День, когда я стал настоящим мужчиной - читать онлайн книгу. Автор: Александр Терехов cтр.№ 56

– Давно? – Аладьин пропал полгода назад.

– У тебя квартира в Воронеже? Большая? А лоджия есть? Собственник ты один? Мать жива? У нее квартира или свой дом? Сколько лет ей? Ты один у нее? Машина у тебя есть? Новая? Кредит или так взял? Кем работаешь? Сколько чистыми? Подработки бывают? Тысяча рублей? Я за тысячу рублей будильник заводить не стану! С женой расписан? А участок у матери большой? Давно у нее диабет? Да-а… Уж бы отмучилась… Можно тебя попросить: покажи мне свое кольцо, я немножко интересуюсь, что там за клеймо, такое интересное…

– Да вроде обыкно…

Она захлопнула кольцо в ладони, как пойманную муху, вскочила и швырнула его в окно.

– Всё! Будет желание – заезжай! – хрипло и страшно хохотала, ударяя ладонями в стекло, валилась на подоконник; пока я шарил в траве, успело стемнеть – я подсвечивал телефоном, прохожие останавливались – нет, шли дальше, нет, у нас не бывает прохожих, наметил, откуда и куда, и – пядь за пядью раздвигал траву, щупал на земле – где!!! – найдись, ну найдись, лишь бы не затоптать, не сделать хуже! – утром прийти? Чтобы на свету? И за бордюр могло улететь. И на дорогу? Выбегал на дорогу, разгонял лужи, но здесь-то фонарь… А покатиться могло. Палец без кольца подрагивал – не могу домой без кольца, словно это не просто ювелирное, не память, символ; утром похожее купить, но как состарить, или сказать: почистил? как и зачем? Если не будет похожих?!

Надо сказать правду. Всё упростить: я потерял кольцо. Что здесь такого? Соскользнуло, сам не заметил. Сидело туго, а смотрю – нет, и сам, главное, вспомнить не могу, на асфальте бы звякнуло, а вот в траву – не слышно, но ничего, ничего, ничего, это ничего, зато не болеем, живы, купим новое – не плачь: это – ничего – не значит!!! – отдыхал, вытирая лицо, – вдова Аладьина, не прячась за шторами, переодевалась, я видел белые части тела, нагибающиеся движения, и, против воли, думалось само: этот дом будет моим? – моей жизнью станет вот это, а то, что сейчас, что уже начало кончаться, – моей жизнью быть перестанет? Лишь бы не перестать существовать при переходе, скорей бы! Невозможно, без кольца – под этими листьями? Под этими? А почему у тебя грязные такие руки? Но я же искал. Ходил, где ходил, и искал! В шесть утра, а куда я иду в шесть утра? Мне надо. Куда это тебе надо? Я сказал себе словами про себя: трудная ситуация, но для человека сильного – преодолимая; кто-то словами ответил мне: я пропал, она расскажет, все узнают, я не могу позвонить Леше без кольца и сказать, что не принесу двести тысяч и не надо никому приезжать потому, что; я могу переночевать почему-то здесь, уточнить: куда именно бросила? – пусть предупредит любовника: не сегодня; или автобусом на Украину, возят без света и запретили приносить и поглощать, прошлый раз перед Харьковом водитель остановил и прошел по рядам: «Невозможно ехать. Я же чувствую, что пахнет чебуреками!»; обмирая от страха, я прикрывал к себе локтем шоколадку, боясь хрустнуть фольгой, – с этой точки я двинулся, кто-то черными штрихами обозначил маршрут: сорок метров на север, затем поворот направо за музыкальной школой, далее прямо сто сорок метров до пожарной части, и далее – на мост, следуйте на мост, за реку, и дальше, куда-то вело и дальше, но я боялся взглянуть на «конец маршрута» – домой? Только домой?

За рекой, на лугу между рынком (в отличие от вокзального и городского этот называли колхозным) и рекой всегда тьма, но сегодня – посреди сияла как бы громадная люстра, я жадно смотрел, радуясь возможности пожить хоть немного еще другим; как только кто-то сказал во мне словами «цирк», я полез с откоса вниз – здесь были когда-то каменные ступеньки; когда я осваивал велосипед, получается, давно, выломали, я сбежал, зигзагами, на пятках, гася опасные ускорения, – помню еще! – и мальчишкой бросился к пылающему «Касса», прижимая рукой карман с деньгами; в шапито пахло скошенной травой, порочный малый с напудренными щеками, в серебряном пиджаке до колен объявил:

– Воздушная гимнастка. Наша ласточка-синичка! – И грудным голосом добавил в микрофон: – Искупайте ее аплодисментами.

Гимнастка с пушистыми крыльями за спиной выбежала, села на бортик, оглянулась и вдруг взглянула именно на меня так, что я подумал: узнала, – это она работает в круглосуточной аптеке на Максима Горького; но, когда она закинула ноги на шест и поскользила вверх, перебирая руками, я сразу понял: нет, фармацевт бы не сумела; рядом опустился Вова Шелайкин, взмокший, словно весь день гонял за мной, он, не снимая очков (а есть ли под ними глаза или – вообще что-то есть?), смотрел на гимнастку и теребил за пазухой какую-то теплую веревку с петлей; полетели голуби, у дрессировщицы существенно не ладилось, один какой-то белый не хотел летать на обруч и возвращаться на увитое бумажными розами сердечко, долго она терпела, но после третьего проявления непонимания и упрямства, как всегда – вспышкой! – улыбнувшись, коротко приказала что-то ассистенту (неужели «зажарить»?), и он унес белого за кулисы.

– Пойдем. – Вова не смог почему-то выговорить, но показал головой, и я в ответ показал: а мне интересно, не понимаю, почему должен куда-то с оплаченного…

– Железный человек! – порочный малый показал на маленького грустного армянина с волосатым животом, тот проглотил огонь и повалился лицом на зеленые бутылочные стекла, которые вынесли в специальной тряпочке и долго раскладывали и поправляли особым образом.

Бабушка по правую руку от меня, пожалевшая денег на детский билет и державшая внука на коленях, шлепнула его по затылку:

– Сразу видно, он – картошку ест. И мясо ест. Не то что ты!

– А теперь, – музыку свели в ноль, – а теперь по железному человеку – проедет – ав-то-мобиль! – занавес уехал, и открылся задымленный луг и яростно пылающие фары; как, оказывается, легко уйти – вот же, будь готов. – Давление достигнет, – малый немного запнулся, – э-э, семьсот восемьдесят килограммов на квадратный сантиметр тела. Е-если момент проезда автомобиля сав-падет с ударом сердца, то заводить это сердце мы будем с помощью де… дефибр… – не выговорив или сообразив, что в наших местах никто не разберет, что это за такое – «дефибриллятор»: – Вашей «скорой помощи»!

Железный человек упал лицом вниз, его завалили деревянным щитом – старые «жигули» взвыли, закатились, громыхая, на щит и осторожно сдали назад, малый в серебряном пиджаке скинул щит – железный человек лежал без движения, по-новому свернув голову набок, незаметно дыша. Не торопясь малый обошел его, присел, засучил рукав и потрогал некую жилу под скулой железного человека, глядя на зрителей, и вдруг попросил Вову:

– Не могли бы вы, вот вы…

– Куда-у?

Малый развел руки и посжимал-разжимал ладони, словно пробуя: работают ли они, как ему обещали, но зрители поняли, как нужно, и захлопали, как бешеные, Вове: иди, иди, иди, посмеемся над психом!

Вова, не разогнувшись полностью, удерживая веревку под курткой, скрюченно полез к проходу, я бросился через колени и сумки – в другую сторону! – и вырвался наружу, в дыру, возле которой курили клоуны, продрался сквозь канаты, не возвращаться на маршрут, я пройду по темени вдоль реки до улицы, по документам называемой Веселой, никому в голову и… что по холоду и в такое время, упрашивал: не беги, сильный всегда спокоен, но только сбавил ход – дерево, что-то черное, только бы не человек… но все-таки – человек, но хоть не приближался, уходил от меня – это Вова, но так быстро не мог, у меня оставалось – к реке, и встать за лозину, назад, или на ту сторону по подвесному мосту, но он скрипучий, только не в огороды – увязнешь сейчас по колено, – а, не успел, стой, – человек больше не удалялся – он, как и я, стоял, и – вдруг – это не могло быть просто что-то такое там, этим разрешится и кончится, – окликнул: