— Да! — Элли явно была расстроена. — От него пахнет! От него никогда так не пахло! А теперь пахнет, как будто… как будто какашками!
— Ну, может, он где-то испачкался, солнышко, — предположил Луис. — Чем бы там от него ни пахло, это скоро пройдет.
— Очень надеюсь, — отозвалась Элли голосом вдовствующей королевы и вышла из кухни.
Луис нащупал на дне раковины последнюю вилку, вымыл ее и вынул затычку. Он стоял, глядя в темноту за окном, пока мыльная вода с глухим бульканьем утекала в сливное отверстие.
Когда вся вода утекла и перестала булькать, Луис расслышал свист ветра на улице, тонкий пронзительный свист северного ветра, приносящего зиму. Он вдруг понял, что ему страшно — просто страшно, без всякой причины, как иной раз становится страшно, когда тучи вдруг закрывают солнце и вдалеке слышится странное, необъяснимое тиканье.
— Сто три?
[2]
— переспросила Рэйчел. — Господи, Лу! Ты уверен?
— Это вирус, — отозвался Луис. Он пытался не раздражаться из-за голоса Рэйчел, в котором слышалось чуть ли не обвинение. Она устала. У нее выдался тяжелый день, она пересекла полстраны вместе с двумя маленькими детьми. Было уже одиннадцать, а день все не кончался. Элли спала у себя в комнате. Гейдж лежал на их кровати в состоянии, которое можно было бы определить как полубессознательное. Час назад Луис дал ему ликвиприн. — Аспирин к утру собьет температуру.
— А ты не дашь ему ампициллин или что-то подобное?
Луис терпеливо проговорил:
— Если бы у него было какое-то воспаление или стрептококковая инфекция, я бы дал ему антибиотик. Но от вирусов антибиотики не помогают. От них у него просто будет понос, а значит, обезвоживание организма.
— А ты уверен, что это вирус?
— Вообще-то я врач, если ты вдруг забыла, — огрызнулся Луис.
— Не ори на меня! — крикнула Рэйчел.
— Я не ору! — крикнул Луис в ответ.
— Нет, орешь. Ты ор-ор-орешь… — У нее задрожали губы, и она прикрыла лицо рукой. Луис увидел темные круги у нее под глазами, и ему стало стыдно.
— Прости, — сказал он, садясь рядом с ней. — Господи, даже не знаю, что на меня нашло. Прости меня, Рэйчел.
— «Никогда не извиняйся и никогда не оправдывайся», — произнесла она с бледной улыбкой. — Ты сам так однажды сказал. Паршивая была поездка. И я боялась, что ты психанешь, когда заглянешь в шкаф Гейджа. Наверное, лучше сказать об этом прямо сейчас, пока ты себя чувствуешь виноватым.
— С чего бы мне вдруг психовать?
Она улыбнулась все той же бледной, вымученной улыбкой.
— Мама с папой купили ему десять новых нарядов. Сегодня он был в одном из них.
— Я заметил, что у него новый свитер, — сухо отозвался Луис.
— Я заметила, что ты заметил. — Рэйчел изобразила сердитый взгляд, и Луис рассмеялся, хотя смеяться ему не хотелось. — И шесть новых платьев для Элли.
— Шесть платьев! — повторил Луис, очень стараясь не повышать голос. Он вдруг разозлился — нехорошо разозлился — и почувствовал жгучую, необъяснимую обиду. — Рэйчел, зачем? Почему ты ему разрешила? Нам не нужно… мы сами можем купить…
Он умолк, лишившись от ярости дара речи. На мгновение ему очень живо вспомнилось, как он тащил по лесу мертвого кота Элли, как перекладывал тяжеленный пакет из руки в руку., а тем временем Ирвин Гольдман, этот старый козел из Лейк-Фореста, пытался купить любовь его дочери посредством своей достопамятной чековой книжки.
Он чуть было не закричал: Он купил ей шесть платьев, а я вернул из мертвых ее проклятого кота, так кто из нас больше ее любит?!
Но он проглотил эти слова. Никогда в жизни он не скажет ничего подобного. Никогда в жизни.
Рэйчел ласково прикоснулась к его шее.
— Луис, это не только отец, мама тоже. Пожалуйста, попытайся понять. Я тебя очень прошу. Они любят детей и так редко их видят. И они стареют. Луис, ты бы сейчас не узнал моего отца. Правда.
— Узнал бы, — пробормотал Луис.
— Пожалуйста, милый. Попытайся понять. Попытайся быть чуть добрее. Ведь это не трудно.
Он долго смотрел на нее.
— Все-таки трудно, — сказал он наконец. — Наверное, так не должно быть, и тем не менее…
Она открыла рот, чтобы ответить, но тут из детской раздался крик Элли:
— Папа! Мама! Кто-нибудь!
Рэйчел попыталась встать, но Луис усадил ее обратно.
— Ты лучше останься с Гейджем. Я сам схожу.
Ему казалось, он знает, в чем дело. Но он же выгнал кота, черт возьми; когда Элли легла, он нашел Черча в кухне возле его миски и выставил из дома. Ему не хотелось, чтобы кот спал с Элли. Теперь лучше не надо. Когда он думал о том, что Черч будет спать с Элли, в голову лезли странные мысли о болезнях вкупе с воспоминаниями о похоронном бюро дяди Карла.
Она поймет, что что-то не так и что раньше Черч был лучше.
Да, он выгнал кота, но когда он вошел в спальню Элли, та сидела на кровати, сонно моргая, а Черч лежал, растянувшись на покрывале этакой тенью летучей мыши. Открытые глаза кота тупо таращились в пространство, мерцая в свете, шедшем из коридора.
— Папа, забери его, — почти простонала Элли. — Он так воняет.
— Тише, Элли, спи. — Луис сам поразился тому, как спокойно звучал его голос. Ему вспомнилось утро после того ночного снохождения, на следующий день после смерти Паскоу. Луис тогда приехал на работу и сразу помчался в уборную к зеркалу, уверенный, что у него жуткий вид. Но он выглядел совершенно нормально. Что заставляет задуматься о том, какие мрачные тайны многие люди скрывают за внешним спокойствием.
Черт возьми, это не мрачная тайна! Это всего-навсего кот!
Но Элли была права. Воняло от Черча изрядно.
Он забрал кота и отнес его вниз, стараясь дышать через рот. Бывают запахи и похуже; запах говна, например, если говорить проще. Месяц назад к ним приезжали ассенизаторы, чтобы вычистить выгребную яму, и Джад, пришедший посмотреть, что происходит, заметил: «Да, это вам не „Шанель номер пять“». Запах гангренозных ран — один профессор в медицинском колледже называл их «протухшим мясом» — тоже гораздо противнее. Равно как и запах каталитического дожигателя выхлопных газов, когда «сивик» долго стоит в гараже с включенным двигателем.
Но и от Черча воняло неслабо. И кстати, как он пробрался в дом? Луис же выгнал его метлой, пока все трое — его семейство — были наверху. Сегодня впервые почти за неделю он взял кота на руки. Кот был горячим и вялым, как воплощение болезни, и Луис подумал: Где ты нашел лазейку, уродец?
Ему вдруг вспомнился тот давний сон, в котором Паскоу просто прошел сквозь дверь из кухни в гараж.