Сложив бумагу, он начал собираться.
– Простите, я могу написать Марине записку? – поинтересовался Сергей и, глядя в глаза Калюжного, потянулся за синей ручкой.
– Да, конечно, пишите! – ответил адвокат и, подвинув Волошину бумагу, поднялся из-за стола. Встав рядом, начал старательно массировать поясницу. – Вот видите: выгляжу молодо, а здоровье никуда! Сидячий образ жизни!
Пока Борис Юрьевич растирал спину и сетовал на тяготы адвокатской деятельности, Волошин размашистым почерком выводил буквы:
«Сегодня ночью меня хотели убить. Боюсь, попытка может повториться. Знающие люди сказали, что я заказан и кому-то очень мешаю. Попросите Кобрина проверить наши банковские счета. Нет ли утечки средств? Только на инвестиционном счету должны лежать пятнадцать миллионов евро, предназначенных для строительства завода. Подозреваю, что нашу фирму хотят зачистить и обнулить. Но, пожалуйста, все должно пройти очень тихо. «Крыса» совсем рядом». Перевернув лист, быстро дописал другой ручкой: «Марина, я тебя люблю».
– Все, готово! – проговорил Сергей и отодвинул бумагу.
Продолжая стоять, адвокат быстро прочитал написанное и, перевернув лист, положил на стол. Несколько раз пройдясь по кабинету, наконец сел на место.
– Что ж, девушке это будет очень приятно. Из тюрьмы такие слова звучат куда дороже! – протянул он, неторопливо сложив бумагу вдвое. На обратной стороне листа ничего не было.
– Будем заканчивать, – резюмировал адвокат. – Завтра я попробую в кассационном порядке обжаловать постановление о вашем аресте. У меня для этого остался один день.
В глазах Сергея загорелась слабая искра надежды.
– Спасибо вам!
– Это не меня надо благодарить, а ваших друзей! – строго, по-деловому ответил адвокат и нажал на кнопку звонка. – До свидания.
Глава 28
Идя по длинным тюремным коридорам, Волошин обдумывал каждое слово, сказанное адвокатом. Значит, он был прав: его подставили. Это знал уже не только адвокат, но и следователь. Сергей облегченно вздохнул. Если с него снимут обвинение, будет сделана половина дела. Будучи на свободе, он сможет скорее выйти на след убийцы. Жаль только, что Корней так невовремя заболел. Он всегда был особенно импульсивным, а теперь – убийство Ермакова, его арест. Все это выбило Димку из колеи. А им сейчас как никогда надо держаться вместе.
– Стоять, лицом к стене! – крикнул конвойный, остановив Волошина у знакомой двери.
Впившись глазами в ненавистную потрескавшуюся стенку тюремного коридора, Сергей терпеливо ждал, пока откроется дверь камеры. Снова, тихо рыча, возле него остановилась овчарка. Грозный оскал клыков, шерсть, поднятая на загривке. Смотреть в ее сторону было и противно, и страшно.
– Пшел! – почти не раскрывая рта, выдавил конвойный и втолкнул его в камеру.
К счастью, на его появление никто не отреагировал. Быстро забравшись на нары, Волошин устало закрыл глаза. В голове кружилось, в желудке неприятно урчало.
Неожиданно дверь загремела, отворив маленькое окошко, названное кормушкой. С радостными лицами, вооружившись железными мисками, зеки выстроились вокруг двери. Постепенно по камере разошелся не самый приятный, но все-таки запах пищи. Внутри Волошина все сжалось. Изо всех сил он старался отогнать мысль о еде. Но это у него не очень получалось.
Неожиданно кто-то толкнул его в плечо.
– Иди, Чемпион, пожри немного! А то так недолго и копыта откинуть! – глядя на Волошина, предложил незнакомый мужик.
Сергей внимательно посмотрел на своего опекуна. Казалось, он видел его впервые. Лет тридцати пяти, невысокого роста, выбритый «под ноль», с тяжелой квадратной челюстью и носом, похожим на флюгер, тот имел на удивление красивые зеленые глаза с длинными черными ресницами. Держа в руке миску, полную какой-то темной бурды, он лукаво смотрел на Волошина и улыбался.
– Спасибо, я не хочу, – сжав кулаки, вежливо ответил Сергей. Тело напряглось, приготовившись в любую минуту отразить удар.
Но тот не отступал.
– Оставь его, Художник! – заступился за Волошина пожилой мужчина, проходящий мимо. – Тяжело человеку, впервые на зону попал. Осмотреться ему надо, привыкнуть.
Немного подумав, Волошин поднялся и спрыгнул на пол. Взяв миску, обреченно пошел к двери. Очереди больше не было.
– Пожалуйста, – проговорил Сергей, протянув через окошко миску.
– А ты кто такой? Что-то мне твоя рожа незнакома. Как фамилия? – снисходительно и требовательно спросил худощавый мужик, которого все называли «баландером».
– Волошин, – коротко ответил Сергей, готовый с радостью нацепить на его физиономию миску, сжатую в руке.
Хитро прищурившись, тот нервно выхватил миску, что-то пробурчал и, щедро наполнив ее каким-то месивом, протянул назад.
Взяв хлеб, Волошин поплелся к столу. Следом за ним загремели засовы закрывающегося окошка. Сергей огляделся по сторонам. Зеки ели кто где: на нарах, за столом, стоя. Не найдя свободного места, Волошин подошел к стене, держа в руках миску, в которой медленно размокал засохший кусок хлеба. Брезгливо поморщившись, Сергей опустился на корточки и, поставив на колени миску, вытащил из кармана ложку.
Не успел он откусить хлеб, как раздался крик, и, подбежав к нему, кто-то с силой ударил его в лицо. От неожиданности Сергей завалился на бок, содержимое миски вылилось на пол. В камере повисла тишина.
Прямо перед ним, тяжело дыша, стоял Токарь.
– Ты чего? – закричал Волошин и, быстро поднявшись, подскочил к нему.
– Чего, говоришь?! – взвился Токарь. Сощурив глаза, пристально смотрел на Волошина. – Ты почему нашу хавку не уважаешь? Ты почему ее фуфлом называешь?! Интеллигент сраный! Век воли не видать, если ты сегодня что-то сожрешь!
– Правильно говоришь! – пробежало по камере. Зеки одобрительно закивали головой.
Сжав кулаки, Волошин не знал, как поступить. Да и не припоминалось, чтобы в присутствии кого-то он раздавал такие эпитеты тюремной пище. Сергей растерянно посмотрел по сторонам. Ввязываться в драку с подручным Гвоздя ему пока не хотелось. Да и Токарь, опустив руки, явно не собирался продолжать борьбу. Постепенно его взгляд стал спокойным и даже игривым.
– Ты зря это сделал, – выдавил Волошин, глядя на Токаря злым, испепеляющим взглядом. – Я такого не говорил! И не дело это – сразу по морде бить. Не по понятиям! Сам же говорил, что в тюрьме они выше любого закона.
– Не учи меня! А то я тебя парашу мыть заставлю! – закричал Токарь и, подойдя вплотную, чуть слышно шепнул на ухо: – Остынь, придурок! Тебя отравить хотели.
Повернувшись к нему спиной, он не спеша пошел к нарам.
По телу Волошина пробежала дрожь, ноги сделались ватными и неуклюжими. Прищурив глаза, Сергей еще раз посмотрел на каждого из сокамерников. Стараясь уловить взгляд, самозабвенно искал врага. Но, увлеченно стуча ложками, на него никто не обращал внимания. Сжав зубы, Сергей поднял миску и медленно поплелся к умывальнику. Зеки продолжали есть. Наверное, подобные «уроки» здесь были обычным, житейским делом.