Семь нот любви - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Марлитт cтр.№ 30

В эту минуту в комнату вошла мисс Мертенс. Она закончила все дела и зашла за подругой, чтобы вместе пойти на гору. Елизавета легко вздохнула и пошла ей навстречу, между тем как фон Вальде, отойдя от окна, несколько раз прошелся взад и вперед. Когда он опять приблизился, мисс Мертенс низко поклонилась и направилась к нему. Она сказала, что уже несколько раз приходила к нему сегодня, но все не заставала его и что она очень рада поблагодарить его за доброту и заботу.

Он движением руки остановил поток благодарностей и пожелал ей счастья в супружестве.

Он говорил сдержанно, спокойно. Как бы по волшебству, весь вид его преобразился, и он снова был окружен сиянием величия и неприступности, так что Елизавета, глядя на него, недоумевала, как у нее могла явиться смелость делать замечания насчет вежливости этому человеку. Его глаза, так недавно горевшие страстью, теперь серьезно смотрели на мисс Мертенс, низкий голос сделался мягким и обаятельным; нельзя было и предположить, что несколько минут тому назад он резко и язвительно насмехался и в каждом его слове слышалось раздражение и желание уколоть и отомстить.

Фон Вальде был сегодня озлоблен на своего кузена, как это заметила Елизавета. Но чем же была виновата она, что этот ненавистный человек попался ему на глаза?

Разве она не была достаточно оскорблена назойливостью Гольфельда? За что же она должна была сделаться жертвою гнева, который по справедливости заслуживала только одна Елена?

Она почувствовала острую боль при одном воспоминании о том, с какой нежностью и всепрощением фон Вальде поднял на руки свою сестру. Ни одним взглядом не упрекнул он ее за посещение Гольфельда… Она же, бедная учительница музыки, по необходимости переносившая его присутствие, сделалась громоотводом для хозяйского неудовольствия. Или, может быть, он видел, как Гольфельд бросил ей на книгу розу, и его аристократическая гордость оскорбилась тем, что его высокородный кузен ухаживает за простой незнатной девушкой?

Эта мысль, подобно молнии, озарила Елизавету.

Да, это наверняка так, иначе чем же объяснить его поведение? Он требовал, чтобы она растоптала цветок и, таким образом, уничтожила бы доказательство того, что фон Гольфельд был способен хотя бы на минуту забыть о своем высоком происхождении.

Вот почему он заговорил с нею таким грубым высокомерным тоном, таким он, по всей вероятности, обращался только к провинившимся перед ним людям. И по этой же причине он хотел знать, какое впечатление произвело на нее внезапное появление Гольфельда.

В эту минуту она охотно подошла бы к фон Вальде и откровенно объяснила, как ей противен его высокородный кузен и что она нисколько не чувствует себя польщенной его вниманием, а напротив – считает его оскорблением для себя.

Но теперь уже поздно. Фон Вальде так спокойно и любезно разговаривает с мисс Мертенс о предстоящей поездке Рейнгарда в Англию, что казалось бы смешным возобновлять прежний неприятный разговор. К тому же он не удостаивал ее больше ни одним взглядом, несмотря на то, что она стояла рядом с мисс Мертенс.

– Я думаю сам поехать с ним в Англию, – заключил он. – Рейнгард возвратится сюда с вашей матушкой, а я намерен поручить его надзору Линдгоф, сам же проведу зиму в Лондоне. Весной отправлюсь в Шотландию…

– И целые длинные годы не вернетесь сюда? – прервала его мисс Мертенс с испугом и огорчением. – Неужели Тюринген не имеет для вас никакой притягательной силы?

– Напротив, но я страдаю здесь, а вам, думаю, известно, что смелая операция иногда быстро и успешно излечивает рану, между тем как при медленном и нерешительном лечении она может сделаться опасной. Я полагаю, что шотландский воздух будет очень полезен для меня.

Последним словам он постарался придать шутливый тон, но глубокая морщина на лбу обозначалась все резче и позволяла Елизавете сомневаться в его веселом настроении.

Он поклонился англичанке, затем медленно пошел по дорожке и вскоре исчез за клумбами.

– Вот тебе раз! – печально произнесла англичанка. – Вместо того чтобы, как я надеялась, привезти к нам в Линдгоф молодую хозяйку, он опять отправится скитаться и будет пропадать годами. Впрочем, если принять во внимание здешние условия, это вполне понятно. Баронессу фон Лессен он терпеть не может, а между тем постоянно вынужден видеть ее у себя ввиду заявления Елены о том, что она только в обществе баронессы забывает всю безотрадность своего существования. К своему кузену он также не питает симпатии, ну, да, по моему мнению, фон Гольфельд – ужасный человек, и я хорошо понимаю переживания брата за Елену, которая отдала тому свое сердце.

– Значит, вам тоже известно это? – спросила Елизавета.

– Ах, деточка, это давно знают все. Елена любит Гольфельда так глубоко и с таким самопожертвованием, как только может любить женщина, но это чувство, которым она только и живет, причинит ей когда-нибудь жесточайшее разочарование. Господин фон Вальде видит это, но не хочет открывать сестре глаза, чтобы не причинить ей смертельной боли.

После этого разговора Елизавета и мисс Мертенс вышли из особняка и стали подниматься по дороге в гору, где вскоре встретили Рейнгарда, возвращавшегося из деревни. Англичанка передала ему слова фон Вальде относительно путешествия в Англию.

– Он мне еще ничего не говорил об этом, – ответил Рейнгард, – но вид у него был такой, словно он хочет уехать из Линдгофа хоть сейчас. Еще бы: хозяин дома, а должен изображать пятую спицу в колеснице! Если бы я был на его месте, то показал бы им. Кажется, слава богу, господин Гольфельд уехал на несколько дней в Оденбург. Управляющий привез известие, что его ключница внезапно ушла с места. Да ни одна и не останется – он слишком скуп.

Все дошли до замка. Гостья была встречена с радостью и распростертыми объятиями. Ферберы приложили все усилия, чтобы ей было у них уютно. Все было прибрано, повсюду лежали салфетки, на письменном столе тикали часы, на окне красовались цветы.

Пока мисс Мертенс раскладывала свои вещи, Елизавета занялась приготовлением чая. Тем временем подошел и дядя с Гектором и трубкой, Рейнгард тоже остался, так что собралось целое общество. Лесничий был в очень хорошем настроении, Елизавета сидела около него. Она прилагала все усилия, чтобы отвечать на его шутки, но ей это плохо удавалось. Дядя очень быстро заметил это и воскликнул:

– Эге, Эльза, да что с тобою? Тут что-то неладно! – Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза. – Ну, конечно, глаза совсем не такие. Ну надо же, что означает это печальное лицо монашенки?

Елизавета покраснела до корней волос, постаралась отделаться шуткой и села за рояль, за которым дядя никогда не трогал ее.

Как благотворно подействовало на ее сжимавшееся сердце то, что она могла излиться в мощных аккордах! Оно говорило теперь сильным, могучим голосом. С души девушки как бы спала пелена, окутывавшая ее до сих пор, она с радостью и бесконечной мукой поняла, что любит…

Сколько времени она играла, Елизавета не знала. Но пришла в себя только тогда, когда из дверей на бюст Бетховена упала яркая полоса света. Мать зажгла большую лампу, и дочь увидела, что дядя сидит возле нее на окне. Он, вероятно, подошел совсем тихо.