…Томас медленно полз по узкому извилистому коридору, вырубленному в толще скалы. В коридоре царила полная темнота, но зрение было не нужным ему: он не мог повернуть назад, другой дороги не было. Лишь до пояса тело Блэквуда ещё походило на человеческое, вместо ног оно заканчивалась сегментами хвоста громадного червяка. Ничего, так даже удобнее ползти. Руки Томаса стали очень длинными, обросли грязной серой шерстью, раскрытый рот походил на звериную пасть. Облизнув сухим языком губы, ещё более сухие, он ощутил мерзкий вкус загнившей крови. «Это кровь каменной крысы, – подумал он, – когда я нашёл её? Когда я ел последний раз?» Блэквуд давно потерял понятие о времени, не помнил, дни, недели или годы он ползёт по тесному коридору, сжигаемый изнутри немыслимым голодом. Голод раздирал внутренности, тошнотворно кружил голову, заставлял членики хвоста судорожно подёргиваться.
Он вспоминал свою последнюю трапезу. У Томаса не хватило бы сил и проворства, чтобы задавить крысу. Он натолкнулся на её трупик, когда тот уже начал разлагаться. Мясо крысы было скользким и липким, оно вырывалось из рук. Но Блэквуд с урчанием вцепился в тушку отросшими клыками, кусал, рвал, грыз свою находку. Глотал не жуя и хватал новый кусок.
Насыщение оказалось таким коротким! И вновь голод, один только голод, что не даёт ему остановиться, гонит вперёд. У него не осталось мыслей. Томас не знает, кто он такой, как он очутился в этом странном коридоре, под толщей скал. Лишь одно твёрдо известно непонятному существу, что было в прошлой жизни Томасом Блэквудом: безумно хочется есть!
Но вот впереди появляется проблеск тусклого света. Туда, скорее туда, там должна быть добыча, которую можно убить и сожрать. Извиваясь всем телом, существо ползёт вперёд быстрее и быстрее. Свет становится ярче, начинает резать привыкшие к мраку глаза. Однако стенки тоннеля сужаются! Томасу приходится буквально продавливать себя сквозь лаз, до крови сдирая кожу. До чего же это больно и трудно! Но…
Вот он, выход из скального коридора!
Блэквуд выползает на отлогую террасу, теперь над его головой пасмурное небо странного лилового оттенка. Да разве это важно! Перед ним неширокий поток, ярдов пятьдесят всего, а на том берегу!..
Обострившимся до предела зрением Блэквуд различает накрытый обеденный стол. На столе ковриги хлеба, груда бифштексов с яйцами, жареная рыба, жёлтые початки кукурузы, вишнёвый пирог, корзина с яблоками, сливами и виноградом, плитки шоколада.
Но главное даже не в этом! Внутренний голос говорит ему: «Стоит тебе перебраться на тот берег, и ты вспомнишь, кто ты такой, ты вновь станешь человеком!» Томас откуда-то твёрдо знает: так оно и будет.
Он бросается в воду, яростно бьёт хвостом, загребает руками. Скорее, ну, скорее же! Какая это великая сила – надежда! Ещё немного, и он поймёт, кто он такой, он наестся досыта. Вода с журчанием обтекает его тело, завивается следом за ним в маленькие водоворотики. Он плывёт очень, очень быстро! Вот он на середине потока, ещё пара десятков секунд…
Но что это?! Желанный берег перестал приближаться, он словно бы отступает, отступает с той же скоростью, с которой плывёт к нему Томас! Блэквуд удваивает, утраивает усилия.
И вдруг внезапно вновь оказывается в беспросветной тьме подземного коридора…
Наконец, что принесло близкое знакомство с гекатином Джеральду Хантеру? Тогда, пять с половиной лет тому назад, Дик так и не сумел дознаться, кто из маленьких негодяев свернул шею его любимице, Искорке. А ведь это сделал Джерри! Хоть в глазах Ричарда все его мучители были виновны в гибели кошки, но…
О, Джеральду Хантеру мало не показалось! Удар восьмиконечных звёзд настиг его во дворе пансионата, рядом со злополучным флигелем, который, по выражению корреспондента «Таймс», сгорел дотла. А почему сгорел, не молния же в него ударила в конце ноября месяца?
Джерри, сколько себя помнил, всегда испытывал острейшее омерзение по отношению ко всяким членистоногим тварям. Жукам, паукам, мухам и стрекозам, тараканам и всем прочим. Омерзение, смешанное с брезгливым страхом. Слова «какой красивый мотылёк!» звучали для него дико. Что за чушь! Как это гадкое существо может быть красивым?! Когда летними вечерами в открытые окна дортуара залетали ночные бабочки, Хантеру хотелось спрятаться под кровать…
Джеральду было четыре года, когда ему на ногу заползла двухдюймовая медведка, земляной сверчок. Мальчик спал на шезлонге в саду и неожиданно проснулся оттого, что по его голени что-то ползёт. От истерического припадка, сопровождавшегося сильнейшим удушьем, маленького Хантера откачивали более восьми часов, он чуть не умер тогда.
Через три года, уже в колледже Прайса, в глаз Джерри ударил летящий на громадной скорости майский жук. В сезон спаривания эти жуки летают очень стремительно и совершенно не разбирают, куда летят.
Думали, что Джерри окривеет, но обошлось. А сколько раз Хантера жалили пчёлы и осы, шершни и шмели! Словом, при одном виде любого насекомого Джеральду Хантеру становилось чуть ли не дурно. Кстати, такая фобия – не редкость. Безотчётный страх и отвращение к насекомым испытывают приблизительно пятнадцать процентов англичан.
Каков же был ужас Хантера, когда он увидел, что, пересекая двор пансионата, прямо к нему шагает на шести суставчатых ногах громадный хрущ, майский жук! Насекомое было величиной с откормленного борова.
В конце девятнадцатого века учёные уже точно знали: насекомые не могут превышать определённых – небольших – размеров. Так что муравьи ростом с собаку, тараканы величиной с лошадь, комары с размахом крыльев как у альбатроса и всё прочее в том же духе – полная чушь. Не достигнет паук размеров футбольного мяча, как его ни корми, такое принципиально невозможно. Подобное существо оказалось бы нежизнеспособно, так уж устроена природа. Но богине Гекате научные доводы не указ, она учёные трактаты не читает!
Жук надвигался. Лучи закатного солнца отсверкивали в мозаике его фасеточных глаз величиной с чайное блюдце, отражались от чёрной хитиновой брони надкрылий. Толстые, как брёвна, ноги хруща скребли подмёрзшую землю, издавая громкий скрежет.
Джерри стоял, поражённый столбняком, он не мог пошевелиться. Волосы на голове Хантера встали дыбом от ужаса, в паху стало вдруг тепло и сыро – Джерри обмочился. Не было сомнений: приближается его неминуемая и страшная гибель.
Кривые жвала жука, похожие на кузнечные клещи, мерно пощёлкивали. Вот они уже всего лишь в футе от лица Хантера!
Жук остановился.
– Так неинтересно! – капризным писклявым голосом произнёс он. – Твоя фамилия Хантер? «Хантер» означает «охотник». Но сегодня мы сами поохотимся на тебя. Что же ты стоишь? Беги, спасайся! Не порть нам удовольствие!
Джерри даже не удивился тому, что майский жук заговорил. Хантеру было не до удивления! Услышав слова жука, он преодолел ступор, повернулся и стремглав кинулся прочь. Но тут же встал как вкопанный.
Куда бежать?! Ещё с двух сторон к Джеральду приближались жук, в точности похожий на первого, и гигантская мокрица, шевелящая бахромой толстых ножек.