– Так что, говорит, я сама угловая жиличка, и, говорит, как вам известно, у меня нету комнатных излишков.
Катя говорит:
– Так что я всего, может, на пару дней, до приискания комнаты.
Старушка не проявила идеологического шатания в этом вопросе.
– Знаем, говорит. Другие, говорит, по шестьдесят лет ищут комнаты и находить не могут, а ты, говорит, нашлась какая веселая.
Ну, дочка видит, что мама склокой занимается, положила узел в углу и пошла до своей подруги.
У ней подруга была – Тося.
Тося говорит:
– Очень, говорит, я тебе сочувствую. Можешь, говорит, рассчитывать на мою моральную поддержку, но, говорит, я сама с мужем проживаю в одной небольшой комнатке, так что рассуждения излишни.
Тогда побегла Катюшка еще до одной знакомой дамы, но ничего такого не получилось.
А уже вечер приближается. Надо куда-нибудь деться. Не на юге.
Побегла Катя еще в одно место. После зашла в гостиницу бывшую «Модерн». В «Модерне» ей говорят:
– Так что у нас допущают только приезжающих. А то, говорят, процветает разврат. А вот, говорят, если б вы жили, для примеру, в Москве, то, говорят, мы охотно допустили бы вас как приезжую, а так, говорят, извиняемся.
Тогда еще немного походила по улицам Катюшка и пошла тихими шагами к своему потухшему семейному очагу.
Ее фактический муж говорит:
– Ага, вернулись! Ножки-то, говорит, извиняюсь, не промочили ли, трепавшись по улицам?
После чего, слегка поругавшись, они отужинали и легли спать.
А она видела во сне, будто кто-то ей сказал, что где-то сдается комната.
А вообще, квартирный вопрос несомненно укрепляет семейную жизнь.
Некоторые товарищи говорят, будто семейные устои шатаются, будто разводы часты и так далее. Нет, это неверно!
Брак сейчас довольно крепкий. Крепковатый.
Заграничная история
Тут меня познакомили с одной девицей. Она сама, знаете, с Риги. А сюда только приезжает до своей родственницы, до тети Фени.
Или она ей племянница, или наоборот, я не знаю. Только какое-то родство у них наблюдается. Тем более что она, молодая барышня, раза два-три в год обязательно приезжает повидаться.
А про нее нельзя сказать, что она хорошенькая, но очень уж, знаете, одета она великолепно. Может, какой-нибудь американский нэпман и то навряд ли способен так пышно одевать свою супругу.
Как раз меня с ней познакомили в день ее приезда. Это ахнуть надо от удивленья. Пальтецо какое-то роскошное кикапу. В ручках особая меховая муфта. На плечах обратно меховая накидка. Шляпочка – я те дам. И на груди разные дорогие бусы.
Конечно, на богатство мне наплевать. Я и сам рублей девяносто в месяц огребаю. Но уж очень ослепительная форма одежды меня заинтересовала. Тем более знаю, тетя Феня дамочка, так сказать, безлошадная и ни черта не имеет.
Однако расспрашивать ничего не стал, а попрощался с ними за ручку и отбыл.
И прошло, может, недели полторы. И прохожу я по улице. Даже, знаете, не по улице. А иду я около вокзала. Я иду на вокзал. Мне надо «Вечерку» купить.
Иду на вокзал купить «Вечерку». Вдруг перед вокзалом останавливается извозчик, и выходят с него с багажом две невысокие дамочки. Выходят две дамочки, меня не окликивают, а идут по своим делам.
А я в эту минуту случайно поворачиваю голову, у меня зачесалась шея, и вижу эти как будто знакомые личности. И действительно, вижу тети Фенино мурло и при ней племянница.
Поглядел я на эту племянницу и своим глазам не верю – до того одета бедно. Муфточки не имеется. Пальто совершенно неинтересное. И сапожонки драные. Это обалдеть можно, какая резкая перемена!
Тетя Феня говорит:
– А, говорит, и вы тут! А сегодня Манечка в Ригу едет.
После, как проводили эту Манечку, тетя Феня говорит:
– Чего глазами моргаете? В крайнем случае и нам кормиться надо. Сюда Манечка едет в хорошем, а обратно надевает чего похуже. Удивляться не приходится.
Ничего я на это ей не сказал, только говорю:
– Ах ты, черт тебя побери!
Необыкновенная история
Не знаю, как в других городах, а у нас, в Ленинграде, беспартийные очень в громадном почете.
У нас беспартийных очень берегут, лелеют и даже поручают им разные ответственные партийные дела.
Не знаю, как в других городах, а у нас беспартийные иной раз даже партийных чистят. Ей-богу!
Недавно у нас один беспартийный председателем был на партийной чистке. И ничего.
Это было как раз, когда ветеринарно-фельдшерскую школу чистили.
Действительно, ее очень спешно чистили. С одной стороны, надо ребятам в лагерь ехать, а с другой стороны – чистка.
Тогда некоторые говорят:
– Придется, безусловно, в две комиссии чистить. Пущай будет две комиссии и два председателя. Оно, может, побыстрей пойдет.
И вот, конечно, организовали вторую комиссию. Остановка только за председателем.
Тогда первый председатель, один известный товарищ, бежит до телефона и вызывает с одного учреждения назначенного партийного товарища. Он вызывает этого партийного товарища и просит его в ударном порядке бросить всякие мирные дела и приехать.
Тут, конечно, происходит такая небольшая неувязка.
Заместо одного товарища вызывают как раз другого. Или председатель запарился и не те звуки стал произносить, или который вызывал – ошибся. Только требуют до телефона одного беспартийного товарища.
Фамилия партийного товарища была что-то вроде Миллер, а беспартийного – вроде Швиллер. Одним словом, фамилии, безусловно, похожи. Ну, дело не в фамилии, а в факте.
И вот подводят к телефону этого беспартийного Швиллера и говорят ему разные высокие ответственные слова. Дескать, будьте добры, пятое-десятое, приезжайте чистить и так далее.
Очень тут беспартийный товарищ Швиллер поначалу оробел и забеспокоился от таких слов, начал отмахиваться, начал он за других хвататься. Дескать, как это понять – меня на чистку вызывают?
Другие говорят:
– Надо, безусловно, ехать, раз вызывают. Может, такая инструкция есть, чтобы беспартийные чистили. Поезжайте с богом.
Вот, значит, наш Швиллер, или – как его – Швильдер, почистил ботинки и со скорбящей душой заспешил на ответственное дело.
Ну, приезжает. Скромно здоровкается. А ему стулья подвигают, чернильницу напротив его становят и разные ответственные слова говорят:
– Будьте, говорят, любезны и так далее – примите председательствование.