На передних рубежах радиолокации - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Млечин cтр.№ 67

Помимо Расплетина основную идеологическую нагрузку по созданию станции нес Георгий Кияковский. Он разрабатывал «сердце» станции – дальномер и все схемы синхронизации входящих блоков. Его идеи оказались достаточно плодотворными, и впоследствии он возглавил ряд новых разработок лаборатории.

Высокочастотную часть станции вел Геннадий Гуськов. У него было «обширное хозяйство». Помимо собственных разработок Гуськов руководил созданием новых приборов в смежных подразделениях других организаций.

Кияковский и Гуськов были людьми с различными характерами и судьбами. Кияковский был аспирантом, пришедшим в институт с фронта после демобилизации. Гуськов поступил после работы на оборонном заводе и имел к этому времени солидный производственный задел. Но оба хорошо дополняли Расплетина, обеспечивая в каждом из направлений высокий теоретический и технический уровень разработки. Уже тогда мне было ясно, что, являясь активными сотрудниками Расплетина, они по масштабу своей личности выходили за контуры данного коллектива, что привело меня к мысли рассказать о них отдельно, тем более что мне привелось идти с ними бок о бок в течение солидного отрезка пути.

Перехожу к рассказу о других творческих работниках лаборатории, которых, к сожалению, уже нет в живых.

Когда я пришел в лабораторию, инженер Евгений Разницын, трудился еще на поприще телевизионной тематики. Он входил в группу, которую возглавлял Александр Клопов, один из разработчиков модного тогда телевизора Т-4 «Ленинград». Прежде, чем начать работу и поставить тот или иной прибор на рабочий стол, Женя проводил некие подготовительные операции. Он убирал со своего большого стола, полученного по репарациям из Германии, все предметы и щеткой с длинной ручкой стряхивал в металлический лоток остатки проводов, припоя и канифоли, а затем тщательно протирал коричневую поверхность столешницы от пыли тряпкой. Постелив на стол подкладку из прессованного фетра, он водружал на нее блок и подсоединял разъем питания. Но это было еще не все. Взяв в руки измерительные прибор, Женя проверял сеть, а затем измерял напряжение источника питания, после чего собственно и приступал к работе. Женя рано начал свою трудовую деятельность, в студенческие годы был вынужден подрабатывать, чтобы прокормиться, и, усвоив определенные трудовые навыки, знал, что хорошая подготовка – залог успеха. Он был на 4 или 5 курсе, когда началась война. Прошел через рытье окопов. А после окончания института, ушел на фронт. В Армии, как и в последующей мирной жизни, Разницын по сути выполнял свою работу, которую любил и без которой не представлял своего существования. Теперь таких людей называют трудоголиками.

Разницын был высокий, худощавый, но крепкий жилистый человек. Редко улыбался. Внешне строгий, он был в то же время доброжелателен к собеседникам. Носил очки, что предавало его облику некоторую сухость. Разницын не терпел расхлябанности и безответственности, проявлял настойчивость, если видел нежелание сотрудника выполнять возложенные на него обязанности. Другой улыбается, держит паузу, шутит и, глядишь, добивается своей цели. Женя, наоборот, серьезно, но настойчиво просит сделать то-то и то-то. Некоторые за глаза поэтому называли его сухарем, а отдельные люди даже сейчас, вспоминая о нем, добавляют: «Ох, уж этот Разницын».

Вместе с тем это – совершенно несправедливая оценка. Люди, хорошо знакомые с Разницыным, знали, что это человек, который всегда придет к тебе на помощь в минуту необходимости. Ему было чуждо интриганство, свое мнение всегда выражал прямо, а при неодобрении поступков того или иного лица уклонялся от осуждающих, а тем более грубых слов. Ему было присуще человеколюбие.

Расплетин при своих практически ежедневных обходах сотрудников редко посещал Разницына, по-видимому, полагая в нем крепкого, надежного работника. Лишь пару раз Расплетин отмечал нелинейность растра, смотря на экран секторного индикатора, разрабатываемого Разницыным. Женя тотчас же начинал регулировку и добивался приличных результатов.

Женя был хороший семьянин, в быту непритязателен, но изредка любил доставать и пить изысканные вина, зная в них толк еще со времен его пребывания в Венгрии, где он воевал, а затем служил. Помню, как он угощал нас необыкновенно вкусным вином на новой квартире, которую он с большим трудом получил и где собирались многие его друзья.

В конце 50-х годов, когда заканчивался мой аспирантский срок и стоял вопрос о продолжении работы, Женя на совещании у директора поддержал меня, за что я был ему благодарен. В последние годы мы редко виделись, но перезванивались. В конце 1996 года он сообщил, что хочет со мной встретиться. Я обещал приехать, но наша встреча так и не состоялась. В начале 1997 года он скончался.

Несмотря на молодой возраст, Лев Буняк, имея к концу 40-х годов солидный послужной список, в котором можно было упомянуть этапы его пути: выпускник военного факультета, заместитель командира дивизиона «Катюш», аспирант, ведущий разработчик и даже (насколько я помню) секретарь парторганизации лаборатории. Буняк был другом Кияковского, они вместе заканчивали ВУЗ, а после демобилизации поступили на работу в институт. Небольшого роста, худощавый, но очень подвижный человек. При знакомстве с Буняком основное внимание привлекало его умение просто и доходчиво формулировать свои мысли. Говорил четко и достаточно логично. В его изложении выводы, которые он хотел донести до слушателя, были очевидны, поэтому оппонентам было трудно с ним состязаться. Тех из них, которые так сказать, «расползались по древу», Лева тактично прерывал, другие по уровню логического мышления не дотягивали до него. Речи свои Лева обычно обращал непосредственно к собеседникам и, если они находили отклик, сопровождал улыбками, что многим, особенно женщинам, импонировало. Свои ораторские способности Буняк умело дополнял знанием предмета и техническими подробностями, внушавшими уважение. Лева редко говорил о своем фронтовом пути, никогда не кичился регалиями, но если человек впервые видел его при орденах, обычно это производило впечатление. Все эти качества Буняка Расплетин использовал, направляя его как представителя лаборатории в общественные организации, на совещания к должностным лицам и т. д.

Злые языки говорили про Буняка «гигант слова», намекая на то, что он, мол, слабоват в деле. Но это было не так. Просто Лева всегда правильно рассчитывал свои силы, беря работу по плечу. Буняк проработал в институте около 40 лет, за это время, будучи главным конструктором, выполнил целый ряд разработок, насколько я знаю, не провалил ни одной. А ведь немало было главных конструкторов, терпевших неудачи, и притом серьезные. В чем причина положительного баланса в работе Буняка? О части этих причин я уже сказал. Скажу о других. Буняк обладал сильной интуицией, умел работать с заказчиком. Получив ТЗ и тщательно изучив его, он выявлял сомнительные и даже опасные моменты, убеждая заказчика в необходимости корректировки. Дотошно проверял особенности СВЧ приборов, на которых предстояло работать. Старался брать заказы, рассчитанные на небольшой коллектив, зная, что людей всегда не хватает. Умению опираться на собственные силы, смотреть в корень и правильно вести эксперименты Буняк научился у Расплетина. Это была «расплетинская» школа.