Опасная игра Веры Холодной - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Полонский cтр.№ 24

Бачманов саркастически скривился.

— Приказать Стахевичу можно, но толку не будет, — сказал он. — И, смею вас заверить, Вера Васильевна, что в его работе нет ничего интересного. Это не наши опыты. Вот примерно на таком столе, как мой, расставлены куклы и декорации. Примерно здесь, на моем месте, нет, чуть дальше, установлена камера с особым объективом, за ней стоят два светильника. Стахевич подходит к столу, подправляет куклу, отходит к камере, снимает, возвращается к столу… Посмотрите лучше, как Чардынин с Рымаловым снимают «Бэлу» с Анчаровой и Мозжаровым в главных ролях. Вот это в самом деле интересно. Хотите, я вас прямо сейчас отведу? Только отведайте вот этого вишневого. Амброзия, сущая амброзия, пища богов! Моя кухарка — мастерица на все руки, а уж варенья удаются ей лучше всего остального.

Желая угодить радушному Бачманову, Вера покорно отведала не только вишневого варенья, но и стоявшего рядом малинового. О Стахевиче больше не заговаривала. Нет так нет. Придется поискать какой-нибудь другой способ. Зато сейчас она увидит, как снимают картину по одной из ее любимых книг! Увидит игру живой Анчаровой! Узнает, чего требуют от актеров режиссеры! Прикоснется к волшебству! Производство картины — это же настоящее волшебство!

— Только прошу вас не упоминать при Рымалове и Чардынине про убийство Корниеловского, — сказал Бачманов, когда они поднимались по лестнице на второй этаж. — Можете, сами того не желая, сорвать съемку.

— Не стану, — пообещала Вера. — Я слышала, что покойник… м-м… перешел однажды дорогу Чардынину.

— Дело не в Чардынине, а в Рымалове! — Бачманов остановился посреди пролета, вынудив остановиться и Веру. — Петр Иванович кроток, аки агнец божий, а вот Владимир Игнатович совсем не таков. Он ненавидел Корниеловского, и даже трагическая гибель объекта ненависти не смягчила его сердца. Дело в том, — Иван Васильевич понизил голос до шепота, — что у Корниеловского был роман с супругой Владимира Игнатовича. Недолгий, на длительные отношения покойник не был способен, но бурный, приведший к разрыву между супругами. Владимир Игнатович перестал общаться с Корниеловским и попросил Александра Алексеевича не ставить их впредь вместе на картину. А в день убийства, когда все только об этом и говорили, у него случился приступ или, скорее, нечто вроде припадка. Он разрыдался и стал кричать, что ненавидит Корниеловского даже мертвого и что благословляет руку, удушившую его. Еле успокоили.

«Отлично! — подумала Вера, хотя на самом деле ничего отличного в рассказе Бачманова не было. — Вот и еще один подозреваемый в убийстве. Странно, что на него не обратила внимания полиция, и еще более странно, что о романе Корниеловского с женой Рымалова не упомянула Амалия Густавовна. Возможно, собиралась, да не успела? А что там про Рымалова говорил Немысский? Отставной офицер, в фаворе у Ханжонкова, живет на широкую ногу?..»

— Да вы не смущайтесь, Вера Васильевна, — приободрил Бачманов, неверно истолковав Верину задумчивость. — Просто не вспоминайте о том, о чем вспоминать не надо, и все будет хорошо.

Не вспоминайте о том, о чем вспоминать не надо, и все будет хорошо — универсальный рецепт счастливой жизни. Как бы еще научиться не вспоминать?

«Огромным успехом пользуется у любителей синематографа «гвоздь» нового сезона — мелодрама «Ложка счастья в бочке страданий», которая в первую очередь обязана своим успехом талантливому исполнению главной роли Астой Нильсен, которую заслуженно считают непревзойденной звездой мирового экрана».

Ежедневная газета «Русское слово», 19 января 1913 года

— Вы играете зиму, Сашенька, у вас в душе зима, а надо, чтобы была весна. Любовь и зима несовместимы! Закройте глаза и представьте, что склоны Воробьевых гор покрыты белой расцветшей душистой черемухой, которую вы рвете огромными охапками! Вдохните вашими трепетными ноздрями горьковатый черемуховый дух, прочувствуйте, что скоро наступит лето, и дайте нам это почувствовать! Весна, кругом весна, а скоро будет лето!

Режиссер Чардынин говорил быстро, напористо и хлестко. Каждая фраза словно удар бича. Невозможно перечить, спорить, можно только соглашаться. На первый взгляд (только на первый, потому что Вера уже не раз обжигалась, поспешив с выводами) Чардынин производил приятное впечатление. Простое открытое лицо, прямой взгляд, светлые волосы зачесаны назад, и от этого впечатление открытости усиливается. К тому же он оказался из тех, кто не боится и умеет подшутить над собой, а это признак цельных натур, наделенных умом. Знакомясь с Верой, Петр Иванович сказал, что его настоящая фамилия Красавцев слишком «превосходительна» для его способностей, поэтому он взял псевдоним по названию родной деревни. Большинство людей всеми правдами и неправдами стремится откреститься от подлого [48] происхождения, а тут человек, по виду, речи и манерам вполне способный сойти за дворянина, при знакомстве сообщает, что он из крестьян. «Впрочем, — подумала Вера, — под нарочитой простодушной открытостью можно с легкостью прятать тайное». Чардынин (пока что) представлял для нее чисто психологический, а не «контрразведывательный» интерес. Но кто его знает. Если начальник московской контрразведки мог оказаться австрийским агентом [49] , то почему бы Чардынину не оказаться Ботаником? Если отталкиваться от псевдонима, то в первую очередь приходил на ум Бачманов. Как директор научного отдела, он был едва ли не единственным человеком в киноателье, который имел отношение к ботанике. Но станут ли хитрые немцы давать агенту столь «прозрачный» псевдоним? Вряд ли. Бачманов скорее бы стал «Гусаром» или, к примеру, «Плотником», поскольку ни на гусара, ни на плотника он не похож совершенно.

— При чем тут лето? — Анчарова презрительно скривила губы, отчего ее лицо стало отталкивающе некрасивым. — Я играю страсть, а не время года. Бэла влюблена, и для того, чтобы передать эту любовь…

— Вы держитесь чересчур скованно! — раздраженно перебил Чардынин.

— Бэла — горянка, а не певичка из шантана! [50] — парировала Анчарова, гневно сверкая глазами. — Она не может скакать от радости и петь о своей любви всему Кавказу!

— Зрители не поймут!

— Поймут! — взвизгнула актриса. — Поймут и оценят! Впрочем, если вы считаете, что можете сыграть Бэлу лучше меня, то играйте! Амалия Густавовна легко превратит вас в трепетную черкешенку. Дел немного — глаза чуть подвести да нос подправить!

Анчарова открыто глумилась. Вера, которую Чардынин усадил на стул позади себя, увидела, как запунцовели уши и шея режиссера. «Сейчас будет скандал», — подумала она, удивляясь тому, насколько действительность не соответствует ее ожиданиям. Ожидания рисовали в воображении нечто похожее на подсмотренные некогда в щелочку театральные репетиции с участием тети Лены. В театре, выслушав объяснения режиссера, актеры разыгрывали сцену, после чего снова режиссер говорил «хорошо» или делал замечания. Иногда случались пререкания, но они носили спокойный характер, и последнее слово всегда оставалось за режиссером. Здесь же не столько снимали, сколько спорили, причем спорили ожесточенно, порой с руганью. Вера с Бачмановым появились в тот момент, когда оператор Рымалов, высокий, широкоплечий, с костистым лицом и хрящеватым орлиным носом, не слишком-то разбирая выражений отчитывал того самого угрюмого малого, которого Вера видела в коридоре нижнего этажа в день убийства Корниеловского. Сегодня малый выглядел еще угрюмее и вместо синей рубахи был одет в серую.