Инес души моей - читать онлайн книгу. Автор: Исабель Альенде cтр.№ 24

К тому времени волна братоубийственного насилия, разделившая испанцев на два лагеря в последние месяцы жизни Диего де Альмагро, улеглась. Жизнь в Куско налаживалась потихоньку и осторожными шажочками, потому что накопившаяся злость еще не полностью вышла и людские души вспыхивали от одной искры. Солдаты еще не успокоились после безжалостной гражданской войны, страна обеднела, везде царил хаос, и индейцев сгоняли на тяжелые работы.

Наш император Карл V в своих указах предписывал обращаться с местными жителями уважительно, любовью и добрыми делами нести им свет веры Христовой и нашей культуры, но в реальности все было иначе. Король, никогда не бывавший в Новом Свете, диктовал прекраснодушные законы в полутьме залов старинных дворцов, на расстоянии тысяч лиг от народов, которыми думал управлять, не принимая во внимание извечную людскую алчность. Очень немногие испанцы соблюдали предписания короля, а уж губернатор Франсиско Писарро — меньше всех. Даже у самых бедных испанцев тут были в услужении индейцы, а у богатых землевладельцев их были сотни, ведь и земля, и рудники не стоили ни гроша без тех, кто на них работал. Рабов принуждали подчиняться надсмотрщики с кнутами в руках, и некоторые индейцы такой печальной судьбе предпочитали убить свои семьи, а потом совершить самоубийство.

Из разговоров с солдатами мне удалось выудить разрозненные кусочки истории Хуана, и, сложив их в единую картину, я уверилась в его смерти.

Когда у моего супруга иссякли силы искать Эльдорадо в жарких джунглях севера, он прибыл в Перу и вступил в армию Франсиско Писарро. Хотя у Хуана призвания к военному делу не было, выживать в стычках с индейцами ему удавалось. Иногда ему перепадало немного золота — благо в этих краях оно в изобилии, — но он постоянно все проигрывал в карты. Он был должен денег нескольким своим товарищам и значительную сумму — Эрнандо Писарро, брату губернатора. Этот долг превратил моего мужа в его лакея, и по его поручению Хуану приходилось участвовать во многих темных делах.

В битве при Лас-Салинасе мой муж сражался на стороне победителей. Тогда на его долю выпало исполнить странную миссию, ставшую последней в его жизни. Эрнандо Писарро приказал ему поменяться с ним костюмами. Хуан облачился в оранжевый бархатный костюм, изящные доспехи, серебряный шлем с забралом, украшенный белым плюмажем, и узорчатый плащ, отличавшие его покровителя, который затерялся среди пехотинцев, одевшись простым солдатом. Наверное, Эрнандо Писарро выбрал моего мужа из-за роста: Хуан был такой же высокий, как и он. Писарро предполагал, что во время битвы его будут искать враги, как и случилось на самом деле.

Человек в экстравагантном наряде быстро привлек внимание капитанов из войска Альмагро, они пробились к нему, ожесточенно работая шпагами, и убили безвестного Хуана де Малагу, спутав его с братом губернатора. Так Эрнандо Писарро спас свою жизнь, но его имя навсегда было запятнано званием труса. Его прежние военные подвиги в одночасье были перечеркнуты, и ничто уже не могло вернуть ему былой славы. Постыдный трюк был воспринят как плевок в лицо всеми испанцами — и врагами, и друзьями. Такого ему простить не могли.

Поспешно был придуман план защиты этого Писарро от злых языков, но тщетно: рассказ о совершенной им низости шепотом передавался из уст в уста в тавернах и дружеских кружках. Все знали об этом поступке Эрнандо и обсуждали его. Именно поэтому мне удалось выяснить подробности, хотя я так и не узнала, где покоится прах моего мужа. С тех самых пор меня мучает подозрение, что Хуан не был погребен по-христиански и оттого его душа бродит неприкаянная в поисках утешения.

Хуан де Малага следовал за мной весь долгий путь в Чили, был рядом при основании Сантьяго, поддерживал мою руку, когда я рубила головы индейским вождям, и смеялся надо мной, когда я плакала от ярости и любви к Вальдивии. Даже сейчас, сорок лет спустя, он иногда мне является. Правда, теперь меня подводят глаза, и я часто путаю его с другими призраками прошлого.

У меня большой дом в Сантьяго: он вместе со внутренними дворами, конюшней и садом занимает целый квартал; стены тут из необожженного кирпича, очень толстые, потолки — высокие, на дубовых балках. В доме много закутков, где могут затаиться блуждающие души, бесы или Смерть. Она, кстати, вовсе не похожа на пугало в плаще с капюшоном и с пустыми глазницами, как рассказывают священники, чтобы держать нас в страхе. Смерть — высокая женщина, в теле, с пышной грудью, с руками, всегда готовыми к радушным объятиям, — эдакий ангел материнства.

Я теряюсь в этом огромном доме. Уже несколько месяцев, как я совсем не сплю: мне не хватает теплой руки Родриго на животе. По ночам, когда все слуги уходят и остаются только стражники и дежурные горничные, которые не спят на случай, если мне понадобится помощь, я брожу по дому с лампой в руке, осматриваю большие комнаты с беленными известью стенами и голубыми потолками, поправляю картины и цветы в вазах, заглядываю в птичьи клетки. На самом деле я выслеживаю Смерть. Несколько раз я подходила к ней так близко, что ощущала благоухание ее свежевыстиранной одежды, но она игрива и ловка — мне не прикоснуться к ней, она всегда ускользает и прячется в толпе духов, обитающих в доме. Среди этих духов и бедняга Хуан, который последовал за мной на край света, бренча своими непогребенными костями и шелестя лохмотьями окровавленной парчи.

В Куско всякие следы моего первого мужа затерялись. Его тело, облаченное в пышный наряд Эрнандо Писарро, явно было первым, которое солдаты-победители унесли с поля боя, до того как индейцы сошли с гор и набросились на останки павших. Без сомнения, они удивились, увидев, что в доспехи и серебряный шлем был одет не их командир, а какой-то неизвестный солдат, и, я полагаю, они неохотно повиновались приказу скрыть произошедшее, потому что трусость — последнее, что готов простить испанец. Но все же приказ был выполнен так хорошо, что все следы пребывания Хуана в этом мире были полностью стерты.

Когда стало известно о том, что вдова Хуана де Малаги расспрашивает о нем, со мной захотел познакомиться сам губернатор, маркиз Франсиско Писарро. Для него был построен дворец в Сьюдад-де-лос-Рейес, откуда он, окруженный роскошью, управлял империей коварно и жестко. Но в тот момент губернатор находился с визитом в Куско. Он принял меня в зале, украшенной перуанскими коврами из прекрасной шерсти и резной мебелью. Столешница большого стола в центре, спинки стульев, бокалы, канделябры и плевательницы были из чистого серебра: в Перу серебра было больше, чем железа. Несколько вельмож, мрачные как стервятники, сбившись стайками по углам, перешептывались и с важным видом шелестели какими-то бумагами. На Писарро был облегающий дублет черного бархата с прорезями на рукавах, белое жабо, толстая золотая цепь на шее, туфли с золотыми же пряжками и накидка из куньего меха на плечах. Это был мужчина шестидесяти с лишком лет, надменный, с зеленоватой кожей, седоватой бородой, глубоко посаженными, смотревшими подозрительным взглядом глазами и неприятным фальцетом.

Писарро в кратких словах выразил соболезнования по поводу кончины моего мужа, не упоминая даже его имени, и тут же, сделав неожиданный жест, протянул мне кошель с деньгами, чтобы я не бедствовала, «пока не представится возможность отправиться обратно в Испанию» — так он выразился. В это самое мгновение я, повинуясь внезапному порыву, приняла решение, о котором за всю жизнь ни разу не пожалела.