Киргизия, которая 29 мая 2015 года стала полноценным членом Евразийского экономического союза, также подвержена сильному экономическому влиянию Китая. Через эту страну на рынки России и евразийского пространства поступают огромные партии дешевых китайских товаров. Благодаря слабости государственных институтов в Киргизии процветает контрабанда. На крупнейших вещевых рынках Центральной Азии «Дордой» и «Карасу» большая часть товаров имеет китайское происхождение. Более 80 % товаров из Китая поступают в Кыргызстан из Синцзян-Уйгурского автономного района74.
Китай заметно усилил свое экономическое влияние и в Таджикистане, который в большей степени интересен Пекину благодаря имеющимся запасам драгоценных и редкоземельных металлов. В свою очередь, Душанбе видит в Пекине источник инвестиций, а также надеется на помощь в преодолении транспортной изоляции. Стоит отметить, что на долю Китая приходится более половины внешнего долга Таджикистана.
К крупнейшим проектам Китая в Таджикистане можно отнести добычу цинка и свинца «Таджикско-китайской горнодобывающей компанией», добычу золота китайской «Zijin Mining Group» (это компания выкупила в 2007 году «Таджикский золоторудный комбинат»), возведение Душамбинской ТЭЦ компанией «ТВЕА».
Благодаря Китаю в последнее время прослеживается все большая тенденция «экономизации» ШОС. На повестку дня официальных встреч все чаще и чаще выходят вопросы расширения экономического сотрудничества, хотя изначально данная международная организация создавалась для сотрудничества в области обеспечения безопасности в регионе. Экономические инициативы Китая в рамках ШОС сталкиваются с противодействием России. Ярким примером такого противодействия являются давние разногласия Китая и России по поводу создания банка ШОС. Так, Китай предлагает создать банк со штаб-квартирой в Пекине с уставным капиталом в 10 млрд долл., доли в котором будут распределены между членами ШОС пропорционально ВВП. Россия, в свою очередь, предлагает создать отдельный финансовый институт в рамках уже существующего Евразийского банка развития, на деятельность которого она оказывает сильное влияние.
Если раньше при реализации своих внешнеполитических и внешнеэкономических целей в регионе Пекин действовал точечно, выстраивая взаимодействие со странами Центральной Азии по отдельности, не предлагая интеграционных проектов, то в последнее время политика Китая в регионе начала дополняться целой геополитической концепцией, носящей название «Экономический пояс Великого шелкового пути». Точного плана реализации проекта еще не существует, однако общий замысел китайских стратегов понятен – Китай предлагает строительство транспортной инфраструктуры, которая бы объединила транспортные артерии Центральной Азии, Южной Азии, Западной Азии и Евразии75.
По мнению китайских экспертов, реализация этого проекта резко активизирует торговые связи между странами этих географических зон. Однако китайская сторона умалчивает основную цель проекта, которая предполагает продвижение китайских товаров на рынки стран Ближнего и Среднего Востока, стран Центральной Азии, России и Европы.
Анализ внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности Китая в Центральной Азии позволяет сделать вывод о том, что за последние несколько лет Китай превратился в одного из основных «игроков» региона. Используя различные экономические инструменты, которые включают в себя реализацию инфраструктурных и энергетических проектов, выделение крупных кредитных линий, расширение торговли и увеличение инвестиций, Китай последовательно вовлекает страны региона в орбиту своего влияния. Последние события показывают, что роль Китая в экономике стран региона в долгосрочном периоде будет только возрастать.
Возрастание влияния Китая в регионе создает определенные угрозы для реализации евразийского интеграционного проекта, так как в современной мировой политике экономическое влияние может легко трансформироваться во влияние политическое.
Внешнеполитические амбиции Турции и риски для евразийской интеграции
В последнее время при описании внешней политики Турции экспертное сообщество все чаще использует термин «неоосманизм». Это связано, прежде всего, с претензиями современной Турции на роль региональной державы. Так, российский тюрколог В. Аватков под неоосманизмом понимает «неофициальную внешнеполитическую доктрину Турции по расширению сферы влияния на сопредельные территории посредствам «мягкой силы», за счет экономики, гуманитарного воздействия и наднационального духа»76.
Особое внимание в своей политике Анкара уделяет тюркским республикам постсоветского пространства. С начала 1990-х годов Турция пытается выстроить с этими республиками различные «интеграционные поля»77 в культурной, образовательной и экономической сфере. С 1992 года проводится саммит государств тюркоязычных народов, который в 2009 году перерос в международную организацию – Совет Сотрудничества тюркоязычных народов (Тюркский совет).
Участниками этой организации являются Турция, Азербайджан, Киргизия и Таджикистан. Стоит отметить, что на съезде этой организации обсуждаются довольно серьезные вопросы. Так, на съезде 2013 года стран-участниц Тюркского союза обсуждался вопрос о создании зоны свободной торговли78. В данном контексте вспоминается неожиданное заявление Н. Назарбаева на заседании Евразийского экономического совета в октябре 2013 года – президент Казахстана предложил принять в Таможенный союз Турцию.
С 1998 года Турцией, Казахстаном, Азербайджаном, Киргизией и Туркменистаном проводится Конференция глав специальных служб тюркоязычных государств79.
Кроме того, в последнее время специалисты отмечают тенденции усиления «мягкой силы» Турции в Центральной Азии и некоторых субъектах России, проводниками которой являются различные турецкие фонды, некоммерческие организации, школы и образовательные программы.
В результате амбиции и деятельность Анкары в Центральной Азии несут в себе некоторые угрозы для евразийского интеграционного проекта. Однако стоит отметить, что угрозы, связанные с деятельностью Турции в регионе, по масштабу и эффекту никак не совместимы с теми рисками, которые генерируются Китаем, США и Европейским союзом.
Афганские риски для евразийского интеграционного проекта Афганские риски для евразийского интеграционного проекта связаны, во-первых, с возможной дестабилизацией ситуации в стране после вывода войск НАТО. Во-вторых, с проблемой наркотрафика из этой страны.
В конце 2014 года официально завершилась военная миссия НАТО в Афганистане. Однако ограниченные войска Североатлантического альянса все же останутся в стране. Так, с 1 января по 31 декабря 2015 года в Афганистане проводится операция «Решительная поддержка». Согласно этому плану для консультирования и тренировки афганской армии в стране останутся около 15 тысяч военнослужащих НАТО. Окончательный же вывод войск из Афганистана планируется в конце 2015 года. Сложившаяся ситуация может серьезно повлиять на безопасность региона.
Уменьшение военного контингента НАТО несет с собой вполне реальные угрозы по дестабилизации ситуации в стране. Особенно учитывая тот факт, что экономические, политические и социальные проблемы Афганистана по большому счету не были решены. Новая гражданская война в Афганистане может привести к дестабилизации ситуации в Центральной Азии. В этом случае первыми жертвами талибов могут стать Таджикистан80 и Узбекистан. После чего можно будет наблюдать рост террористической активности по всей Центральной Азии и на границах с Россией. Эта угроза, в свою очередь, может оказать негативное воздействие на внутриполитическую стабильность стран ЕАЭС. При таком сценарии развития ситуации страны евразийского интеграционного проекта столкнутся с неизбежным потоком беженцев.