Красная звезда, желтая звезда - читать онлайн книгу. Автор: Мирон Черненко cтр.№ 50

Да что говорить о провинциальном докторе из Кургана, если даже в фильме-биографии великого Ильи Мечникова («Плата за истину», режиссер А. Спешнев, в роли главного героя Никита Подгорный, 1978) нет ни слова о происхождении Мечникова, о причинах, по которым ему пришлось покинуть профессуру в Одесском университете и эмигрировать во Францию. Этой проблемы вообще нет в картине, как нет, скажем, таких соратников Мечникова, как Безродко и Хавкин.

В ряду кинематографических фокусов подобного рода можно назвать и историю с картиной «Мать Мария» (режиссер С. Колосов, 1982), посвященной памяти русской поэтессы Елизаветы Кузьминой-Караваевой (в монашестве матери Марии), которая во время нацистской оккупации Франции спасла сотни евреев от депортации в лагеря смерти, за что и оказалась в лагере сама, где и погибла. В картине Колосова она спасает отнюдь не евреев, а просто советских военнопленных, что, разумеется, является поступком не менее благородным, но, к сожалению, не соответствующим действительности и к тому же отнюдь не подлежавшим столь строгому наказанию, даже по оккупационным немецким законам. Добавлю при этом, что единственным негативным персонажем в этой ленте оказывается известный эмигрант-меньшевик Бунаков-Фондаминский в исполнении Игоря Горбачева, что уже по самому внешнему облику исключало симпатию к этому персонажу.

Впрочем, какую-либо логику в этой тенденции обнаружить трудно, ибо в первое десятилетие «застоя» (так эвфемистически названа эпоха безвременья) одним из самых популярных персонажей советского экрана окажется вновь Яков Михайлович Свердлов, просто-таки этот экран собой заполонивший. Достаточно перечислить названия фильмов с ним и о нем, чтобы убедиться в том, что именно он принимает на свои худые, чахоточные плечи всю тяжесть еврейского существования в «головном», историко-революционном, жанре отечественного кино. Итак, еще из финала «оттепели» — «Шестое июля» (режиссер Ю. Карасик, 1968), из начала безвременья — «Красная площадь» (режиссер В. Ордынский, 1970), «Поезд в завтрашний день» (режиссер В. Азаров, 1970 — в фильме рядом со Свердловым обнаруживаются и другие носители подозрительных фамилий, например Эстрин), далее — «Посланники вечности» (режиссер Т. Вульфович, 1970), «Семья Коцюбинских» (режиссер Т. Левчук, 1970), «Сердце России» (режиссер В. Строева, 1970 — здесь рядом с Яковом Михайловичем расположился целый цветник: Усиевич, Штернберг, Владимирский, Минор), «Черные сухари» (режиссер Г. Раппапорт, 1971). А на самом излете темы, в 1985 году, выходит документальная лента Г. Дегальцева «Яков Свердлов. Всего один год», так что впору говорить даже о своеобразном житийном жанре «свердловианы», анализ которой был бы небезынтересен для исследования не только еврейской тематики в советском кино, но и эволюции одного из самых популярных знаковых персонажей историко-революционного жанра в кинематографе СССР.

Относится это не только к фигуре Свердлова, соединяющей на экране три, а то и четыре эпохи советского кинематографа; относится это и к остальным ареалам кинематографической черты оседлости, продолжавшим стремительно сужаться с конца шестидесятых годов. И даже к экранизациям отечественной литературы, где в ряду ничем не связанных друг с другом инсценировок можно назвать состоявшуюся наконец экранизацию культовой пьесы Николая Погодина «Кремлевские куранты» (напомню, что за двадцать почти лет до этого Сергей Юткевич наткнулся на яростное противодействие Сталина, и готовая уже картина «Свет над Россией» была положена на полку). Сейчас фильм выходит под своим собственным названием (режиссер В. Георгиев, 1970), а в роли часовщика (на этот раз уже без всякой символики, с самой что ни на есть малой буквы) снялся Борис Петкер, сыгравший эту роль в традиционной манере изображения «маленького человека» в эпицентре исторической бури.

Кстати сказать, этот персонаж в иных костюмах и в иные эпохи появляется в таких неожиданно оказавшихся рядом лентах, как сумрачный исторический фильм «Гойя, или Тяжкий путь познания» (режиссер К. Вольф, 1971, по одноименному роману Лиона Фейхтвангера, совместно с ГДР), в одном из эпизодов которого идет речь о пытках и казнях марранов — иудеев, принявших христианство, но продолжавших тайком отправлять традиционные обряды, и веселой, почти фарсовой экранизации «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова (реж. Л. Гайдай, 1971), где появляется целый букет самых разнообразных еврейских персонажей — нэпман Кислярский (Готлиб Ронинсон), застенчивый воришка Альхен (Григорий Шпигель), инженер Брунс (Владимир Этуш), одноглазый шахматист (Савелий Крамаров), с необыкновенным актерским куражом демонстрирующих на экране давно забытые «хохмы», ужимки, антраша и прочие атрибуты одесского скоморошества — «шмонцеса» и плебейского «пуримшпиля».

В комедийном жанре кинематографу позволялось многое из того, что в жанрах серьезных было уже просто немыслимо. Так, в «Мимино» (режиссер Г. Данелия, 1977) ни с того ни с сего, безо всякой видимой связи с сюжетом, появляется пронзительно печальный эпизод случайного телефонного разговора героя с неизвестным ему грузинским евреем из Тель-Авива, недавним эмигрантом из Грузии, тоскующим по одной из своих исторических родин. Эпизод, который заканчивается песенным дуэтом так и не увидевших друг друга людей.

Напомню, шел семьдесят седьмой год, один из самых «антисионистских» годов безвременья, а в открытом кинотеатре в Пярну, где я смотрел этот фильм и где отдыхали со своими еврейскими детишками множество еврейских мам и бабушек, вдруг стало непривычно тихо, словно на похоронах, и песня Бубы Кикабидзе закончилась общим вздохом только что чужих друг другу людей. И дело было, наверно, не только в жанре, но еще и в том, что грузинское кино в те годы пользовалось некой странной идеологической экстерриториальностью и ему тоже было позволено многое, маловероятное в остальных советских республиках.

В этом комедийном ряду можно было бы назвать и другие картины, однако в целом создается вполне устойчивое ощущение, что советский экран в этот период как бы добирает остатки, последки того, что было заявлено в предшествующую эпоху, но по разным причинам не было осуществлено вовремя, подбирает торопливо и без особого восторга, исключительно в силу инерции в тех тематических и жанровых уездах черты оседлости, которых еще не коснулось насильственное идейно-тематическое планирование из центра.

Завершает свою трилогию о неуловимых Эдмонд Кеосаян, и в фильме «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» обнаруживаются не только непременный Борис Сичкин в роли куплетиста Бубы Касторского, но и Григорий Шпигель в роли фотографа и В. Файнлейб в роли часовщика.

Возвращаясь к сказанному несколько выше, было бы любопытно просто перечислить, одну за другой, типичные еврейские профессии, выступающие на экране: ко всем прочим специфическим занятиям, отмеченным в пассаже, посвященном «феномену Геллера», добавлю еще и ремесло портного — актер А. Бениаминов («Дела давно минувших дней», режиссер В. Шредель, 1972), капельмейстера — сам Геллер («Венок сонетов», режиссер В. Рубинчик, 1976), директора магазина — Готлиб Ронинсон («Лекарство против страха», режиссер А. Мкртчян, 1978), бухгалтера — он же («Ответная мера», режиссер В. Костроменко, 1974), лаборанта — он же («Афоня», режиссер Г. Данелия, 1975), дантиста — Борис Левинсон («Целуются зори», режиссер С. Никоненко, 1978, по повести Василия Белова). Здесь нельзя не сказать, что представления писателя и режиссера о евреях не поднимаются выше представлений их героев, почерпнутых из еврейских анекдотов. Пиком еврейской профессиональной карьеры можно считать профессию врача (Борис Яковлевич в исполнении Михаила Иоффе, фильм «Мой друг дядя Ваня», режиссер В. Квачадзе, 1978). Под эти профессии в результате жесткого естественного и искусственного отбора сложилась целая труппа актеров с соответствующей внешностью и повадками. К названным можно добавить Льва Лемке — работник детского эвакопункта в фильме Д. Салимова «Ленинградцы — дети мои» (1980) и дядя Илья в картине В. Стрелкова «Подвиг Одессы» (1985), Илью Рутберга — «Влюбчивый» в «Ты — мне, я — тебе» А. Серого (1976), Анатолия Равиковича, Григория Лямпе в «Петровке, 38» Б. Григорьева (1980), а также актеров, внешность которых требовала расовой расшифровки в каждом конкретном случае — Бориса Иванова, Бориса Новикова, Эрнста Романова.