. Видела Аля в этом какую-то несправедливость, поэтому и переживала. А где-то через месяц получила Аля письмо с фронта. Вскрыла конверт, прочитала и зарыдала. Дважды повторила фразу: «Милу прострочили пули финского автомата…» А в скором времени к Але пришла повестка: «Явиться в Государственную инспекцию охраны памятников для выполнения особо ответственного задания», где она и встретилась с нашей бригадой маскировщиков. Аля до конца дней своих оставалась мужественным человеком. Уже умирая от голода, она пишет письмо своему другу, известному архитектору Николаю Фукину. Адресовано оно в госпиталь № 1014, размещавшийся на Мойке в помещении Педагогического университета имени А.И. Герцена.

ЛЕНИНГРАД, 22 марта 1942 года

«Дорогой Коля! Принималась тебе писать три раза и три раза не могла закончить – нет сил.

Ничего не вижу, чувствую себя скверно. Совершенно серьезно – настроение на Смоленское кладбище. Я похоронила отца, мать. Теперь сестренка и я. Если бы я была одна, я бы здесь не осталась, уехала куда-нибудь. Я нахожусь в этом же доме, кв. 10. Спроси Левину, а затем и меня, конечно, если поправишься после госпиталя и будешь свободен. Вход с улицы, последний этаж направо. Заходи, дорогой, и посмотри на меня, на кого я стала похожа.

Целую, Аля».

Последние строки письма, написанные слабеющей рукой, едва разборчивы. Коля лежал тогда в тяжелейшем состоянии. Я его дважды навещал в госпитале. Раненного осколком снаряда Николая Фукина переехал немецкий танк. У него был поврежден таз, переломаны кости ног, травмированы внутренние органы. И конечно, он не смог в марте сорок второго навестить Алю. Страдая, он держался мужественно и на удивление врачей жил и всем смертям назло выжил.

Письмо это пролежало в планшете Фукина до 1969 года. Незадолго до смерти он переслал его Наталье Михайловне Уствольской. А Наташа уже передала его мне.

Я разглядываю хранящиеся у меня дома пожелтевшие любительские фотографии, сделанные в альпинистском лагере: мальчики протягивают Але цветы, сорванные здесь же, под ногами, на альпийском лугу. А она, подтянув колени к подбородку, сидит на камне в широкополой абхазской шляпе и улыбается щедрым дарам, как юная принцесса…

И знаю ведь, что Аля погибла, что нет ее на земле и никогда мы не встретимся. Но вдруг ловлю себя на мысли: «Хорошо бы успеть спасти эту золотую девочку, этого солнечного зайчика». Ну неужели ни один из этих милых мальчиков, дарящих ей цветы, не догадывается о близкой беде? Пусть увезет ее на Урал, в Сибирь, куда угодно, но только увезет и спасет, сохранит от блокады, от голодной и холодной смерти… А они, наивные, несмышленые, улыбаются, преподносят цветы к ее ногам и ни о чем не ведают… И я не могу их предупредить… Аля должна жить!

Умерла Аля 1 мая 1942 года. По радио передавали праздничные марши. Похоронили Алю в братской могиле на Смоленском кладбище.

…Ты не умер в Кабонах,

Тебя Ангел унес

В громовых перезвонах

На высокий утес.

Ты красив и по-прежнему молод.

Смотришь сверху на город Петра,

Вспоминаешь и голод, и холод,

И колючие злые ветра.

Здесь мы все постарели,

Многих нет среди нас.

Мы такую страну просмотрели!

Но огонь внутри нас не погас…

Доминанты, что мы укрывали,

Так же золотом в небе горят.

О тебе здесь всегда вспоминали

И по-доброму благодарят…

М. Бобров

Родился Алоиз в 1913 году в Петербурге в семье рабочих. Впервые я встретился с Алоизом на лыжных соревнованиях в Парголове в 1937 году, где мальчиком выступал за команду наших шефов кинофабрики «Ленфильм» на дистанции 5 километров. Рядом со мной бежал какой-то высокий дядя и подгонял меня: «Давай! Давай! Вперед!» Так он довел меня до самого финиша… Это был Алоиз. Оказывается, успех всей нашей команды «Ленфильм» зависел от результатов мальчишек и девчонок. Мы вносили весомый вклад в общую копилку командного зачета по своей возрастной категории и… выиграли. Радости было много, особенно у Алоиза, который сам успешно пробежал десятку и нас гонял, как зайцев.

Обратно в город мы ехали с Алоизом в одном вагоне. Он рассказывал нам много интересных историй, приводя нас, пацанов, в восторг. Так сложилась наша дружба, невзирая на десятилетнюю разницу в возрасте.

Мы все его звали Люсей. Он к этому привык. Был очень веселым, общительным. Любил джазовую музыку. Неплохо играл на гитаре и пел. Исполнял весь репертуар Леонида Утесова. Но самой любимой его песней была незатейливая «Мы едем, едем, едем в далекие края…», которую пели тогда все альпинисты. В спорт его вовлек оператор студии, инструктор Владимир Иванович Кабанов. Алоиз полюбил горы. Он увлекался кинотехникой, работая на «Ленфильме», вникал во все мелочи. Быстро освоил сложную специальность светоустановщика.

Люся совершенно не умел злиться. Всегда был самим собой, ни под кого не подстраивался. И хотя не был упрямым человеком, но в своих убеждениях оставался твердым. Был очень чутким и отзывчивым, помогал слабым и попавшим в беду. Он из тех, кто может отдать последний рубль, последнюю рубашку. Особенно любил детей и животных.