Джад взялся за пакет с другой стороны, и Луис уронил туда Черча, желая как можно скорее избавиться от этой странной, неприятной тяжести.
— Что теперь будешь с ним делать? — спросил Джад.
— Пока положу в гараже, — ответил Луис. — А утром похороню.
— На кладбище домашних животных?
Луис пожал плечами:
— Наверное.
— Скажешь Элли?
— Я… Мне надо подумать.
Джад помолчал, а потом, кажется, принял решение.
— Подожди пару минут, Луис. Я сейчас.
Старик пошел к дому, явно не подумав о том, что Луис, может быть, и не захочет ждать его на морозе. Он шел уверенно, с легкостью, необычной для человека в его возрасте. Луис ничего не сказал, да и сказать было нечего. Он чувствовал себя как-то странно. Смотрел вслед старику, словно был всем доволен, словно был готов стоять и ждать.
Когда Джад вошел в дом и закрыл за собой дверь, Луис поднял голову, подставляя лицо студеному ветру. Мешок с телом Черча шуршал у его ног.
Доволен.
Да, это правда. В первый раз после их переезда в Мэн Луис почувствовал себя на своем месте, почувствовал себя дома. Он стоял на лужайке у дома Джада, совсем один в сгущавшихся сумерках, на пороге зимы, ему было грустно и плохо, и в то же время его переполняло странное веселье и ощущение собственной целостности — ощущение, которое он не испытывал очень давно, с самого детства.
Сейчас что-то случится, братишка. Что-то странное, как мне кажется.
Он запрокинул голову и увидел холодные зимние звезды на темнеющем небе.
Он не знал, сколько так простоял, хотя вряд ли долго, если считать в минутах. Потом свет зажегся на крыльце, качнулся, приблизился к двери и спустился по ступенькам. Это был Джад с большим фонариком на четырех батарейках. В другой руке он держал что-то, что Луис поначалу принял за большой косой крест… но, присмотревшись, увидел, что это кирка и лопата.
Старик передал лопату Луису, и тот взял ее свободной рукой.
— Джад, что за черт? Что вы задумали? Мы же не можем похоронить его прямо сейчас!
— Можем. И похороним. — Лица Джада было не видно за слепящим кругом света.
— Джад, уже поздно. Темно и холодно…
— Пойдем, — сказал Джад. — Сделаем, что положено.
Луис покачал головой и снова попробовал возразить, но слова приходили с трудом — разумные слова. Они казались бессмысленными и пустыми в глухом завывании ветра, под усеянным звездами черным небом.
— Это может подождать до завтра, когда будет светло…
— Она любит этого кота?
— Да, но…
Джад сказал тихо и как-то очень последовательно:
— А ты ее любишь?
— Конечно, люблю, она же моя до…
— Тогда пойдем.
И Луис пошел.
Дважды — может быть, трижды — по пути на кладбище домашних животных в тот вечер Луис пытался заговорить с Джадом, но старик не отвечал. В конце концов Луис сдался. Ощущение довольства, странное при сложившихся обстоятельствах, никуда не делось и даже усилилось. Казалось, оно исходит отовсюду. Тупая боль в мышцах обеих рук (в одной Луис держал мешок с Черчем, в другой — лопату) была частью этого ощущения. Холодный ветер, обжигавший открытые участки кожи и завывавший среди ветвей, тоже был частью этого ощущения. Пляшущий свет фонаря в руках Джада был частью этого ощущения. В лесу, поддеревьями, почти не было снега. Луис ощущал настойчивое, всеобъемлющее, магнетическое присутствие тайны. Какой-то мрачной тайны.
Тени расступились, открывая поляну в бледном снежном мерцании.
— Здесь отдохнем, — сказал Джад. Луис положил пакет на землю и вытер пот со лба. Здесь отдохнем? Но они уже здесь. В дрожащем свете фонаря он ясно видел надгробия. Джад уселся прямо на снег и обхватил голову руками.
— Джад? Вам плохо?
— Все нормально. Просто надо слегка отдышаться.
Луис сел рядом с ним и сделал несколько глубоких вдохов.
— Знаете, — сказал он, — я себя чувствую лучше, чем за все последние шесть лет. Я понимаю, что это безумие, когда хоронишь кота своей дочери, но так и есть. Я себя чувствую на удивление хорошо.
Джад тоже сделал глубокий вдох.
— Да, я знаю, — ответил он. — Иногда так бывает. Ты себя чувствуешь хорошо, когда должен чувствовать плохо, по всем статьям. Мы не выбираем свое настроение, точно так же, как не выбираем его для других. И это место… оно тоже влияет. Хотя ему лучше не доверять. Наркоманам хорошо, когда они колют героин себе в вены, но в то же время он их отравляет. Отравляет и тело, и мысли. Так же дело обстоит и с этим местом, Луис, и об этом нельзя забывать. Я очень надеюсь, что поступаю правильно. Мне кажется, что да, но я не могу быть уверен. Иногда у меня в голове все плывет. Видимо, старческий маразм.
— Я не понимаю, о чем вы.
— В этом месте заключена сила, Луис. Не здесь, а в том месте, куда мы идем.
— Джад…
— Пойдем, — сказал он, поднимаясь на ноги. Луч фонарика осветил кучу валежника. Джад шагал прямо к ней. Луис вдруг вспомнил сцену из своего сна. Что там говорил Паскоу?
Не ходи на ту сторону, как бы тебе этого ни хотелось, док. Граница проложена не для того, чтобы ее нарушать.
Но сейчас этот сон — или предостережение, или что это было? — казался далеким, как будто с тех пор прошли не месяцы, а годы. Луис чувствовал странное воодушевление, он был бодрым и бесшабашным, готовым справиться с чем угодно, и в то же время его переполняло ощущение чуда. Ему вдруг пришло в голову, что все это очень похоже на сон.
А потом Джад обернулся к нему, и Луису показалось, что под капюшоном опять нет лица, одна лишь непроглядная чернота. На мгновение ему представилось, что перед ним снова стоит Паскоу и что если сейчас свет фонарика сдвинется, его взору откроется оскаленный череп в обрамлении меха. Страх вернулся, нахлынул ледяной волной.
— Джад, — сказал он, — нам нельзя туда лезть. Мы тут переломаем ноги и замерзнем до смерти, пытаясь выбраться обратно.
— Просто иди за мной, — ответил Джад. — Иди следом за мной и не смотри вниз. Не сомневайся, ни о чем не думай и не смотри вниз. Я знаю, как здесь пройти, но действовать надо быстро и уверенно.
Луис снова подумал, что это сон. Он прилег после обеда и, похоже, еще не проснулся. Будь это не сон, размышлял он, я бы и близко не подошел к этой куче валежника, точно так же, как не стал бы прыгать с парашютом в нетрезвом виде. Но я собираюсь через нее перелезть. Я действительно собираюсь через нее перелезть. Значит, мне это снится. Правильно?
Джад сдвинулся чуть влево. Луч фонарика высветил беспорядочное нагромождение