И всё равно люби - читать онлайн книгу. Автор: Кэрри Браун cтр.№ 36

– Мы ищем подходящее место, Рут, – говорил он. – Надо найти подходящее место.

В тот вечер, когда солнце начало клониться к закату, после ужина – тушеные бобы и хот-доги, заодно купили и еще кое-какой еды впрок, – Рут и ее отец пошли вслед за всеми в дюны. От ветра трава стелилась совсем низко. Они карабкались вверх по тропинке, и шум океана становился все громче, ближе, чем вчера. Когда они поднялись наверх, Рут увидела, что начался прилив и поднялся ветер. Огромные низкие облака, освещенные закатным солнцем и потому казавшиеся темными, будто товарные вагоны, плыли низко вдоль горизонта.

Отец бросил куртку на землю, чтобы Рут могла сесть. Рут смутилась, что у них нет настоящей подстилки. Вокруг них пожилые пары расставили складные алюминиевые стульчики, семьи с маленькими детьми раскинули пестрые лоскутные покрывала. Ей казалось, что все то и дело смотрят на них, видят, что они чужие. Рут оглядела пляж: интересно, узнает она того мальчика на велосипеде, если снова встретит его?

Впрочем, скоро спустилась темнота, и лиц было не разобрать.

Ракеты, вылетавшие из какой-то далекой точки на берегу, с тонким свистом проносились над их головами и огнями распускались в ночном небе. Чернильную тьму рассекали снопы искр.

Вокруг них все веселились, хлопали в ладоши – радостно хлопала и Рут.

Ее отец сидел, склонив голову, и, сложив ладони лодочкой, зажигал сигарету за сигаретой.

Под конец фейерверка оркестр заиграл «Знамя, усыпанное звездами», все – и Рут с отцом тоже – встали и запели, ветер и волны уносили звучащие ноты. Обратно они шли по теплым улицам, обтекаемые расслабленной толпой, тоже потянувшейся с пляжа домой. Некоторые мужчины по случаю праздника были в военной форме. Рут не знала, стыдился ли отец того, что ему не пришлось воевать, или же, наоборот, радовался этому. Он нес куртку, нацепив ее на палец и закинув за плечо, и не смотрел по сторонам, лишь изредка кивал кому-то.

Если не считать толчеи с фейерверком и суматохи с прибоем, улицы были пустынны, воздух под тяжело склонившимися ветвями напоен мягким сладким ароматом. Бархатные лужайки и тенистые террасы благоговейно молчали. Поток возвращавшихся с пляжа постепенно редел, то одна, то другая семья останавливалась у своего крыльца. Отцы, навьюченные одеялами и корзинками для пикника, матери со спящими на руках малышами прощались с соседями, желали им доброй ночи и отделялись от ручейков людей, которые под яркими звездами дальше текли домой.

На углу отец почему-то помедлил.

Рут вопросительно на него оглянулась.

На его лице отразилась тревога, какое-то смутное беспокойство, словно, пока они гуляли, кто-то вздумал сбить их с толку – перетащил дорожные знаки, передвинул кусты и деревья, коварно преобразил фасады и вывески.

Мимо них медленно проехала машина. За ней еще одна.

Отец обернулся и посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. Раздавил башмаком сигарету.

– Да нет, все правильно, – вглядевшись, успокоилась Рут. – Просто проскочили, мимо прошли.

На соседнем крыльце покачивались на широких качелях две тени: мужчина – в подтяжках и галстуке-бабочке и молодая женщина – наверное, его дочь, угадала Рут – что-то было в их лицах неуловимо похожее. Оба повернули головы и глядели, как они с отцом свернули к своему дому и пошли по дорожке.

Отец отпер парадную дверь и распахнул ее перед Рут.

Рут приветливо помахала рукой соседям, наблюдавшим за ними со своего крыльца, и поднырнула под отцовской рукой в дом. Отец тоже кивнул куда-то соседям, вошел в дом и закрыл за собой дверь.

Да, из его кивка соседи поймут, что он заметил, как они за ним наблюдают.

Наутро было воскресенье. Рут проснулась от низкого гудения газонокосилки за окном, и, где-то далеко, звенели колокола. Они с отцом не ходили в церковь, зато кругом, где бы они ни жили, отец всегда аккуратно косил газон. Если он покупал стул и перед сном выносил его на улицу, чтобы выкурить сигарету, то перед тем как лечь спать, обязательно заносил его обратно, запирал дверь и пробовал ее плечом на крепость – надежно ли, не грозит ли им вторжение. Позже она поняла, что такое отцовское поведение – лишь проявление общей его странноватой придирчивости, опасливости людей, которые сами представляют собой опасность для прочих.

Трава на заднем дворе вся пестрела клевером. Накануне, когда они приехали, отец отпер кухонную дверь и шагнул на бетонный пол террасы – покрутил заржавевшую скрипучую ручку маркизы и развернул выгоревшую полосатую ткань в пятнах плесени. Потом спустился вниз, в густую траву, провел по ней блестящим носком ботинка. Рут семенила за ним – отец прошагал к гаражу, распахнул ворота, и на темный пол упал скошенный прямоугольник солнечного света. Тут-то отец и углядел газонокосилку и канистру с бензином, поблизости оказались также лопаты, топор и моток веревки.

Он приподнял тяжелую канистру.

– Ну, этого вполне хватит, – сказал он. – Но в траве наверняка полно клещей.

Рут лежала в новой непривычной кровати и прислушивалась к гудению косилки. Тишину округи больше ничто не нарушало. Должно быть, все соседи ушли в церковь. Так всегда бывало в других городах, в которых им доводилось жить.

На фоне окружавшей их тишины газонокосилка тарахтела особенно вызывающе. И почему отец не догадался заняться этим попозже, не в такой оглушительной тишине. Рут ненавидела воскресные утра. Ей начинало казаться, что они с отцом – брошенные, всеми покинутые – последние люди на земле, что все остальные разъехались кто куда по своим важным делам, только они с отцом, вечные изгои, устроены неправильно. Порой она представляла даже, будто все остальные люди умерли, и они с отцом остались одни в целом мире. Она явственно видела эту картину, хоть и сопротивлялась ей, как могла: дедушки безвольно повисли, обхватив перила у первых ступеней лестницы, дети свернулись калачиками в кроватках, матери согнулись за кухонными столами, на полу гулко опрокинулась набок лейка, и вода течет на ковер…

Рут перевернулась в кровати и выглянула в новое непривычное окно спальни. Утро было хмурым, небо затянуто складками туч. Спустя какое-то время, проголодавшись и захотев пить, она спустилась на кухню. Стены были до половины покрыты бледно-зеленой плиткой, полосочки между ними почернели от жира. Отец приготовил кофе – в собственном кофейнике, одном из немногих предметов, которые он брал с собой при очередном переезде. Рут стояла босиком у плиты, жевала кусок хлеба с маслом и грела молоко в кастрюльке.

Газонокосилка на заднем дворе вдруг издала несколько громких хлопков и резко стихла.

Рут продолжала помешивать молоко. Еще минута, и с легким шипением вздулась белая воздушная пенка.

Газонокосилки по-прежнему не было слышно. Но и отец в дом пока не возвратился.

Рут налила в чашку горячего молока и добавила кофе, пока не получился цвет, который ей нравился. Взяв чашку и книжку – она перечитывала «Алису в Стране чудес», – прошла через душные комнаты и вышла на крыльцо, толкнув бедром дверь.