Левиафан и либерафан. Детектор патриотизма - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 62

— У нас сейчас наблюдается активное соработничество церкви и государства, появилось выражение «духовные скрепы». Как вы к этому относитесь?

— Я человек православный, крещенный в младенчестве. Но воспитан, как и все мое поколение, в атеистическом ключе. Впрочем, морально-нравственная и бытовая сторона православия входила в нас исподволь — с бабушкиным воспитанием. С православием связано становление российской государственности. Но у нас страна многоконфессиональная. Поэтому симфония православной церкви и государства не должна вызывать раздражение адептов других религий. Это важно! У нас как-то стыдливо замалчивают, что в падении имперской России немалую роль сыграли не православные конфессии. Активными участниками свержения самодержавия были, скажем, старообрядцы. Я рад возрождению православной книжной культуры. Во времена моего детства добыть Библию было почти невозможно. Мне Библию бабушка принесла. Сейчас появились священники-писатели, восстанавливаются и строятся сотни храмов. Это хорошо. Если, конечно, церковь не растет на фоне жилых домов, разваливающихся от бесхозности. Что еще меня смущает? Мне не нравится, когда людей с атеистическими взглядами объявляют неполноценными. Как в свое время неполноценными объявляли верующих. Это неправильно! Когда говорят: «Давайте вынесем тело Ленина из мавзолея и заживем!», я возражаю: «Ни в коем случае!». Что такое мавзолей и тело Ленина? Мавзолей — это позитивистский храм. Храм религии, в основе которой была вера не в Бога, а в безграничные возможности человека. В Киево-Печерской лавре лежат мощи святых, нетленные тела праведников. Это чудо, явленное Господом. А в мавзолее лежат позитивистские мощи. Это символ веры в то, что человек может быть равен Богу. Нет, не может, полагаю. Но так думали несколько очарованных поколений и не только у нас в стране. И пусть этот памятник эпохи атеизма останется как назидание. Разорим — потом пожалеем, как жалеем о взорванных золотых куполах.

— Вы многие годы выступаете за социальную справедливость. К сожалению, здесь подвижек нет. Трудно быть патриотом страны, где такое сильное расслоение общества. Что можно сделать для улучшения ситуации?

— Увы, реформы 90-х годов проводились людьми ненадлежащими. И попытка сегодня канонизировать Гайдара — смешна. Гайдар — это горе России. Мне довелось с ним общаться, когда он был всего-навсего сыном адмирала-правдиста Тимура Гайдара. Знаете, будущий реформатор произвел на меня впечатление не совсем адекватного человека. Но даже если я ошибаюсь, как можно экономического обозревателя газеты «Правда» назначать в реформаторы, если он не имеет никакого опыта практической работы! И славить Гайдара то же самое, как гордиться тем, что все-таки выжил больной, которому разрезал живот не хирург, а случайный прохожий. Гайдар и его подельники запустили страшный механизм немотивированного социального расслоения. Одни люди просто присвоили часть общей, государственной собственности. Другие потеряли свой социальный статус, профессию, достаток. А ведь разумное социальное равенство — вполне возможно. Это доказал опыт Советского Союза, где человеку были гарантированы работа, зарплата, отдых, бесплатное образование и лечение. Это все производило громадное впечатление на Западе, запускало там механизмы выравнивания уровней жизни. А мы после 1991 года двинулись в обратном направлении. У нас разрыв между кучкой богатых и основным населением гораздо больше, чем в развитых странах. Это претит чувству справедливости любого нормального человека и возмущает здравый смысл. Приезжаешь в город средней России, идешь по центральной улице и видишь, что последние дома были построены в 80-е. Люди живут очень скромно, бедно. Буквально выживают. А с другой стороны читаешь, как наш миллиардер «имярек» обзавелся очередной яхтой с площадками для вертолетов. И возникает вопрос: а что «имярек» порох выдумал? Изобрел лекарство от СПИДа? Нет, просто подшустрил в залоговых аукционах, которые теперь всеми признаны жульническими. Если бы богачи вкладывали деньги здесь, у нас, можно было бы скрепя сердце с этим смириться. Но они демонстративно поддерживают спорт в американских штатах, покупают западные команды, чудят с дворцами и яйцами Фаберже. Недавно в Монако мне показали самый дорогой в княжестве пентхаус, его за полмиллиарда евро купил наш нувориш, имени которого я даже прежде не слыхал. Представьте себе блокадный Ленинград, вокруг доходяги держатся за стенки, а мимо идет упитанный человек, у него коробка с эклерами. И он их ест, причмокивая. Что бы там с ним сделали? Но ведь нынешнее вызывающее расслоение, по сути, то же самое. Что же, спросите, делать? У нас в Отечестве образ жизни, моральный канон задается людьми публичными — политиками, государственными деятелями, актерами, музыкантами, писателями, спортсменами. У нас еще силен патриархальный уклад. Возьмем недавнюю трагедию в московской школе. Я уверен, что таким жутким способом обращаясь с оружием, мальчик копировал отца. И видимо, впитал его отношение к другим людям. От этой фразы упадут наши правозащитники, но у нас до сих пор отношения власти и народа — это отношения родителей и детей. Хотим мы этого или не хотим. Можно над этим потешаться, а можно учитывать, борясь с негативными тенденциями в обществе.

— И последний вопрос. Чего вы ждете от Олимпиады в Сочи?

— Многого. Грандиозное торжественное открытие на современном «с иголочки» стадионе показало, что мы снова можем многое. Кстати, впервые за много лет я увидел в этом грандиозном шоу достойное отношение к нашей советской истории. Не глумление, а признание высочайших достижений советской цивилизации. Это обнадеживает. И хотя «Тату» во время открытия тонкими голосками пели: «Нас не догонят!», я думал о другом: «Нет, теперь догоним!». По крайней мере, догоним здравый смысл.

Беседовала Татьяна Медведева

«Вечерняя Москва», февраль 2014

— Юрий Михайлович, в конце прошлого года в Москве с участием главы государства проходило Всероссийское литературное собрание, — мероприятие, которому трудно найти аналоги, во всяком случае, в новой и новейшей истории страны. Его организаторы попытались свести вместе всех, кто профессионально так или иначе причастен к печатному слову, независимо от политических убеждений и эстетических пристрастий. Но многие наши коллеги по СМИ ничего лучшего не нашли в освещении этого форума, как либо вовсе молчать о нём, либо едко поиронизировать над самой идеей его и выбранной формой проведения. Язвительные стрелы, например, были выпущены в адрес президиума — потомков классиков русской литературы…

— Это была серьёзная акция, которая давно назрела, — если не перезрела. Почему? Союзы писателей до перестройки, если отбросить в сторону идеологическую функцию, не только координировали текущий литературный процесс, но и были, по сути, писательскими профсоюзами. Первое они делали успешно, второе еще успешнее. Если иметь в виду свободу творчества, то ей Союз писателей в целом не препятствовал. Мне, молодому поэту, никто не указывал, какие стихи писать. Писал, как сердце стучало. Да, больше ценили традиционные формы, новаторов, особенно неадекватных, побаивались. И что? После 91-го, наоборот, власть возлюбила новаторов, и чем дурней, тем лучше. Правда, писательское начальство оговаривало важное условие: не бузите, коллеги, против советской власти. А сейчас разве не так? Недавно писатель-исполнитель Андрей Макаревич, специализирующийся на алкогольной теме, посокрушался, что Крым вернулся в Россию, и сразу исчез из телевизора, как жирное пятно под волшебным воздействием «Фэри».