— Подожди, я возьму бумагу и карандаш.
— Я говорил с Ренаром Агиларом, директором фонда. Он готов встретиться с тобой и выслушать то, что ты хочешь сказать. Будь с ним осторожна. Твоя бабушка говорила, что он настоящая гремучая змея, которая отвлекает внимание и жалит в самый неожиданный момент. Не доверяй ему. Мы договорились, что вы встретитесь в ближайшие дни. Так что звони этому Агилару.
— Отлично, Сэмпсон. Большое тебе спасибо. Буду держать тебя в курсе дела. Позаботься об Ассали, пока меня не будет.
— Постараюсь, Афдера. Не забывай об осторожности. Помни, что ты везешь с собой предмет величайшей ценности.
Лаха, Боливия
В Лахе, небольшой деревеньке, затерянной на боливийском высокогорье, отец Карлос Рейес помогал местным жителям, читая им лекции по здоровью и гигиене. Занимаясь с индейчиками, как он их ласково звал, Рейес забывал о своих мрачных деяниях, направленных на защиту веры и совершенных по приказанию великого магистра «Братства восьмиугольника». Он понял, что снова понадобился, когда у церкви появилась Флора Касасака, торговка шерстью, и сказала, что какой-то высокий человек ищет его в деревне. Это был отец Мэхони, нетерпеливо шагавший между домов. Несколько часов полета показались ему вечностью.
— Fructum pro fructo, — приветствовал Карлоса секретарь Льенара.
— Silentium pro silentio, — ответил Рейес.
Церковь в Лахе, построенная в семнадцатом веке, считалась самой древней в Боливии и некогда была епископской. Со временем она потеряла свой былой блеск. Старинные мощеные дорога, проложенные по деревне, уступили место огородам, где произрастали томаты и салат-латук.
— Что привело тебя сюда?
— Ты знаешь. То, что заставляет всех нас собираться вместе.
— Ненависть и смерть.
— Вера, — возразил ирландец.
— Мой дорогой Мэхони, тебе известно, что в Риме уже давно не доискаться веры. Только здесь она еще сохраняется. — Священник показал рукой на детей, игравших в футбол мячом, сшитым из тряпок.
— Может, ты и прав, но они сохраняют свою веру благодаря нашей работе. — Мэхони в свою очередь махнул рукой в сторону юных футболистов. — Мы Божьи воины, крестоносцы нашего времени. Воинов креста никто не упрекал в утрате веры, когда они расправлялись с еретиками.
— Странно, что ты говоришь о ересях и обо всем таком, прибыв из Рима.
— Там тоже есть еретики. Думаешь, в окружении Папы не таится никакого зла?
— Возможно, мой друг, но эти поручения с каждым разом становятся все более тягостными для меня.
— Тогда тебе надо сообщить об этом кардиналу Льенару. Если хочешь, я сам позвоню в Рим этим же вечером и расскажу все его преосвященству. — Мэхони заметил обеспокоенность Рейеса, обнял его за плечи и сменил тон: — Поверь мне, когда эта миссия будет завершена, ты сможешь попросить кардинала освободить тебя от работы, которая норой несет тяжелые испытания для наших душ.
— Может быть, и так, — согласился священник и взял из рук посланца белый конверт. — Отужинаешь с нами?
— Спасибо, но не могу. Мне еще нужно вручить шесть конвертов в разных местах Европы, а времени мало. Caritas Christi urget nos.
[11]
— Colere cupio hominem et agrum.
[12]
He забывай об этом, отец Мэхони.
— Не забуду, отец Рейес. Fructum pro fructo.
— Да пребудет с тобой Господь.
Мэхони устремил на собеседника пронзительный взгляд, тот опустил голову и произнес обычный ответ членов братства:
— Silentium pro silentio.
Обратный путь оказался для отца Мэхони таким же тягостным. Он долетел до Мадрида и пересел на рейс до Памплоны, где находился монастырь Ираче. Отец Септим Альварадо жил в нем уже много лет.
Обитель, основанная не позднее 958 года, в свое время стала процветающей благодаря покровительству наваррских королей и щедрости паломников, останавливавшихся в ней по пути к Сантьяго-де-Компостела. Отец Альварадо охотно помогал пилигримам, приходившим со всех концов света, когда они добредали до монастыря, усталые, но полные глубокой веры, дававшей им силы идти.
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio, — отозвался Альварадо и начал было открывать конверт, но Мэхони остановил его, сказав:
— Лучше открыть письмо, когда я уйду. Там инструкции, которые следует выполнить. — И секретарь Льенара молча удалился.
Через пару дней он оказался в итальянском селении Монтальчино. Там, в бенедиктинском аббатстве Сант-Антимо, окруженном виноградниками, обитал отец Маркус Лауретта. Он заперся в своей келье и в благоговейном молчании читал Священное Писание, когда другой член братства открыл окошечко в деревянной двери и просунул в него белый конверт.
Шестым в списке был отец Ойген Корнелиус, обитатель Эттальского аббатства, известного с XIV века. В его жизни молитвы перемежались с трудами по восстановлению фрески Иоганна Якоба Цайлера, украшавшей двойной купол монастырского храма. Мэхони нашел монаха на лесах, довольно высоко от пола. Тот лежал на спине и тонкой кистью воскрешал яркие краски.
— Цайлер рисовал здания так, чтобы от входа открывалась архитектурная перспектива, — принялся объяснять Корнелиус, лицо которого покрывали пятна краски. — Здесь мы можем видеть синтез венецианских и римских традиций церковной росписи. Светлые тона превосходно гармонируют с интерьером.
— Абсолютно верно.
— Давайте пройдемся. Что привело вас сюда?
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio.
Мэхони вручил Корнелиусу конверт с крылатым драконом на печати и отправился к отцу Деметриусу Феррелу, капуцину, который вел отшельническое существование в расположенной в самом центре Пассау обители Марии Вспоможительницы, начищая до блеска великолепную люстру с ангелами, орлами и королевскими регалиями, принесенную в дар императором Леопольдом в 1676 году.
Шестой адресат, отец Лазарус Осмунд, проживал при церкви польского замка Мальборк. Замок, постройку которого начали тевтонские рыцари, был самым большим кирпичным сооружением в Европе. Благодаря этой твердыне Тевтонский орден получил возможность контролировать нижнее течение Вислы. Первые монахи появились в церкви замка в 1280 году. Во времена, когда это сооружение принадлежало рыцарям, то есть с 1309 года по 1457-й, оно представляло собой впечатляющий символ единения духовной и светской властей.
Чтобы вручить седьмой конверт, отцу Мэхони пришлось лететь из Варшавы в Москву, а оттуда — в Ереван, столицу советской Армении. На севере республики, в гористой, обрывистой местности, недалеко от городка Дилижан, возвышался монастырь Хагарцин. Добираться до этого места, которое казалось ирландцу краем света, ему пришлось два с половиной дня.